Баба Нина

Сегодня баба Нина решила умереть.

Четверг — самый подходящий для этого день. Её отец всегда говорил, что в четверг можно начинать самые важные дела своей жизни.

Переход в мир иной — разные это не важное дело?

Баба Нина, прибрав жиденькие волосы под цветастый платочек, легонько позавтракала вчерашней пшённой кашей с молоком и приступила к домашним делам — негоже оставлять после себя беспорядок.

Подоила и покормила козу Нюру. Нюрка вредничала — так и норовила боднуть хозяйку.

— Ишь раскапризничалась! Тихо, тихо, милая, — баба Нина погладила строптивицу. — Не волнуйся, не брошу. Почтальонша заберёт тебя себе. Ты уж не серчай, но так надо. Да, и не подведи меня, не позорь перед новой хозяйкой. Молочко давай исправно и не жри, дура балахманная, всё подряд. А то снова к ветеринару попадёшь.

Коза Нюра притихла, будто прислушивалась, лишь изредка поддакивая еле слышным «мэээ».

-Ну вот и умница, — баба Нина прижала к себе рогатую красавицу.

— Мяууу, — послышалось из-за крыжовенного куста.

— А кто бы сомневался, — усмехнулась старушка. — Ты, Федька, акурат к завтраку завсегда поспеваешь.

Худющий , местами облезлый кот грязно-графитового оттенка в две секунды оказался около ведра с парным молочком и тут же включил остатки некогда знатного обаяния.

Федька терся о ноги бабы Нины, намурлыкивая извечную мелодию: «Дайте, подайте, два дня не евши».

Кот оказался у бабы Нины по воле судьбы- жестокой, кошачьей судьбы. Шесть лет уж как приятельствует со старушкой.

Изначально то он не Федькой был, а Филом. Таким себе роскошным, породистым котом со сволочным характером, которого привезла с собой из города парочка влюблённых, квартировавших два летних месяца в соседнем доме.

Жили ярко, шумно, с ночными гулянками да утренними драками.

Фил, сволочь такая, повадился к бабье Нине прибегать. Спасался от слишком активных хозяев. В хату заскочит, на кровать запрыгнет, на чистом покрывале развалится и дрыхнет.

Старушка гнала наглую морду, но тот пока не выспится и не думал отправляться восвояси.

Граф, одним словом.

Фил, видать, предвидел расклад собственного жития-бытия.

Поигрались с ним его хозяева два месяца, а потом оставили котофея за ненадобностью на произвол судьбы.

Тут-то коту и пригодилось знакомство с бабой Ниной.

Пришёл голодный, холодный, с поникшей головой. Как же он жаловался на судьбинушку свою горемычную.

Разжалобил таки старушку — приняла кота. Только имя ненашенское Фил — тьфу, и придумают же такое! — сменила на понятное — Федька.

Кот не противился — Федька так Федька. Харчам деревенским тоже не сопротивлялся, трескал борщ и кашу за обе щеки. А молочко Нюркино так, вообще, полюбил до умопомрачения.

Сначала котяра разъелся, стал на колобка похож. Но вскорости пора любви пришла, и Федька ударился в разврат.

Эх, как его скрутило! Оказался он котячим Дон Жуаном. Ни одной кошки не пропускал. По ночам котофей во всё горло радовал местных пушистых красавиц изысканными руладами со всеми вытекающими последствиями.

— Вот падлюка, — сердилась баба Нина на питомца, ворочаясь в кровати.

Бурная страсть до добра Федьку не довела. Вскорости от шикарного колобка осталась жалкая половина, а некогда роскошная графитовая шубка значительно поредела.

В общем, Федька стал похож на графа, который был вынужден вести деревенский образ жизни.

-Иди сюда, падлюка такая, — бубнила баба Нина, наполнив миску кота свежим молочком. — Оголодал поди. Ля на него, поистрепался весь.

Федьку дважды приглашать не приходилось. С завидным аппетитом он приступил к сельскому завтраку. Налакавшись вдоволь, кот развалился на грядке под кустиками мелиссы, подставив набитое пузо под лучи сентябрьского солнышка.

Управившись с козой, баба Нина собрала падалицы — ох и много яблок уродилось в этом году. Затем неспешно сгребла граблями огромную кучу листьев, осыпавшихся со старой липы. Видать, заболела старушка липа, осыпается раньше времени.

Долго трудилась баба — к старости совсем медлительной стала. То и дело останавливалась дыхание перевести, а заодно и вспомнить моменты пролетевшей жизни.

Быстротечна река времени.

Нет, пожилая женщина не боялась. Она хорошо подготовилась к смерти, всей своей сущностью ощущая, что пришла пора уйти.
Всему своё время. Всем свой час. Свой час она израсходовала.

