Антонина смотрела в окно и сосредоточено грызла карандаш, переживая боль в душе и думая о Сережке, который вчера целовался с ее подругой Иринкой. Два предательства в один день. Как мог Сережка так с ней поступить? Они ведь столько в детском доме прошли вместе!
А Иринка? Вот уж от кого не ожидала... Подруга, называется...
Сколько еще предательства будет в ее жизни? Когда это закончится?
Слезы потекли сами собой, когда она вспомнила о самом первом и самом болезненном предательстве. Это сделала ее мама.
Тоня помнила ее — красивая молодая женщина, облако каштановых волос, карие глаза и красивая улыбка. А когда она смеялась, то казалось, будто колокольчик звенит.
Она была худенькой и всегда носила одно и то же платье на выход. Вот отца своего она не помнила... Он ушел на фронт в 1941 году, когда Тонечке был всего год. Потом она помнила слезы матери в 1945 году, она читала какое-то письмо и рыдала. Тот период она не забудет никогда — мама рыдала все лето, пряча свои слезы от других людей, но Тоня слышала ее всхлипывания.
И как многие дети она спрашивала, где ее папа, когда он вернется. Она представляла себе высокого сильного мужчину в военной форме, но мама, качая головой, говорила: он не вернется...
Потом вдруг мама стала меньше проводить с ней время — она отводила ее к своей подруге, звали ее вроде Зинаидой. Тоня могла провести с ней и две, и три ночи. А потом мама приходила и забирала ее. Мама уже не улыбалась, не смеялась, лишь печально смотрела на Тоню и молча обнимала.
А потом вдруг, когда Тоне было шесть лет, похудевшая и почему-то ставшая некрасивой мама отвезла ее в другой город и поместила в детский дом... Привезла с вещами, поговорила с Аглаей Владимировной и... попрощавшись, ушла, вытирая слезы. Тоня плакала, кричала, звала маму, но та ушла, покачиваясь, будто от сильного ветра. Больше Тоня ее не видела...
Заведующая детского дома, Аглая Владимировна, с жалостью смотрела на ребенка и нет-нет отсыпала ей немного ласки — то по голове погладит, то приобнимет. Но с каждым месяцем, проведенным в детском доме, этой ласки становилось все меньше и меньше: дети сменяли друг друга — одни приходили, другие вырастали и покидали детский дом. И с теми, с которыми Тоне приходилось жить в этом заведении, приходилось бороться за выживание.
Первый год было туго с едой, дрались чуть ли не за каждый кусок хлеба или клейкую и невкусную котлету. Дрались за вещи, делили банты, которыми девочки подвязывали волосы. А потом создалась этакая коалиция — Сережа, Ирина и Антонина. Все трое стояли друг за друга горой и вот так же вместе они окончили школу. Тоня и Ирина поступили в училище на поваров, а Сережа пошел в механики. Сережа и Тоня были влюблены друг в друга... Сложно сказать с какого времени, но в седьмом классе Сережа объяснился ей в любви и с тех пор все считали их не просто друзьями, а парой.
Мечтали о том, что когда им исполнится по 18 лет, они поженятся, им дадут отдельную комнату в общежитии и они начнут строить самую настоящую советскую семью. Но вдруг Сережа стал отдаляться от Тони и все чаще проводить время с Ириной. Тоня не ревновала, это даже в голову ей это не приходило. Хотя девушка и признавала, что Ирина была красивее — светлые белокурые локоны, которые сами по себе вились, голубые глаза и высокий рост. И вдруг сегодня она поняла, что надо было видеть в ней не только друга, но и соперницу, когда она увидела их целующимися под лестницей в общежитии.
Разразился скандал, Ирина, которая жила с Тоней в одной комнате, поменялась местами с соседкой Олей и теперь Ольга жила с Тоней, а Ирина за стенкой...
Сережа даже не стал оправдываться, он просто пожал плечами, опустил виновато глаза и сказал: «Так уж вышло...»
Задумавшись о предательстве, Тоня вдруг подумала — ну ладно, Сережа и Ирина, они ей не чужие люди, но почему так сделала мама?
