Истории без определенного места жительства
Когда я учился на последних курсах медицинского университета, в нашем городе открылось специализированное учреждение для оказания помощи лицам без определенного места жительства, а проще говоря БОМЖам. Там они могли переночевать, пройти медосмотр и получить элементарную медицинскую помощь, одеться в то, что оставляли сердобольные граждане, подкормиться, оформить потерянные документы, найти работу.
Один из наших преподавателей устроился туда на подработку и в один прекрасный момент решил, что будущим врачам будет полезно посмотреть на некоторые случаи запущенных педикулезов и сифилисов. Я понятия не имею, как он протащил эту свою идею через деканат, но однажды отнюдь не солнечным утром наша группа оказалась в обшарпанном казённом здании на окраине города. В окружении десятков БОМЖей.
К нашему удивлению среди них оказалось много людей с высшим образованием, вежливых, интеллигентных. Были, конечно, и бывшие зеки, и наркоманы с многолетним стажем, сумасшедшие. Но рассказать хочется не про них.
Оказалось, БОМЖом стать легче легкого. Достаточно оступиться в жизни, покатиться по наклонной, и тогда не спасет ни образование, ни хорошая работа, ни семья. А подняться обратно будет гораздо труднее.
Разговаривали с нами охотно. Перебивая друг друга, старались излить душу. Зачем? Не знаю. Может хотели, что бы их пожалели, выслушали. Денег-то у нас, бедных студентов точно не допросишься.
Я тогда ещё не планировал писать рассказы о жизни, творил в основном фантастику, поэтому набросал вкратце истории некоторых собеседников. Вчера вот выкопал свои старые тетради, почесал в затылке, напрягая память. Вспомнил мало. Жалко. Истории были интересные.
Ну, что осталось, то осталось. За правдивость историй не ручаюсь, встречались мне и внуки Брежнева, и внебрачные дети Пугачёвой и даже целый американский шпион, благоухающий элитными сортами «Боярышника». Пусть это будут «Байки из подвала». Фамилии участников изменены. Мало ли, может они действительно чьи-то внебрачные дети. Опасное дело нынче в Интернетах писать.
Семёнов
Бомж Семенов работал инженером на одном из заводов нашей республики. Любил жену, двух сыновей, но больше своей семьи Семенов любил выпить. Выпивал он культурно, в компании таких же ИТРов, под хорошую закуску. Сначала по пятницам, потом два раза в неделю, потом через день. В один прекрасный момент Семенов принял на рабочем месте, никто этого не заметил и Семенов понял, что душу отводить можно и на работе. Это продолжалось недолго. По вине Семенова на заводе произошла какая-то авария. Пострадали двое рабочих. А так как инженер в этот момент находился в состоянии алкогольного опьянения – на него завели уголовное дело. Семенов отсидел три года из пяти и вышел по амнистии. Жена от него ушла, дети смотрели, как на чужого. Семенов устроился дворником, уселся на колченогий табурет в опустевшей квартире и начал пить.
К нему в квартиру ходили разные люди, какие-то темные личности хранили в его ванной сомнительные сумки и пакеты. Когда уходили «друзья», они частенько прихватывали с собой вещи Семенова. За неуплату в квартире отключили газ, свет, воду. А в один прекрасный день Семенов узнал, что квартира уже не его. Те самые темные личности подсунули ему на подпись бумаги. Семенов был в тот момент весел и пьян, поэтому все подписал.
Так Семенов оказался на улице.
Он рассказывал нам, какой ужасной была первая ночь. Стояла поздняя осень, шел мелкий противный дождь. Он перелез ограду детского сада и спрятался на веранде, под крышей, где и продрожал до утра.
К тому дню, когда он попал в наше учреждение, Семенов бомжевал пять лет. Пил он мало – денег не хватало. На жизнь смотрел с оптимизмом.
Петров
БОМЖ Петров был идейным бродягой. Сын приличных родителей, получивший высшее образование в одном из престижных ВУЗов страны. Гордо рассказывал, как приходил на комсомольские собрания с иностранным значком, приколотым с внутренней стороны пиджака. Крутился в музыкальной тусовке, пил портвейн и вермут из одной бутылки с Шевчуком и Макаревичем (помним про внебрачных детей Пугачёвой, верно?). В определённый момент вдохновение покинуло его. Портвейн опротивел. А тут рядом оказался приятель с самокруткой. Глаза у приятеля странно поблёскивали, и был он весел и радовался жизни. Петров попросил у него затянуться. Потом купил пакетик чудодейственной травы. Потом ещё один, ещё. Приятель попросил придержать дома пакет побольше, обещал за хранение много денег. Деньги Петрову были нужны. Трава, в отличие от портвейна, изрядно опустошала карман. Приятель пришёл и ушёл, оставив крупную сумму.
— Лёгкие деньги, — обрадовался Петров. Жизнь налаживалась.
Где-то на пятом-шестом пакете его повязали доблестные стражи милиции.
Мама в собольей шубке громко рыдала на суде, папа приложил все усилия, чтоб скостить сыну срок, но уже надвигалась Беловежская пуща, власти у папы становилось всё меньше. Получил Петров столько, что вышел уже в конце девяностых. К этому времени папа умер от инфаркта, с мамой тоже приключилась какая-то беда. Приятели большей частью лежали в земле, а те, кто вовремя соскочил, занимали высокие посты и ездили с охраной. Шевчук с Макаревичем на письма не отвечали. Пришлось облюбовать подвал.
В подвале Петров нашёл новых друзей. Снова полюбил портвейн и вермут. Своей жизнью был в принципе доволен. Вот только зубы беспокоили. Застудил зимой все три, ныли теперь по ночам.