Отобедала баба Нина супом с фасолькой. Закусила размоченными в чае баранками.

Сентябрь красавец в этом году кокетничал вовсю — то нежным солнышком зальётся, то зашуршит ветром, а то, гляди, дождиком рассиропится.

Сегодня у сентября выдалось романтичное настроение. Нашептывал слова любви легким ветерком.

Баба Нина притомилась. Присела на скамейку около хаты, залюбовалась поздним цветением алой розы.

Задумалась- хорошо, что в такой погожий день смерть к ней придёт. А то, что эта дама к ней сегодня пожалует, баба Нина не сомневалась. Улыбнулась почти беззубым ртом. Пришло ее время.

Итак, восемьдесят два годочка по земле топталась. Взглянула на солнце, глаза тут же заслезились. Непрошеные слёзы, путаясь в морщинах, покатились по щекам.

Баба вздохнула — уютно умирать ясным четвергом.

Солнечные лучики пригрели старые косточки. Старушка и не заметила как задремала.

-Баб Нин! Вставай , а то всю жизнь проспишь! — послышался хрипатый мужской голос.

Старушка встрепенулась.

— Чтоб тебя, — беззлобно буркнула она. — Я своё уже пожила, а ты, Ваня, точно свою жизнь пропьёшь. Гляди на него — каждый день навеселе. Уйдёт от тебя Галинка. Потом будешь пузыри из носа пускать.

— Баб Нин, дай десятку до получки. А? — Ваня прижался красной мордой к покошённому забору .

— Не дам, — отрезала баба Нина. — Хороший ведь мужик. Рукастый, толковый, а пьёшь, словно пьянь подзаборная. Не дам. Галину пожалей, ирод! На сносях ведь.

— Я её люблю больше жизни, — Ваня прижал руку к сердцу, видать демонстрируя силу своих чувств.

— Топай домой. Некогда мне твои бредни пьяные слушать. Занята я.

— А чем ты занята? — с неким вызовом поинтересовался мужик. — А?

— Помирать собралась. Приготовиться надо, а ты мне баки забиваешь дурьнёй свой. Иди домой. Проспись. Завтра приходи, пригодишься.

— Не приду, — подбоченясь, с вазовом произнёс мужик и потопал восвояси, бурча напоследок, — как помочь — так быстренько Ваню зовут, а как десяточкой прошу поделиться — так шиш!

Вдруг остановился, неуверенно развернулся на пьяных ногах в сторону собеседницы, скрутил дулю и тыкнул ею в бабу Нину.

— Вот тебе помощь! Обиделся я, баб Нин! Так и знай!

— Иди уже, профессор картофельных очисток. Иди, и бувай здоров, — вздохнула баба Нина и заволновалась — уже и сумерки подоспели, а она не приготовились как следует.

Сладко дремлющий на скамейке рядом с хозяйкой Федька, тихонько мяукнул, мол, пора к ужину готовиться.

-Отсыпаешься, лежебока? — усмехнулась старушка, потирая затёкшие коленки. — Скоро на свиданку побежишь. Беги, беги, милый.

Кот с удовольствием потянулся и снова едва слышно подал голос — не то соглашаясь со словами хозяйки, не то опровергая их.

Баба Нина со скрипом поднялась со скамейки и, едва переставляя постаревшие ноги, почапала в домик- пора к смерти готовиться.

-И я когда-то по свиданкам бегала, — уходя, она, взглянула на кота . — Всему своё время.

Федька хозяйку вниманием не одарил. Он без особого энтузиазма марафет наводил. К вечернему рандеву с местными кошечками готовился.

Баба Нина, неспешно шагая по садовой дорожке, вспомнила, что не полила грядки — вон, мята и шалфей совсем завяли. А яблоня снова яблок нароняла в траву. Собрать бы…

Но не стала собирать яблоневые плоды. Вздохнула и прошла мимо. Не для кого. А ведь раньше каждое яблочно бережно подбирала, чистила и варенье варила . Ароматное получалось. Вкусное, янтарное, будто с солнцем. Любили его…

В хате пахло фасолевым супом и … старостью. Тикали настенные часики.

Пытаясь выбраться наружу, в окно билась запоздалая муха. Хозяйка дома со вчерашнего дня за ней гонялась.

— Ишь, — подхваченной со стула старенькой кофтой замахнулась на неё баба Нина.

Муха тут же исчезла — то ли обрела вечный покой, то ли ловко спряталась.

Баба Нина не стала запирать дверь. Ещё не хватало, что бы завтра дверь ломали. Утром почтальонша придёт, покличет бабу, ответа не услышит, в дом зайдёт и поймёт что к чему.

