Отче Наш

— Звони в скорую!!!

Скорая приехала удивительно быстро. Выбегаю встречать, вижу машину скорой у ворот, приостановились, расспрашивая охранника. Отчаянно махаю им руками. Водитель увидев меня, резко газанул, а я разворачиваюсь и бегу к своему подъезду, слыша гул настигающей меня машины.

Поднимаемся в квартиру на лифте, успеваю рассказать, что случилось. Совсем молоденькая блондинка-врач и седоватый фельдшер с озабоченными лицами и точными движениями.

-Нашатырь! Нет реакции !

-Рефлексы, нет реакции!

-В машину!

Закутываем малыша в плед, выбегаем из квартиры, впятером втискиваемся в лифт. Не едет, перегруз. Мысль в голове: «пешком по лестнице!»

Жена соображает сквозь панику отправить маленький лифт. Вскакиваем в грузовой. Выбегаем из подъезда. Быстро заношу малого в машину скорой и кладу на кушетку, он без сознания, жена рядом. Отправляю, а сам бегу за своей машиной. В голове молотки.

Отче Наш...

Мчусь по городу, нарушаю не как раньше: мелко и аккуратно, а крупно, грубо, но по правде, по отчаянию. Мне так нужно было ехать отдельно, хоть минуту отдельно. Со стороны. Чтобы трезвая мысль. Вспоминаю подругу из скорой. Звоню, взяла трубку, объясняю. Мчусь дальше, перезванивает:

-Вас ждут на Слободке, сразу в реанимацию, мимо приёмного покоя!

-Спасибо, Света!

Зал ожидания. В саму реанимацию не пускают даже мам грудничков. Пахнет лекарствами и хлоркой. Коридор скорби и надежд. Небольшое проходное помещение. С одной стороны вход в коридор реанимации, огороженный допотопной железной решеткой с ужасно громыхающей дверью на пружине. С другой стороны выход в галерею, которая ведёт в «легкое» отделение . Зал-коридор с двумя рядами деревянных кресел советского периода у стен, друг на против друга.

Такие кресла стояли в актовых залах и кинотеатрах. Когда в него садишься , весь пятиместный ряд начинает скрипеть и трещать, как возмущённый вахтёр ушедшего времени. Каждый день в одно и то же время уборщица приходит мыть соленый от слез пол, а ждущие покорно встают и выходят в галерею. Здесь нет шуток, нет анекдотов, только иногда улыбка надежды и та со слезами в глазах. Тут Бога вспоминают так же часто, как и в церкви.

Отче Наш, Отче Наш...

Жена сидит и беззвучно рыдает, я мельтешу взад-вперёд. Вздрагиваем каждый раз при открывании двери.

-Доктор, что с ним?!

-Ждите, пока не ясно.

Полтора часа длиннее всей предидущей жизни, кидает в пот, потом в озноб, в голове хаос, адреналин ощущается на вкус в гортани, в комке.

-Нужно на КТ. Папа понесёте?

Предварительный диагноз страшен до подкашивания в ногах. КТ подтвердит или опровергнет. Томограмма в соседнем здании.

Доктор выносит малыша на руках, завернутого в одеяло с головой, вздрагиваю. Открываю лицо и беру на руки, прижимаюсь губами ко лбу, лоб тёплый. Лицо бледно-зелёного оттенка, под глазами круги. Кома...

Несу на вытянутых руках, не забывая смотреть под ноги и аккуратно переступать пороги и ступеньки. Кладу в аппарат и отказываюсь выходить, слежу за дыханием и чуть приоткрытыми родными глазами. Обратно опять на вытянутых руках не чувствуя ни веса ни усталости. Передаю малыша доктору. Рыцарь в белом халате поднимает марлевое забрало, принимает малыша и идёт на своё поле битвы.

Результата ждать час.

-Нет, нельзя ждать!Потороплю!

Сбегаю обратно с этажей в соседнее здание, на диагностику.

-Не надо денег, папа! Доктор уже пишет, подождите 5-10 минут, буквально! Вот тут посидите!

Сажусь на диванчик, хорошо, что я в маске. Глаза предательски подтекают, сердце заполняет всю грудь, в голове паническая карусель. Мне никто не поможет! Нам никто не поможет! Только бы диагноз не подтвердился! Что делать, что делать, что делать?! Мне не нужны ни квартиры, ни машины, ничего из того, что можно купить за деньги. Я не хочу быть ни красивым, ни богатым, я просто хочу быть папой этого мальчика и чтоб у этого мальчика всё было хорошо. Я просто хочу, чтоб он открыл глаза.

