Константин не мог точно определить, когда Ксения сошла с ума. А ведь были времена, когда он безумно любил её, дрался из-за неё на танцах, добивался её руки, выпив с отцом её, Царство ему небесное, не одну бутылку водки! Ксения отличалась от прочих девок своей особой статью и какой-то непривычной русскому глазу красотой. Вела она себя заносчиво и надменно, как и положено красавице, знающей себе цену. Но всё-таки вышла замуж за Костю.
В начале семидесятых она, наконец-то, забеременела. Люди поговаривали, что Ксения ходила к бабке, которая давала ей пить какие-то травы и шептала в новолуние над ней заклинания, но Костя не верил. Мало ли, что с зависти болтают!
...Мальчик прожил несколько дней и умер. Может быть, тогда Ксения повредилась умом? Константин, как мог, утешал её, и вскоре она снова забеременела и родила девочку. Нарекли Натальей.
Время шло, и начала Ксения хандрить. То ей не так, и сё не эдак. Собственное отражение в зеркале, так радовавшее её когда-то, теперь раздражало. Красота не вечна. Ксения обвиняла во всём маленькую дочку, мол та во время беременности взяла её красоту себе! Но самым страшным было то, что Ксения начала ревновать мужа, да так, что над ними смеялось всё село.
Она могла заявится днём к нему на работу. Обнюхивала его одежду, проверяла карманы, устраивала скандалы, выставляя и саму себя, и ни в чём не повинного мужа на посмешище. И стал Константин прикладываться к бутылке, а где алкоголь, там, как известно, и другие грехи.
Наташеньке было три года, когда это произошло. Ксения, грубо схватив дочку за руку, пошла к дому предполагаемой любовницы мужа. Проходя мимо домов соседей, Ксения громко кричала, что идёт убивать «змеюку подколодную», но сперва «повырвет ей все волосёнки». А мужа своего, пса блудливого, обязательно отравит при случае, да так, что тот не сразу умрёт, а сперва «выдр*щет всё гнилое своё нутро». Соседи конечно, в массе своей не желали пропускать такого зрелища, и к моменту когда Ксения подошла к дому разлучницы, за ней шествовала приличная толпа.
Константин действительно был в том доме, спал после любовных утех, приклонив голову на пышную грудь подруги. Выходить к толпе он, разумеется, не хотел. Забились они вместе с Глашей в самый дальний угол, да закрыли руками уши. Однако вскоре Константин с ужасом понял, что кричит его дочка, Наташенька. Обезумевшая мать стала срывать зло на ребёнке, выкручивая девочке ручку.
— Что же ты за сука такая! — сказал Константин и, приказав испуганной любовнице немедленно закрыться, выскочил во двор.
— Вот, люди добрые, полюбуйтесь-ка на этого Казанову! А где же шлюшка твоя? Глафира! Выходи, в глаза тебе посмотреть хочу! — истошно вопила Ксения.
Константин подошёл к жене.
— Отдай ребёнка, — тихо сказал он Ксении и взял дочку на руки. Но тут Ксения резко дёрнула её и девочка снова заверещала от боли. Тогда один из мужиков, что стоял рядом, не выдержал и дал Ксении такую оплеуху, что та упала.
— Прости, девочка, — сказал мужик скулящей на руках отца Наташеньке, и пряча глаза, пошёл прочь.
Люди, которые шли за тем, чтобы осудить в лице гулящего мужа блудный порок, теперь выражали Константину своё сочувствие.
После этого случая Константин собрался разводиться и через суд оставить дочку себе. Однако Ксения, осознав, что натворила, встала перед мужем и дочкой на колени и долго просила у девочки прощения, целуя вывихнутую ручку. И он поверил слезам жены. В травмпункте Константин соврал, что произошёл несчастный случай. Доктор покачал головой и промолчал.