Старушка открыла шкаф, и извлекла оттуда свёрток. Развернула, достала вещи и разложила на кровати. Залюбовалась. Хороша батистовая сорочка. Ой, как хороша! Сколько лет прошло, а она как новенькая. Так она и есть новенькая. Ни разу не одёванная.

Это ж сколько она своего часа ждала?

Как жизнь быстротечна. Вроде и не жила, а уже и умирать пришла пора.

Старуха налила в миску воды, умылась, после стянула простенький фартушок, как она говорила, протершийся на карманах байковый халат и надела сорочку.

-Ой, — с усмешкой выдохнула баба Нина, взглянув на себя в помутневшее от времени зеркало. — Усохла баба. Правду говорят — к старости человек в землю врастает.

Сорочка оказалась длинной до пят, дощатый пол прям подметает. А ведь когда-то едва до щиколоток доходила. Да уж, старость, старость…

Баба Нина волосы старательно расчесала и сплела в тоненькую косицу, бусы янтарные на шею нацепила, а плечи покрыла платком почти невесомым. Сама вязала.

Вроде приготовилась.

Тут рядом раздалось настырное мяуканье.

— Що? Опять жрать? От не нажера ты, Федька! — хмыкнула баба Нина и легонько оттолкнула от себя слишком настырного кота, который чуть не сбил ее с ног. Она и без него в длинной сорочке путалась. — Ты, милый, не обессудь, но сегодня переходи на свои хлеба. Пойди в амбаре мышку излови. Будет тебе сытный ужин.

Федька, не понимая в чем причина отказа в еде, ещё сильней начал тереться о ноги старухи.

— Давай, давай, милый, иди на улицу, — баба Нина подхватила кота на руки и, то и дело наступая на длинные полы сорочки, вытурила бывшего графа на улицу.

Захлопнув дверь за четвероногим, баба Нина резко ощутила тишину.

Настало время уйти. Нет, не из дома уйти, настало то, о чем не говорят.

Пружины протяжно вздохнули, когда старушка укладывалась на такую же древнюю, как и она сама, кровать. Умостилась поудобней, сложила руки на груди и притихла.

Вот она, вечность, впереди. Можно отпустить всё, что не успела сделать, прожить, пережить. Баба Нина ощутила как боль смиренно покидает тело, а кто-то невидимый тихо шепчет на ухо — выходи.

И вот уже рядом с ней сидит её единственный и самый родной. Дмитрий. Муж. С ним она прожила тридцать счастливых лет. И в радости, и в горе были рядом.

Он был её второй половинкой, она его. В народе говорят — жили душа в душу.

Дмитрий своими руками этот домик отстроил, хозяйственный мужик был. Быт наладили, хозяйством обзавелись. По вечерам частенько о детях мечтали.

Но годы шли, а мечты оставались мечтами. Не дал им Бог деток. Стали поговаривать о том, чтобы усыновить ребёночка, но Дмитрий начал болеть. Один инфаркт, второй…

Вскорости умер. Баба Нина тогда от горя почернела вся. Год жила как в тумане. Дом забросила, курочек раздала. Не в радость ей жизнь стала.

И решила она тогда умереть. Купила сорочку батистовую, бусы янтарные.

Неизвестно как бы дальше всё сложилось, если бы в их селе не началось строительство детского дома.

Возвели двухэтажное здание слишком быстро. Через год уже детвору заселяли.

Сразу стало шумно в округе. С утра и до вечера детские голоса, смех, крики.

Баба Нина, которой в ту пору было под шестьдесят, сердилась. Ни днём, ни ночью покоя нет. Она привыкла к тишине и уединению. Даже одичала слегка. С соседями не зналась. Так — здрасьте, до свидания.

Однажды не утерпела и пошла к начальству детского дома ругаться, так мол и так, жития нет от вашей детворы.

Только, вот, не смогла и слова вымолвить, когда пришла на место. Малышня её обступила, за передник дергают, в руки заглядывают.

Нет, в детском доме и вкусной едой пахло, и чисто было, и мебель добротная, но…

— А ты нам яблок принесла? — улыбнулся вихрастый мальчишка лет семи.

— Яблок?! — опешила пожилая женщина, еле сдерживая слезы.

— Яблок. Да, — утвердительно махнула головой девчонка примерно такого де возраста. — Мы видели — у тебя их много на деревьях.

Баба Нина не успела ответить. К ним подошла воспитательница и начала разговор. Только вот посетительница на смогла ничего вразумительного ответить. Она лишь улыбалась детворе и гладила то одну, то другую стриженную макушку.

