Ушел его отец на фронт молодым, тридцатилетним. «Вот бабушка наша Феодосия, его мать, и начала утром и вечером молиться о сыне-воине...» Молилась неустанно – перед иконами свечи зажигала, поклоны земные неисчислимые клала. Но... пришла похоронка. И в семье решили не показывать бабушке. «А она все продолжает о здравии своего Сережи молиться – об отце моем...»
И вот однажды, встав поутру, говорит: «Странный сон сегодня приснился. Будто Сергей прошел задами, за огородами, чтобы мальчишки его не опередили, вошел в дом, а я у печки хлопочу. Он закрыл мне руками глаза и молчит.
А я говорю:
– Сережа, пусти, я тебя узнала! – повернулась к нему, а он говорит мне:
– Я, мать, ненадолго, покажусь, что живой, и пойду. А потом я приду. Что скажут про меня – не верь. Живой я, живой!»
– Странный сон! Наверное, надо за него помолиться, – и она снова пошла к иконам. И тут не выдержало у деда сердце:
– Не плачь, мать! На вот, и за упокой помолись! – и дает ей похоронку. А она посмотрела на похоронку и отвечает:
– Да нет, живой он! Сам сегодня сказал.
И продолжает молиться о здравии. Отец смотрит и молчит. Он-то думал, что сейчас слезы будут, а она спокойная.
И вымолила-таки...
Однажды бабушка Феодосия стояла у печки, вдруг глаза ее кто-то закрыл ладонями.
– Сережа, – воскликнула она, – да отпусти ты! Я узнала тебя.
И повернулась. Сын стоял перед нею. Он прошел задами, за огородами, чтобы мальчишки вперед него не прибежали, вошел тихонько в дом, подошел к матери и закрыл ей глаза руками...