Много раз она задавала себе вопрос — жива она или нет? У нее была большая обида на мать и все эти годы она не хотела и не пыталась ее найти. Но сейчас вдруг испытала большое желание посмотреть в глаза женщине, которая ее сначала родила, а потом подбросила в детский дом как ненужного котенка. Она найдет ее и, если та жива (а почему бы и нет, ведь мама была молодой женщиной), посмотрит в глаза и задаст вопрос: почему и за что? За что с ней поступают подло близкие люди?
Выйдя из общежития, Тоня направилась к детскому дому. Жаль, что Аглая Владимировна, которая принимала ее в детский дом, умерла, когда Тоне было 7 лет. Но может быть ее преемница знает причину.
— София Яковлевна, доброго вам дня, — Тоня улыбнулась, войдя в кабинет и держа перед собой коробочку с вафельным тортиком, купленным со стипендии.
— Добрый день, Тоня. Что привело тебя?
— Меня привел к вам серьезный разговор...
— Ну говори, — София Яковлевна поправила очки на переносице.
— Я хотела бы узнать адрес моей мамы и причину, по которой она сдала меня в детский дом.
— Странно, — София Яковлевна посмотрела на нее внимательно. — Очень странно. Разве ты не сирота? И почему именно сейчас?
Тоня замешкалась. Ну не рассказывать же, что именно предательство Сергея и Ирины побудили в ней желание разобраться в истине и хоть на ком-то оторваться за свое несчастливое детство.
— Меня привела сюда мама, вы не знали?
— Детка, я ведь не помню дела всех детей наизусть, тем более, тех, которые в архиве. Ты ведь уже два года как покинула эти стены.
— А можно посмотреть на мое дело?
София Яковлевна вздохнула, дотянулась до телефона и стала крутить диск.
— Елена Васильевна, это Заборина. К вам сейчас девушка придет, Сладкова Антонина, ей нужно ее личное дело, которое поступило к вам в архив в 55 году... Да, да... Ну какая это тайна, о чем вы говорите? Да, скоро будет.
Повернувшись к Тоне, София Яковлевна отодвинула принесенный девушкой торт и сказала:
— Отдай его Елене Васильевне. Она любит сладкое и будет любезнее. Езжай в архив, он по улице Октябрьской расположен, дом 18.
— Спасибо вам, — Тоня улыбнулась. — А тортик оставьте, я Елене Васильевне еще возьму.
***
Тоня перебирала личное дело и не могла скрыть разочарование. Там были только сухие факты. Воспитанница Сладкова Антонина Григорьевна, дата рождения, адрес. Мать Сладкова Вера Ивановна, дата рождения и адрес...
Выходило, когда мать привела ее в детский дом, матери было 27 лет, следовательно, сейчас ей 38... Причина поступления в детский дом значилась банальная — семейные обстоятельства. Далее следовали записи, которые делали за все годы, проведенные в детском доме.
Тоня рассерженно швырнула папку. Какие семейные обстоятельства могли побудить мать отказаться от ребенка?
Так, адрес есть...
Переписав адрес на листок, Тоня попрощалась с Еленой Васильевной и вышла из архива.
Через два дня начинаются каникулы, вот она и займется поисками. Адрес есть, но придется ехать в соседний район. Ничего, это не на другой конец света!
***
Тоня вышла на станции и покрутила головой — в какую сторону ей идти?
— Простите, — обратилась она к прохожему старичку. — А вы не подскажете, где здесь улица Крестьянская?
— А иди, милая, вдоль этой улицы, на повороте налево, два квартала пройдешь и упрешься в нее.
— Спасибо, — поблагодарила она его и обрадовалась, что не нужно будет в незнакомом городе плутать и ездить на общественном транспорте. Хотя какой же он незнакомый, коли она здесь родилась и росла до шести лет?
Но она совершенно его не помнит, идя по незнакомым улицам, Тоня думала о том, что возможно, ходила здесь с мамой. Дойдя до Крестьянской улицы, она стала искать 36 дом, но на его месте был магазин. Удивившись, она вошла внутрь и спросила у продавца.
— Простите, а как давно на этом месте магазин?
— Да уж шесть годков, — задумавшись, ответила продавщица.
— А раньше здесь дом был?
— Был, но сгорел. Было в нем четыре квартиры, но на первом этаже пьянчуги поселились, да спалили по пьяне.
— А вы не знаете Сладкову Веру Ивановну? Она жила в этом доме.