К вечеру она снова пришла в детский дом. Только в этот раз в одной руке держала огромную соломенную корзину, полную румяных яблочек, а в другой — корзину поменьше с ещё тёплыми ватрушками.

Детвору дважды приглашать не пришлось. Ватрушки в миг разлетелись. Баба Нина с замиранием сердца смотрела с каким аппетитом уплетают её гостинцы мальчишки и девчонки. Только и слышно было довольное чавканье и хруст яблочек.

Смотрела и вновь ощущала себя нужной.

По вечерам пироги пекла, утром в детдом относила. Яблоки собирала и сортировала: лучшие — деткам, червивые и падалицы — на варенье. Уж очень детворе ее янтарное яблочное варенье нравилось.

Зачастую и малышня к ней вместе с воспитателями наведывались. Устраивали трудовой десант — кто яблоки с деревьев обрывал, кто грядки поливал, а кто и просто озорничал. Тогда весь двор наполнялся детским смехом.

А баба Нина еще козу прикупила. Все знают, что козье молоко очень полезное для детей. Потчевала детей молочком, а воспитателей чаем с мелиссой. Нервная эта работа — за детьми присматривать.

Так и жила баба Нина вся в делах и заботах.

Год назад начали поговаривать, что детский дом будут в город переселять, а это здание решили в коровник переделать. Построено оно было наспех, вот и рушилось со всех сторон — то крыша течёт, то водопровод забьётся. Для детей не подходило.

Уже три месяца прошло, как детский до стал необитаем. Тихо стало в селе. Мало того, что само село опустело- молодежь в город уезжала, старики потихоньку уходили, тут ещё и детдом съехал…

… Баба Нина лежала тихо. Смерть ждала. Четверг — самый лучший день для этого. Странно — обычно слышно, как шуршат ветви яблони, а тут тишина. Прям гробовая. Пришло время…

Вдруг баба Нина явственно услыхала как во двор вбегает шум — голоса, спор, а после топот детских ног по деревянному настилу крыльца.

Старуха напряглась, а через секунду испуганно встрепенулась, заметив детскую мордашку, прижатию в упор к оконному стеклу.
— Эй, ты нас угостишь яблоками. — засмеялась мордашка.

Баба Нина боялась шелохнуться — может это сон.

— Бабушка, ты нам дашь яблочек? -послышался второй голосок.

Хозяйка дома неспешно поднялась с кровати и направилась к двери.

— А вы откуда? — еле промолвила она, глядя на ватагу детворы, толпившейся на маленьком крылечке.

— Мы в том доме будем жить, — засмеялась бойкая девочка лет семи, указывая рукой куда-то в сумрачную даль за калиткой. — Наш папочка нам дачу купил.

— У нас, знаешь, какой папа? — засмеялся мальчишка чуть поменьше возрастом. — Самый лучший.

— А мама у нас самая красивая, — добавила старшая девочка.

— А что же вы днём не пришли ? — всё ещё не веря происходящему, спросила баба Нина.

— Так мы только что приехали, — протараторила самая бойкая. — Ну ладно, мы побежали! — добавила девочка и, схватив сестричку с братиком за руки, потянула их с собой к калитке.

Ватага растворилась в темноте сентябрьского вечера. Пару минут баба Нина ещё стояла, глядя вслед убегающему шуму, и куталась в платок. Казалось бы — такая ерунда, можно вернуться и снова тихонько ждать исхода, но сочившийся с огорода запах трав был так насыщенно прекрасен, что баба Нина не удержалась и, подхватив лейку с водой, ещё хранившей солнечное тепло, направилась поливать шалфей и мяту.

Она бережно сорвала соцветие тимьяна и растерла в ладони. Вдохнула и стало снова больно, и вместе с тем радостно и пьяно. И ветер вдруг зашумел и снова зашелестели ветви яблони.

Нет. Сегодня баба Нина не может умереть. И пусть смерть поставит крестик в своём календаре и направляется к тем, у кого нет дел. У бабы Нины есть дела поважней чем умереть, пусть даже в самый подходящий для этого день — четверг.

Путаясь в длинных полах батистовой сорочки, она доплелась до садовой скамейки, присела и просмотрела на небо. Луна золотым блюдом красовалась на скатерти неба.

Баба Нина вдохнула аромат осенней ночи и заторопилась в хату. Завтра с утра надо яблоки — все до одного — собрать и варенье наварить. А лучше повидла. Давненько она не готовила яблочное повидло. А ведь пироги с яблочным повидлом особенно вкусны.

А завтра пятница. Женский день.

Говорят — в женский день все дела у женщин спорятся.

Знатное повидло получится!

Автор: Анжела Бантовская