Иванова
Бомжиха Иванова – элита нашего заведения. В советское время её отец занимал очень высокий пост, и у девушки было все – поездки за границу, машина с личным шофером, кавалеры из семей партийной элиты. В девяностые их мир обрушился. Отец был то ли слишком честным, то ли слишком неповоротливым – но урвать свой кусок от разваливающейся страны не успел.
Однажды утром домработница в накрахмаленном чепце впервые подала на завтрак Ивановым не бутерброды с чёрной икрой, а какую-то мерзкую варёную колбасу. Это юную девушку так взволновало, что свет померк в её очах. Очнулась Иванова через год в психиатрической больнице. Вредные доктора пичкали её лекарствами, мама носила передачи. Папа улетел в неизвестном направлении искать новую машину с личным шофёром. Видимо нашёл, потому что так и не вернулся.
Пока мама была жива, Иванова ещё держалась. Потом от волнений со старушкой случился инсульт, и дочь элитных родителей осталась одна. На панель сумасшедшую не взяли, с элитной квартирой случился какой-то казус, пришлось облюбовать коллектор.
— Я была такая красивая, воздушная. Я ведь и сейчас ещё ничего? – Иванова улыбается щербатым ртом и подмигивает мне.
Что им тут в компот подмешивают? Чего они все такие довольные?
Валя и Семён
Валя и Семен – влюбленная парочка. Оба беззубые, с обмороженными лицами, похожие, как разнополые близнецы. Нашли друг друга где-то полгода назад. Точно не помнят, говорят, зимой было, а календарь им ни к чему.
Валя шла по улице, лениво приставая к встречным мужчинам с недвусмысленными предложениями. Мужчины шарахались и старались откупиться от подарка деньгами. Беспроигрышный вариант. Валя настреляла уже на поесть-выпить, а тут навстречу Семён.
— Серьёзный такой, — гордо хвалится кавалером Валя. — Телогрейка новая, кроссовки фирменные. В руке стаканчик с кофе. Подходит ко мне и говорит: «Не желаете ли отхлебнуть, мадам?» Вот этой галантностью он меня и сразил.
Семён кивает головой, подтверждая слова подруги. Смотрят друг на друга с нежностью. А меня в прошлом месяце девушка бросила. Завидую им чего-то.
Петрович
Петрович понаехал. Жил далеко, в райцентре, в другой области. Имел свой дом сельского типа, пенсию по инвалидности. Увлекался живностью. А именно – достал откуда-то старую тележку, посадил на неё парочку котов, собаку, привязал за лапки несколько голубей. И катал эту тележку по центральной улице своего городка. В городке Петровича знали, поэтому не трогали.
Так и дожил бы Петрович до визита костлявой, но позвала его дорога приключений. Погрузил он своих голубей и котов вместе с тележкой на электричку и поехал в столицу. По дороге на него наехали контролёры, но контролёров покусала собака, и они отстали.
Вечером Петрович сошёл с электрички на столичном вокзале и привычно отправился по центральной улице со своей тележкой. В этом городе его никто не знал, поэтому приняли быстро. Пока суть да дело, кто-то из вредности, а может по другим причинам, дом Петровича в родном городе спалил. Ехать ему стало некуда, и любитель животных решил влиться в ряды столичных бездомных. Прямо вместе с тележкой и голубями.
Романов
БОМЖ Романов – поэт. В свое время окончил филологический факультет престижнейшего в стране ВУЗа. Единственный пациент, которого я знал до того, как встретил в заведении на окраине. Уж слишком заметная личность даже для столицы.
Романов гуляет по улицам, вылавливает молодые парочки и читает им стихи собственного сочинения, осыпает девушек комплиментами. Нередко ему прилетает от кавалеров девушек, но чаще всего перепадает небольшая сумма, чтоб отстал. Я на первом курсе учился, повёл в сентябре свою стартовую университетскую любовь прогуляться. Иду, пудрю девушке «брейн». А тут Романов навстречу.
— Молодые люди, вы такая красивая пара! Можно я вам стихи почитаю?
И почесал пятистопным ямбом что-то про облака и сердца влюблённых. Еле сбежали.
В заведении Романов меня не узнал, ну и хорошо. Зато каждой из моих одногруппниц посвятил по индивидуальному стихотворению.
Поэзия была высокая.
— Твои глаза, горят, как каша
— Я так люблю тебя, Наташа.
Или
— Лишь для тебя моё сердце открыто
— Я твой мастер – ты моя Маргарита
Как девчонки устояли перед таким напором – я удивляюсь.
Короче, практика вышла интереснейшая. Не сколько в сифилитическо-педикулёзном плане, сколько в психологическом. Может на это наш преподаватель и рассчитывал?
Был в этом опыте только один существенный минус. В течение полугода со мной вежливо здоровались все БОМЖи в центре города. Очень, знаете ли, стеснительно, когда в переполненном переходе метро, к тебе со спины подходит ароматный товарищ, хлопает по плечу и ласково спрашивает:
— Ну как оценки, студент?
И окружающие от вас начинают тихонько отодвигаться.
Я написал тут про семерых, а ещё были десятки безликих, одинаково пропитых, одинаково беззубых. Им не хватило места в моем рассказе. Большинство из них сами виноваты в том, что живут сейчас на улице. Почти каждый рассказывает жалобную историю, часто выдуманную.
Что я вынес из своей практики? Подтвердил для себя устойчивое выражение «От сумы и от тюрьмы не зарекайся!»
© Павел Гушинец
