Любе было стыдно. Люба не находила себе места: то пыталась заняться домашними делами, то выйдет в ограду.
Утром она поймала на своей клубничной грядке девчонку. Девчонка самозабвенно ела клубнику, по мордашке стекал клубничный сок.
— Ах ты воришка! Разве можно без спроса забираться в чужие огороды? А ну-ка пойдём к твоим родителям, пусть они объяснят тебе, что воровство — это преступление, — Люба взяла девчонку за руку и вывела на улицу.
Девчонка не вырывалась. Она понуро брела рядом с Любой и привела её к своему дому на краю деревни. Люба знала, что здесь живёт одинокий дед Иван.
Ага, вот он и дед с топором в руке, тесал какую-то жердину.
— Внучка что-то натворила? — спросил дед.
— Вот, истоптала всю мою клубнику, ладно бы только поела, так нет, всю грядку истоптала. Где её родители? Пусть объяснят девочке, что брать чужое нельзя, — начала Люба свою обвинительную речь.
Фотография solutionsforliving.ca
— Это надо же, позор на мою седую голову, — заохал дед, схватил верёвку ( висела на заборе) и вытянул этой верёвкой девчушку по спине.
Хотел ещё раз стегануть, но Люба вырвала у него верёвку,
— Вы с ума сошли? Она девочка, маленькая совсем! Я думала здесь нормальные родители живут, а не сумасшедший дед, — сказала Люба.
Дед бросил верёвку, девчушка убежала в глубь ограды.
— За баню побегла, всегда там прячется, когда набедокурит, — объяснил дед уже спокойно.
— Нету у неё родителей. Мать померла зимой. Отец... а шут его знает где он и есть. В городе где-то пропадает. Катьку ко мне привёз и сгинул, ни разу и не был с тех пор. Вот колгочусь один с ней. Осенью в школу пойдёт.
Ты уж прости её за ради бога! У нас нынешним летом клубника не уродилась, сгнила на корню, а Катька так ждала ягодок. Уж больно она клубнику любит, — продолжал дед.
— Да, конечно, я прощаю, прощаю... я же не знала, что у вас тут такие дела. И вы с Катей меня простите, налетела, как коршуниха, — пробормотала Люба и поспешила домой.
Люба ругала себя. — Крохоборка! Надо же, подставила ребёнка под удар. —
...Люба лет шесть не была в деревне, как матери не стало, так она и перестала ездить.
К тому же, сама заболела. Пять лет Люба боролась с онкологией. За эти годы было всё: она падала и поднималась, но не сдавалась. Она даже не отчаялась, когда её покинул муж. Он устал. Он больше не мог смотреть на неё такую. Он не верил в победу. Она верила. Она не обиделась на него. Ей даже стало легче. Исчез постоянный страх огорчить его своим плохим видом, или плохими анализами.
Она верила, и она победила. Ранней весной МСЭК признала её здоровой и снял инвалидность. Она и сама чувствовала себя здоровой и счастливой.
Люба поехала в деревню. Набраться силы от родной земли, напитаться ласковым солнышком, отдохнуть душой.
За материным домом следила соседка. Люба проветрила и протопила его. Всё перемыла, перетрясла и зажила тихой, размеренной жизнью.
Единственный взрослый сын Аркаша жил в Германии. Люба была из поволжских немцев, депортированных в Сибирь. Сама она не захотела уезжать. Она считала себя больше русской (мать была русская), а вот сын с женой и внучкой уехали, неплохо устроились и с Любой общались, в основном, по скайпу.
...Металась, металась Люба и не выдержала. Она собрала в пакет конфет, положила большую шоколадку, обобрала уцелевшие ягоды на грядке и пошла мириться с Катей.
Дед по-прежнему хозяйничал в ограде, — Чего пришла? С Катькой хочешь помириться? Она так и сидит за баней, не выходила ещё, — проходи, там её и найдёшь.
Катя действительно сидела на большой чурке за баней. Выгоревшая футболка, коротенькие шорты, порванные сзади.
— Через Ваш забор перелазила, и порвала, — объяснила девочка.
Люба отдала ей гостинцы, погладила по голове, и Катя доверчиво посмотрела на неё своими глазищами, — Ты не злишься на меня? Я больше никогда не буду брать чужое. Честное слово!-
А потом они подружились. К первому сентября Люба купила ей красивую форму и сделала роскошный букет из своих гладиолусов.
С первым снегом Люба уехала в город, а весной вернулась. С Катюшкой и с дедом Иваном у неё связи не было. Телефона не было ни у деда, ни у внучки. Тогда ещё мало у кого в деревне был телефон, да и связи путней не было.
Люба побросала вещи и пошла к дому деда Ивана. Дом смотрел на неё заколоченными окнами.
Вышла старуха Фёкла из дома напротив, — Нету Ивана, второй месяц, как нету. Приказал долго жить. Чо спрашиваешь-то? Громче говори, я совсем глухая стала. Девчонка где? Так в детский дом забрали, отца долго искали, а когда нашли он отказную от неё написал. —
Люба нашла Катю. Оформила над ней опекунство и забрала к себе. Побегать, конечно, пришлось. Вот уже 6 лет они живут вместе. Катя растёт хорошей, ласковой девочкой, хорошо учиться, ходит на хип-хоп и в шахматный кружок. Она давно считает и зовёт Любу мамой. Родную маму Катя плохо помнит.
Летом они приезжают в деревню и часто с улыбкой вспоминают, как их свела судьба на Любиной клубничной грядке.