— Нет, не знаю, — покачала головой продавщица. — Я недавно здесь живу в этом городе, с мужем переехала, вот и услышала про дом и пьянчуг от покупательниц.
— Извините за беспокойство, — Тоня вышла из магазина и села на крыльцо. Она расстроилась — где теперь искать следы? Может, к соседям обратиться?
Она постучалась в 34 дом, выглянула пожилая женщина и Тоня, поздоровавшись, спросила:
— Простите, а вы давно здесь живете? Помните жильцов сгоревшего дома?
— Ну помню, а тебе зачем? — нахмурилась женщина.
— Может быть, вы и меня помните? Я Тоня Сладкова, жила здесь с мамой до сорок шестого года.
Женщина присмотрелась, потом улыбнулась и воскликнула:
— Ой, и правда ты? Ах, как же время быстро летит — из худощавой босоногой девчонки ты уже в красивую девушку выросла! Ну проходи, проходи во двор, я квасу вынесу, вон жарюка какая стоит, небось, пить хочешь!
— Не откажусь, — кивнула Тоня.
Тоня выпила квас и поблагодарила женщину.
— Какими судьбами сюда? Ты с мамой вернулась?
— Нет, я сама... — медленно произнесла Тоня и погрустнела. Выходит, соседка вряд ли ей что-то полезное скажет. — Я ищу маму.
— Вот дела! — всплеснула руками женщина. — А ну-ка, расскажи...
Тоня и рассказала все, что помнила.
— Ой, горюшко-то какое, вот беда, — Алла Сергеевна, так представилась женщина, покачала головой. — Никогда бы не подумала, что твоя мама так может. Али причина у нее веская была...
— Может быть, вы расскажете мне все, что знаете о маме?
— Да что тут рассказать? Был тут дом на четыре квартиры по соседству со мной, жили там вроде приличные люди — на верхних этажах семья врачей и учителей, внизу библиотекарь школьный и ваша семья. Отец твой ушел в сорок первом Родину защищать, а мать твоя она не шибко общительная была с соседями. Так, поздоровается и все. А в сорок пятом, когда уж страна победу отпраздновала, я при встрече у твоей мамы и спросила:
— Вера, скоро ли Григорий домой вренется?
Она вдруг поникла и ответила мне:
— Не вернется он, тетя Алла.
Ответила и прошмыгнула мимо. Я потом у почтальона спросила про похоронку, думала, Верочка вдовой стала, а Анька и ответила, что не было похоронок по этому адресу, что письмо она недавно доставила, откуда не помнит. Вот тогда я, помню, удивилась, но спросить твою маму не рискнула, скажет, что нос не в свое дело сую. А потом твоя мама стала пропадать куда-то, по нескольку дней свет в доме не горел, потом вы возвращались.
Как-то смотрю, с вещами куда-то направились, мать твоя грустная такая была...После она вернулась, а через два дня опять с сумкой в руках куда-то поехала. И все, больше я ее не видела, через полгода новые жильцы въехали, пьянчуги эти...Спалили дом, ладно хоть никто не угорел, все успели выбежать. И все, дом потом с землей сравняли, магазин построили. Удобно стало — хлеб и молоко теперь под боком, далеко ходить не надо.
***
Тоня сидела на лавочке и смотрела на голубей, которых кормила молодая девушка. Она думала о том, как же тихо здесь в парке, будто жизнь замирает... Парк! Она вспомнила, что когда мать отводила ее к своей подруге, там рядом с домом был парк.
— Простите, — обратилась она к молодой девушке. — А вы не подскажете — в этом городе один парк или еще есть?
— Один, — кивнула девушка. — Городок-то маленький.
— Спасибо!
Тоня решила обойти парк и вспомнить хотя бы дом. Повернув налево, она вдруг увидела дом с лепниной у подъезда — вычурные какие-то узоры. Она вспомнила их — будто память решила подкинуть ей воспоминания, чтобы облегчить поиски. Она увидела, как возле единственного подъезда сидит женщина лет семидесяти, а то и больше и гладит кота. В который раз за сегодня она вновь решила обратиться к постороннему человек, привычно начав разговор:
— Простите, вы не скажете, проживает ли в этом доме Зинаида?