В последствии Константин не раз жалел об этом, потому что когда он развёлся с Ксенией, суд не принял во внимание его желание забрать дочь себе и не смотря на слёзы девочки, её оставили с матерью.
Какой ужас пережила Наташа за все последующие годы, остаётся лишь догадываться. Она часто сбегала к отцу и жила у него, пережидая приступы ярости матери. Ксения забывала, что они с Константином в разводе и начинала ломиться в его новый дом, матеря и его самого и «всех его шлюх».
Но вот отец женился вторично. Взял себе молодую жену, городскую, приехавшую в село работать ветеринарным врачом. Местные-то бабы, зная про Ксению, все ему отказали. А новая жена отца не горела желанием общаться с его дочерью. Наталья это почувствовала и перестала бывать у них. Повзрослев, она стала чаще убегать из дома, шаталась по чужим сеновалам и хатам. Но однажды постучалась к отцу.
— Наташка! — обрадовался тот, — заходи, я так рад тебя видеть, дочка! Где ты пропадала, милая?
Наталья зашла и потупила взор.
— Где твоя Инка? — спросила.
— В магазин пошла. Ты расскажи, как живёшь? Почему не заходишь к нам?
— Пап, я... в общем, дай мне денег, пожалуйста.
— Конечно, конечно. Сколько надо? — Константин достал кошелёк, открыл его, и протянул ей две купюры.
— Хватит? — спросил.
— Более чем. Мне нужно в город и назад.
— А что там? Хочешь, я отвезу?
— Не стоит, — она снова опустила глаза, — спасибо, пап. Пойду я.
— Подожди! Подожди, Наташ. Дай хоть посмотрю на тебя! Как ты? Как мать?
— Всё так же. Тебя костерит каждый день. Инку твою убить собирается.
Отец задумался.
— Шутит или как?
— А она у нас шутить умеет? — дочь подняла него совсем не детский взгляд.
— Боже мой, доченька, оставайся у нас, не ходи туда!
— Я не нравлюсь твоей жене, — мрачно констатировала Наташа.
— Глупости. Она просто не знает тебя, боится. У тебя скоро братик будет, или сестричка не знаю пока. Всё наладится!
Дочка вздрогнула.
— Ты что, не рада?
— Рада. Я бы обрадовала тебя, что у тебя будет внук или внучка, но...
Константин молча смотрел на дочь. Наконец, его осенило:
— Наташк, так ты тоже... того?
— Ты всё правильно понял, па. Чтобы сделать аборт, нужно согласие родителей. Матери я и говорить ничего не стану. Ты дашь согласие?
— Ишь, что удумала! Что бы я? Нет, и не проси, — в ужасе закрутил он головой, — кто отец? Ты мне скажи, я с ним по-мужски.
— Нет! Прошу, не надо ни с кем говорить, прости. Позор какой. Ладно, обойдусь и без родительского разрешения. Теперь у меня есть деньги! — сквозь слёзы улыбнулась она, и повернулась, чтобы уйти, — пока, пап.
— Не делай этого, дочка! Не делай, прошу. Я воспитаю своего внука или внучку как собственного ребёнка! — Константин схватил дочку за рукав, но вспомнив, как Ксения дёрнула её когда-то за руку, отпустил.
— Пап, ты что? Плачешь? — удивилась дочь.
Константин отвернулся, но по вздрагивающим плечам она поняла что права. Тогда она обняла его, как в детстве и тоже заплакала.
Ради спокойствия своей семьи Константин увёз жену и дочь за двести километров, в село Андреево, где их никто не знал.
В назначенный срок Наталья и Инка родили мальчишек, но в отличии от Инкиного, сын Наташи родился с отклонением. Олигофрен.
— Это из-за неё! Родная мать меня прокляла! — плакала Наталья,— когда я уходила, она крикнула вслед, что мой ребёнок родится уродом, а я, как и она, буду никому не нужна!
