— Люба, если ты так долго будешь собираться, мы попадаем в пробки!, — муж отнес в машину ещё одну партию сумок, и, похоже, начинал нервничать.
— Вов, ну опять что-нибудь забудем, сам же будешь ворчать, — Люба сложила в сумку документы, кошелек, телефон, ключи от дачи. Где же мамины сережки? Летом на даче Люба всегда их носила. Простенькие, удобные, мамина память.
— Ну ты скоро?, — голос мужа звучал угрожающе.
— Иду, Вов, ключи вот от дачи взяла, ты то их на комоде забыл, — Люба решила, что, видно сережки остались на даче с осени. Найдутся, куда ж они денутся.
Скоро летние каникулы. Внуков привезут. Надо же, они с Вовкой уже бабушка с дедушкой.
Уму непостижимо!
Люба и Володя построили дачу пятнадцать лет назад. Мама Любы больше всех радовалась, что теперь все лето на природе можно пожить. Ей уже тогда почти восемьдесят было. Бывало, скажет:
— Вот бы папа видел, как хорошо мы живём. И дача есть, и сад, и огородик. Да ещё и машина, у нас то ничего этого не было. А главное, Любочка, желаю вам долго-долго вместе жить, да радоваться! Так тяжело, когда один раньше уходит.
Люба обычно ей отвечала: -мамочка, папа все сверху видит и радуется за нас!
— Думаешь, он видит?, — трогательно заглядывая Любе в глаза, повторяла мама.
— Конечно, — уверенно отвечала Люба, но сама в свои слова ни капли не верила. Люди рождаются, живут и умирают. Если бы было иначе, это хоть как-то бы чувствовалось.
Прошлой осенью мама, уезжая с дачи, особо долго прощалась с садом, домом, яблонями, берёзами.
Обнимая берёзку, гладила белый ствол, тихо шептала: -прощай, березонька, видно, не увидимся больше.
Доехали Люба с Володей до дачи без пробок, повезло. Протопили печку, открыли все окна. Люба разобрала вещи, сварила картошки, сосиски на скорую руку. Помидоры порезала.
Да уж, никто теперь их с Вовкой не встретит улыбкой и блинчиками в летние выходные.
Ну, ничего не поделаешь, жизнь продолжается.
На даче серёжек тоже нигде не было. Ни в буфете, ни на тумбочке, ни в шкатулке.
« Надо же, обидно как, неужели потерялись? Мамин подарок», — Люба сама не понимала, что она так зациклилась на этих сережках!
На улице воздух был ещё холодный, но на солнце пригревало по летнему.
Люба открыла розы — они не пострадали от мороза, стебли зелёные. Мама очень их любила. Вот на этой лавочке мама любила сидеть и смотреть на все вокруг.
Как правнуки играют. Как они с Вовкой шашлыки жарят. А ещё мама любила стоять на балкончика их дома.
Люба повернула голову к дому и замерла.
В лучах заходящего солнца она увидела свою маму.
В ее любимом кардигане, мама мёрзла последнее время. Мама помахала Любе одной рукой, что-то показывая в другой.
«Что за наваждение?», — Люба зажмурилась, и тряхнула головой.
На этой даче столько дел после зимы. Похоже, что она переутомилась, вот ей и привиделось, что мама на балконе стоит.
Но так явственно, просто удивительно.
Люба открыла глаза — нет, балкон пустой, это просто игра света.
Но надо же, видно, лучи заходящего солнца сыграли с ней такую шутку.
Видение.
Люба подошла к дому, поднялась по лестнице и прошла на балкон.
На перилах что-то блеснуло. Люба подошла поближе, и вздрогнула:
— «Не может быть! Они же не могли пролежать здесь всю зиму? Да их бы ветром снесло на землю, да замело, и никогда бы они не нашлись. Неужели и правда это мама мне их принесла? Не может быть!
Но ведь я сама видела!»
На перилах балкона лежали, поблескивая, те самые мамочкины сережки.
Это их мама только что протягивала Любе, держа в руке.
Люба надела драгоценный подарок мамы, и ей вдруг стало так тепло и хорошо. Яблони в саду наливались новыми соками.
На березах набухли почки.
Люба чувствовала, что мама смотрит на нее сверху, и радуется.
И теперь Люба верила в то, что это так.
Ничто не исчезает бесследно и не появляется ниоткуда.
— Спасибо, мама, ты опять подарила мне свое тепло и любовь, как обычно! Я чувствую, что ты рядом, спасибо, мама......, — шептала Люба, и слезы радости катились по ее щекам.