— Какая именно? Их здесь трое, я в том числе, — усмехнулась женщина
Тоня пыталась вспомнить еще хоть что-то, и выплыло имя Алексей.
— У нее муж Алексей, он без руки. И детей у них двое, девочка и мальчик.
— Ах, Алексей Петрович и Зинаида Леонидовна. Да, да, припоминаю, были такие.
— Были? — Тоня расстроилась.
— Да, но они съехали, в Москву подались. Я теперь в их квартире живу, а у Зинаиды Леонидовны в столице отец проживал, вот они туда и переехали. Хорошие люди, душевные, помогли мне с переездом. А зачем они тебе?
— Долго объяснять, но мне, чтобы найти человека, надо их сперва увидеть. В Москве я их точно не найду.
— А зачем же искать, коли адрес у меня есть? — удивилась старушка. — Если не сменили его, так можно найти их по тому адресу. Они оставили его на случай, если письма какие будут. Письма не приходили, а я вот по старушечьей бережливости адресок в документах держу. Глянь, пригодился!
Через полчаса Тоня спускалась по лестнице, держа в зажатом кулачке адрес, куда уехали Зинаида и Алексей. Она боялась, что могла что-то напутать, но вряд ли... Дядю Лешу без руки она запомнила хорошо.
Вернувшись в свой городок и укладываясь спать в комнате общежития, Тоня думала о том, что она поедет в столицу. Не так-то это далеко, всего четыре часа на поезде... Правда, ночевать там негде, но если она найдет подругу матери, может быть та оставит ее у себя с ночевкой. А нет, так на вокзале переночует и вернется домой. Если эта ниточка ни к чему не приведет, она закончит поиски.
***
Шумная Москва, в которой кипела жизнь, пугала Тоню. С трудом она нашла улицу и дом, которые были записаны на листочке. Дверь ей открыла женщина и она не сразу признала в ней тетю Зину. Столько лет прошло...
— Вы к кому?
— Тетя Зина, вы меня не узнаете? Я Тоня Сладкова...
— Тоня, — Зинаида облокотилась о стену и простонала. — Как ты меня нашла?
— Ваш адрес мне дала Зинаида Степановна. Простите, я не задержусь у вас, просто я маму ищу. А вы единственный человек, который может что-то знать.
— Проходи. Иди в кухню.
Через несколько минут перед Тоней стояла тарелка с супом и свежий белый хлеб, а в чашке остывал крепкий чай.
— Почему ты сказала, что ищешь маму? Разве бабушка тебе ничего не сказала? — подняла бровь в удивлении Зинаида.
— Какая бабушка? — Тоня чуть не поперхнулась супом.
— Твоя, — Зинаида растерянно посмотрела на Тоню. — Мать же тебя к ней отвезла.
— Я ничего не понимаю, — девушка жалобно посмотрела на подругу матери. — Ни к какой бабушке она меня не отвозила, я в детском доме была. Вот туда она меня отвезла!
— Как? — Зинаида подскочила. — Как? Но почему? Почему мне она ничего не сказала? Как она могла?
— Расскажите мне, пожалуйста, что произошло? У меня голова идет кругом...
— Я расскажу, сейчас все расскажу. Ну, Верка! Ну как она могла? — Зинаида заплакала и начала рассказ, из которого Тоня много чего узнала и что заставило ее саму рыдать от жалости.
Вера и Зина дружили с детства, обе вышли замуж почти одновременно. Родители Веры жили в Ленинграде и не смогли выбраться из блокадного города, они умерли в декабре сорок первого... Зина была рядом, поддерживала свою подругу, вместе они ждали мужей с фронта. Алексей вернулся в сорок втором, став инвалидом, а вот Григорий продолжал боевой путь.
Зина вместе с подругой радовалась письмам, которые приходили от Гриши, и вместе с ней беспокоилась, когда те письма стали приходить все реже. Май 1945 года они встретили вместе, Вера сияла от счастья, думая, что скоро муж придет и жизнь наладится, уйдут из ее жизни слезы, страх и печали.
И вдруг в июне 1945 года от Гриши приходит письмо, в котором он написал, что полюбил другую, что она ждет от него ребенка, что она рука об руку прошла с ним последний год, что она спасла его жизнь и он не может ничего с собой поделать, он любит и душа его тянется к той женщине. Вроде, врачом она была.
