С похорон своей Валентины Александр Степанович отправился прямиком в родную деревню. В квартире, в которой он жил с женой до последнего её часа, он оставаться больше не мог, да и незачем было — вскоре она переходила в собственность сына его драгоценной Валечки, а общих детей у них не было...
Улетела на небеса милая, ласковая, незаменимая... Оставила Александра Степановича вдовцом доживать свой век. Вот и шагал он от автомагистрали в деревню, в которой жили и умерли его родители и в которой он не был уже много лет. Что там с домом? Не одряхлел ли совсем, не рухнул ли?
Cтояли последние майские деньки, пыль ещё не успела приглушить яркость молодой листвы, небо звонко стригли крыльями неутомимые ласточки... «Как хорошо, что жизнь продолжается и после нашего ухода!» — думал Александр Степанович.
Два стена в сердце и перенесённый инфаркт позволяли надеяться на то, что разлука с Валентиной долгой не будет.
Ну, а пока что житейские хлопоты никто не отменял... Проходя мимо соседского дома, остановился возле сидевшего на скамейке Егорыча. «Надо бы в магазин сходить, водки купить да помянуть с Егорычем Валентину», — подумал Александр Степанович.
— Угощать меня не надо, я сегодня свою норму выполнил. — Егорыч как будто прочитал мысли Александра Степановича. — Завтра меня опохмелишь!
Понял Александр Степанович, что отсюда помощи не дождаться, пошёл в избу своей троюродной сестры Веры — за инструментом, чтобы прибитые к дому доски оторвать.
Да так и заночевал у неё, а утром с её сыном Лёхой вдвоём взялись за дело. За несколько дней привели дом во вполне жилое состояние. Вот только полусгнившие наличники Вера строго-настрого велела поменять, потому как наличники — вход в душу хозяйскую...
Сохранившийся от отца столярный инструмент радовал руки и грел душу. Александр Степанович сам взялся мастерить новые наличники. Решил про себя: «Неужели я, бывший лётчик-испытатель, подполковник в отставке, не справлюсь с работой, которую должен уметь делать каждый нормальный мужик?!».
Cправился. А когда на его окнах засияли новенькие жёлтые резные наличники, появились заказчики. И приезжие, и из местных. Пенсии Александру Степановичу вполне хватало, но от того, что люди нуждаются в плодах его труда, на душе становилось теплее... Пригнал из города свою видавшую виды, но ухоженную Шевроле-Ниву, и дело пошло.
Однажды приснился ему сон, после которого его весь день не оставляло чувство обиды. Приснилось ему, что стоит он на пороге той квартиры, в которой жил он со своей Валечкой, а она ему говорит, да так строго: «Уходи отсюда, я тебя не пущу! Нечего здесь без дела шататься!».
Никогда Александр Степанович от Валентины слов таких не слышал. И ещё что обидно — так это то, что в доме полно каких-то людей, которые там живут, а ему места не нашлось!
Смешно, конечно — сон ведь, а обида долго в душе держалась...
Вечером того же дня, возвращаясь из магазина, чуть не наткнулся он на сидящего на крыльце мальчишку лет восьми. Пацан был тощий и чумазый. На щеках отмытые бороздки — видно, плакал. Назвался Гришкой.
На вопрос, почему он, на ночь глядя, не дома, ответил, что мамка набила, рассердился и ушёл.
Видел Александр Степанович, что что-то тут не так... Кроссовки на мальчишке разные, хоть от грязи это и не очень-то заметно. Штаны тоже грязные, рваные...
Накормил его, напоил молоком, принесённым от Веры, и отправил к матери. А утром не удивился тому, что Григорий спит на его крыльце, завернувшись в половичок. Взял его на руки и перенёс на диван, а пацан так и не проснулся.
Когда гость всё же проснулся, отмыл его — грязь так и отлетала кусками. Вернулся, сказал ночью. Пришёл домой, а мамки там нет, — вместо неё дядьки пьяные ругаются. Оставил Александр Степанович гостя за завтраком и пошёл прояснить ситуацию к Вере.
— Знаю, знаю, о чём будешь спрашивать, — ответствовала сестра. — Мать у него наркоманка. За два года после гибели Гришкиного отца совсем скатилась. Да здесь таких полно! Ни опека, ни защита прав ребёнка у нас здесь не работают!
В прошлом году тут такая парочка по пьянке детей в доме заморозила — в чулане закрыли, а открыть забыли. И Гришка у Эльвиры эту зиму не перезимует — уморит она его. Совсем одурела!
Александр Степанович отправился на другой конец деревни к Эльвире. То, что он увидел, превысило его самые худшие ожидания: нечто грязное, оборванное, сине-фиолетового цвета, когда-то бывшее женщиной, потребовало с него за право воспитывать и кормить её сына бутылку водки.
Содрогнувшись от отвращения, Александр Степанович пошёл домой. У крыльца Гриша домывал последнее колесо Нивы. Машина сияла на солнце, как новенькая...
Вечером, укладываясь спать на надувном матрасе, Гриша попросил разрешения звать Александра Степановича папой Сашей.
Папа Саша, ведь мы теперь семья, с надеждой заглядывая в глаза Александру Степановичу, спрашивал Гриша.
— Ну, конечно, семья! — отвечал ставший вдруг папой Александр Степанович.
— А ведь хорошо, когда в семье есть женщина!
— Ты меня женить, что ли хочешь, дружок? — спросил новоиспечённый папа.
— Да нет, не женить! Ну, я потом тебе всё расскажу!
На следующий день, вернувшись от заказчика, Александр Степанович увидел возле дома уже двух тружеников. Небольшой клочок земли величиной метра в два квадратных был тщательно обработан. Во свежевскопанную землю Гриша и худющая девчонка в резиновых сапогах сажали лук.
Вот, подружайка моя, Лизка! — смущаясь, объяснил Гриша. — Банку лука украла — сажает. Женщины ведь и должны что-нибудь сажать и растить, или детей рожать — а то какие же они женщины! А Лизка, она хорошая — у своих не ворует!
Десятилетняя Лизка рассказала, что мать её прислала из соседнего села к бабушке, а бабушка уже год как умерла, и дом её заколочен.
— А как же...?
— А мамка забыла, что бабушка умерла. Она на похороны ездила пьяная, а с похорон её тоже привезли пьяную и из машины около дома выгрузили. А я подумала, ну, раз мамка из дома выгоняет, так что же — буду жить самостоятельно! А можно, я в вашей семье жить буду? Я всё умею, всё буду делать — и стирать, и еду варить, и на огороде работать!
Вид у Лизки был такой жалкий и виноватый, как будто она что-то украла у Александра Степановича...
«Так вот почему гнала меня Валентина! -понял Александр Степанович. — Здесь, на Земле, у меня есть ещё дела...»
Вечером состоялся важный разговор с Верой.
— Ну, хорошо, прокормишь ты этих беспризорников, а с законом как?! Ведь у них матери есть!- предупреждала Вера.
— Да не в этом дело! Уладил бы я эти дела, да сколько проживу — не знаю! Вот принёс я тебе, Вера, свою заначку — если что с мной случится, найди им детский дом получше или на себя опеку оформи.
И протянул ей завернутую в газетную бумагу пачку купюр: «Здесь две тысячи долларов.»
«Так вот почему меня Валечка к себе не пускала! Значит, поживу пока, значит мои земные дела пока не закончены! — думал Александр Степанович, шагая к своему дому. — Да, не скажешь лучше, чем Пушкин — дни наши сочтены не нами!»