Я только хочу увидеть прежнего мальчишку, здорового , весёлого , такого, каким он был «до». У нас ещё столько дел с ним впереди!
Всё что могу сейчас, это читать подряд одну и ту же молитву.

Отче Наш, Отче Наш, Отче Наш...

Выходит медсестра и передаёт пакет со снимками и заключением. Выхватываю бумагу и начинаю бегать глазами по строчками. Не верю своим глазам, перечитываю. Всё чисто, патологий не обнаружено...

Впервые блеснула надежда.

Забегаю, отдаю результат.

-Доктор, как он?!

-Пока без сознания...

Часы ожидания на иголках, на гвоздях, в коридоре скорби и надежд. Заплаканные мамы, изредка папы, говорливый юноша, разбивший машину с пятнадцатилетней невестой, а сам без царапины. Череда историй, диагнозов и судеб.

Изредка бегаю в аптеку по приказу доктора.

-Доктор, как он?!

-Пока без сознания...

Жена отправляет домой за вещами. В машине сам с собой, когда никто не видит, заливаюсь слезами и своими словами говорю с Богом: прошу и обещаю, прошу и обещаю.

Отче Наш, Отче Наш, Отче Наш...

Забегаю домой, хватаю вещи приготовленные дочуркой по звонку, еду назад. Восемь часов без сознания: малыш и мы, его близкие, время остановилось...

Звонок от жены:

-Очнулся, разговаривает! Попросил кушать!

Резко давлю на тормоз, так что ударяюсь об руль. Прижимаюсь к рулю лбом и всхлипывая, причитаю:

-Господи! Боже! Отче Наш...

Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Три дня в реанимации. Три дня в коридоре, на деревянных креслах. Нет смысла сидеть, не пускают, телефоны уже изобрели, но и уехать нет сил, хотя бы тут, рядом, в коридоре...

Глубокой ночью везу жену домой. Нужно приготовить поесть и сменку на завтра. Еду с желанием тут же вернуться и спать в машине, чтоб рядом, наготове, на всякий случай. Соглашаюсь поспать пару часов дома. Проваливаюсь в сон прямо во время молитвы.

Отче Наш...

Сон на удивление глубокий и облегчающий. Ровное дыхание. Лето. Море. Мы с малышом купаемся, выбегаем на горячий песок. Отдаю его в руки жены с полотенцем, а сам поднимаюсь по лестнице в расщелине обрыва, к посёлку. Прохожу весь посёлок по диагонали, свернув с каштановой аллеи от морского обрыва к лиманскому, оглядываюсь на панораму моря, лимана и косы между ними. Пахнет морем вперемешку с лиманскими грязями и полынью.

Тут же второй спуск без лестницы, а посередине бетонный блок, чтоб машины не ездили. На бетонном блоке сидит старик в чёрном одеянии, похожем на монашеское. Длинные седые волосы, седая борода и голубые глаза контрастируют с загорелостью лица. Старик начинает говорить, ни к кому не обращаясь и глядя прямо перед собой. Шелест травы и шум волн затихает, как будто всё вокруг внимает ему. Голос его звучит спокойно, без назидания, но я каменею, слушая его :

-Все вы маленькие человеки. Песчинки в океане пустыни.

Так беззаветно прощаете себя и так скрупулёзно собираете память чужих грехов и ошибок.

Неужто думаете вы, человеки, что ваши молитвы и вера нужны Ему?

Это только ваше лекарство, ваше спасение, которое Он вам даёт даже тогда, когда вы не заслуживаете этого. В минуты , когда вам никто не в силах помочь, вы вспоминаете про Него.

Смешные вы , люди-песчинки, ищете ангелов на крышах, на облаках и на кофейной гуще, а они всегда прямо среди вас. Если человек помогает страдающему или нуждающемуся, то в эти минуты ангел поселяется внутри него. Ангел стремится в оболочку, готовую её принять. Когда вы делаете доброе дело: отдаёте, помогаете , жертвуете, проявляете милосердие, то в руках ваших сила ангела и он приходит в вашу душу, в ваше сердце. Ангелы живут среди вас, их очень мало и им очень трудно, ведь они бестелесны , это не фокусники с волшебной палочкой, они могут действовать только через вас, вашими руками...

Старик впервые поднял глаза на меня, как будто только заметил моё присутствие:

⁃ А с малышом всё будет хорошо, запоминай:

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя,

яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

и остави нам долги наша,

якоже и мы оставляем должником нашим;

и не введи нас во искушение,

но избави нас от лукаваго.