Веру будто подменили, она стала много плакать, печаль не сходила с ее лица и однажды, ближе к зиме она пришла к подруге и сказала, что врачи обнаружили у нее страшную болезнь. Вылечиться поможет только чудо... Но чуда не случилось, Вера таяла на глазах, лежала в больнице постоянно, боролась за свою жизнь. А однажды она пришла к Зине и сказала, что жить ей недолго, а надо думать о Тонечке. Зина хотела забрать девочку, но Вера не позволила. Дело в том, что в сорок четвертом году Зина родила больного ребенка, с которым были большие хлопоты. Вера сказала подруге:
«Тебе о своих детях надо думать, Захарушку выхаживать, а Тоню я отвезу к матери Григория. В конце концов она бабушка, не чужой человек. А там может быть родной папашка объявится и заберет ее.»
Зина пыталась отговорить подругу, но та была непреклонна. Она съездила к свекрови, а потом вернулась и на ней лица не было. Зина тогда думала, что подруга переживает по поводу того, что придется расставаться с дочерью. И вот настал день, когда Вера отвезла дочь, как Зина думала — к свекрови в деревню, а сама в тот же день легла в больницу и через пять дней умерла.
— Значит, моя мама умерла? — глотая слезы, спросила Соня.
— Да, — вытирая слезы, ответила Зина. — Она серьезно болела и умерла. Мы с Лешей ее хоронили. Я не поехала за тобой в деревню, не хотела, чтобы ты все видела. Да и адреса у меня не было, знаю только название села — Вершки.
— Я ведь все время думала, что она меня предала, а оказывается, отвезя меня в детский дом, она заранее побеспокоилась обо мне... — прошептала Тоня.
— Если бы я только знала, что ты в детском доме! — простонала Зина. — Почему, почему я ни разу не ездила в ту деревню?
— У вас ребенок был больной... — погладила ее по плечу Тоня.
— Это оправдания. Да, Захарушка у меня был больной... После смерти твоей мамы мы через месяц уехали в Москву, отец нашел тут профессора и мы стали лечить его. Из одной больницы в другую, так время и пролетело. Я даже ни разу не приехала в город, где мы жили ранее... А про тебя я думала так — ты с бабушкой живешь, она тогда еще молодой была, шестидесяти не исполнилось. К тому же, Григорий в любом случае навещал бы мать, может быть и тебя к себе забрал. Почему же Вера ничего мне не сказала?
— Кажется, я знаю ответ на этот вопрос, — прошептала Тоня. — Наверное, у нее не получилось отвезти меня к бабушке, а вас она не хотела обременять, не хотела вешать на вас еще одного ребенка, когда своих двое было у вас, да еще один из них болеющий. Как Захар?
— Состояние лучше, чем врачи нам прогнозировали.
— Где он сейчас? — спросила Тоня.
— В школе-интернате учится. Там разные детки... — Зинаида похлопала ее по руке.
— Мне теперь так стыдно, что я о матери плохо думала.
— Но теперь ты знаешь правду, — Зинаида взяла ее руку. — Твоя мама была прекрасным человеком, со светлой душой...
***
Тоня провела в Москве три дня, уезжая, она пообещала Зинаиде вернуться в столицу после учебы. Теперь путь ее лежал в деревню Вершки. Любопытство не покидало ее, хотелось узнать, почему мать не отвезла ее к бабушке.
Тоня нашла через местный сельсовет дом, в котором проживали Сладковы.
Она постучала в окно и вышла на крыльцо женщина лет шестидесяти. Она плохо выглядела, куталась в теплую шаль и едва стояла на ногах.
— Кто такая?
— Я Тоня. Тоня Сладкова...
Женщина качнулась и едва удержалась на ногах.
— Вы моя бабушка, так? — Тоня сделала шаг.
— Ну бабушка. Проходи, говори чего приехала? Столько лет ни слуху, ни духу, а тут приехала, гляди-ка!
— Я не приехала, потому что жила в детском доме, — шагнув в дом, ответила Тоня.
— Вона как! — протянула бабушка. — А сейчас чаго явилася?
— Я хотела узнать, приезжала ли мама к вам в сорок шестом году? Она болела тогда.
— Ну приезжала, — недовольно ответила бабушка. — Просила тебя забрать. А куда, скажи на милость? Время какое было, едва концы с концами сводили, животы раздувались от травы да картошки гнилой. А тут еще дитенка шестилетнего на шею посадить! Да и хватит, отнянчилась я уже. Сказала, что не имею возможностей взять дитятку к себе, самой жрать нечего.
— Значит, мама просила меня забрать, а вы отказали!
— Отказала! А чего, и правда Верка померла?
— Померла, — Тоня кивнула и слеза покатилась по ее щеке.
— А я уж думала, что притворяется она, что через тебя Гришку вернуть хочет. Он ведь, шельмец, бабу другую нашел, жил с ней в Белоруссии семь лет.
— А сейчас где живет?
— А туточки, — развела руками женщина. — Дала ему пинок под пятую точку та баба, вот он суды вернулся и пьет горькую. Сил моих нет. А я ведь болею, уход за мной нужен.
— А где он сейчас?
— А у Славки. Ну что, кликнуть его?
Тоня огляделась... Стоит ли? Хочет ли она встретиться с отцом? С тем, кто предал ее и маму, с тем, который даже не искал их...
— А ты, значит, в детском доме росла, — бабушка внимательно на нее смотрела.
— Росла, — кивнула Тоня.
— А сейчас чем занимаешься? Учишься или работаешь?
— Учусь на повара.
— Вона как! — Бабушка внимательно посмотрела на нее. — А сейчас каникулы?
— Каникулы.
— Ну вот видишь, как славно. Раз уж приехала, оставайся на каникулы, а как учебу окончишь, так я тебя в бригаду поваром определю, похлопочу за тебя перед Сергеевичем.
Тоня молча переваривала услышанное. С одной стороны она с бабушкой познакомилась, а с другой стороны ей хотелось бежать отсюда.
— А чего? Может, Гришка с тобой меньше пить начнет, да за мной присмотришь, а то ноги не ходят, сердечко шалит...
Тогда Тоня все поняла! Когда она маленькой была, то бабушка отказалась ее взять, чтобы лишний рот не кормить. А теперь, когда она выросла, бабушка решила ее приголубить, да не от доброты душевной, а чтобы ее сынок меньше пил, да за ней самой чтобы было кому ухаживать.
— А в Белоруссии у папы вроде был еще ребенок?
— Да, Наташка. Но я ее даже в глаза не видела. Да и на кой мне внучка от такой-то невестки? Виданое ли дело мужиками разбрасываться? Увела его из семьи, да выкинула потом как собачку ненужную.
— Я поеду, пожалуй, — Тоня встала.
— Куда же ты? — всполошилась бабушка. — А с отцом пообщаться?
— А о чем мне с ним говорить? Я его даже не знаю, последний раз он меня видел шестнадцать лет назад. Он предал меня и маму. Все, что я хотела узнать — узнала.
— И что же, со мной, с родной бабушкой не посидишь? Сколько лет не виделись?
— Да примерно столько же, сколько и с отцом, — Тоня сделала шаг к двери. — И вы не стремились к общению. Не помню я, чтобы вы хоть раз из деревни приехали или нас к себе позвали.
Тоня вышла и быстрым шагом помчалась к станции. Ну вот и все, ответы на вопросы найдены. У нее есть отец и есть бабушка, но росла она в детском доме... И не мать ее предавала...
ЭПИЛОГ
Тоня нашла могилу матери и ухаживала за ней. Через год, окончив училище, она уехала в Москву и Зинаида устроила ее работать в заводскую столовую поваром. Через два года она вышла замуж за Петра, токаря, работающего на этом заводе.
Каждую годовщину смерти матери они приезжали на кладбище вместе с Зинаидой. Тоня завидовала такой дружбе. Вот у нее не было таких подруг, но может быть все еще впереди. Иринка вышла замуж за Сергея, но Тоня никогда не жалела, что ее жизнь так повернулась.
Зато теперь она счастлива, живя в столице с любимым, а ее дети называют Зинаиду бабушкой. Пусть она названная, но настоящая, с открытой душой. Что же до отца и его матери — Тоня больше никогда не ездила в Вершки и не знала, что с ними, и как сложилась их судьба.
Однажды они вычеркнули ее из жизни, а теперь и она не хочет иметь с ними ничего общего.