— Наташенька, ну какой же он урод? Хорошо, пусть он не будет профессором, но посмотри, посмотри, какая у него улыбка! Это счастье, это ангел в доме! Наталья назвала сына Романом. Отчество он получил то же самое, что и сын отца Никита — Константинович.
Наталья пробыла с сыном первые несколько месяцев, а затем уехала в город и устроившись там на работу, навещала сына раз в месяц. Откупалась игрушками и сладостями. Инка, та пошла ещё дальше — укатила в областной центр «повышать квалификацию», да так и не вернулась. После прислала Константину телеграмму с просьбой о разводе. Ребёнок остался с отцом.
Мальчики росли, как братья. Никита смышлён и хитёр, а Ромочка божий человек, дурачок. Радовался конфетке, доброму слову.
Константин, разочаровавшись в женщинах, больше о женитьбе не помышлял.
Как-то он шёл с корзиной травы, что накосил кроликам. Смотрит, а у их забора стоит незнакомая женщина, и с Ромочкой разговаривает. Ромочка, добрая душа, улыбается, что-то увлечённо рассказывает ей. Как баба та обернулась, так Константину аж плохо стало — лицо женщины было обезображено, и лишь отдалённо напоминало человеческое. Особенно жутко выглядела улыбка. После-то Константин понял, что улыбка эта никогда не сходит с лица несчастной.
— День добрый! — придя в себя, поприветствовал уродину Константин.
— Дабый, — кивнула головой та.
— Сынок, иди-ка, дай кроликам, — отдал Константин корзину Роме, — попрощайся с тётей и иди, покорми ушастых.
Рома попрощался и пошёл в крольчатник. Константин пошёл было за ним, но увидел, что убогая стоит, не шелохнётся. Стало ему неловко.
— Откуда к нам? — спросил он калеку.
— Ии онаыия, — ответила та.
— Из монастыря? — догадался он, и она радостно замахала головой.
— Ы э унае эня, Ойя? — старательно произнесла она, загораживая ладонью рот.
— Что? — не понял он?
— Эээня не унаё? Ойя! — богомолка полезла в котомку и достала паспорт его бывшей жены, Ксении.
— Ксения? — не веря глазам, произнёс он, — я слышал, ты померла! Мы давно за тебя свечки ставим, как за мёртвую!
По шрамам на щеках женщины побежали слёзы.
— Аыва! Аыва! — крикнула она, стуча себя в грудь.
— Вижу, вижу, что жива. Проходи в дом, — Константин никак не мог поверить, что эта калека — его бывшая жена, Ксения.
Он посадил её за стол. Как смогла, она рассказала ему, как колесила всюду, пытаясь разыскать их с дочерью. Как села в попутку, водитель которой был пьян, и угодила та машина в страшную аварию. После чего и пошёл слух, что она померла. А она выжила — врачи сшили её буквально по кусочкам. Половину из рассказанного Константин не понял.
Рассказал, что дочь Наташа живёт в городе, что замуж пока не собирается, работает в каком-то управлении. Когда рассказал про своих ребят, Ксения замахала руками, ей хотелось объяснить Константину, что она сразу признала в Ромочке внука, и что она попросила у него прощения за всё зло. Добрый мальчик не всё понял, что она говорит, он просто улыбался и кивал, а она за что-то благодарила его, говоря что именно для того и выжила. Чтобы он её простил.
Константин выделил бывшей жене отдельную кровать, сам полез к ребятам на печь. Утром, до рассвета, послышался ему шум, но он решил, что это Васька-кот гоняет мышь.
Константин вставал обычно рано. Увидев аккуратно застеленную кровать, он удивился и вышел во двор. Дорога была пуста. Он в недоумении вернулся в дом, не понимая, как Ксении, которая еле ходила, подволакивая ногу, удалось преодолеть такое расстояние.
За столом сидел cынок, Никита.
— Я слышал, как она ушла, пап. Всю ночь не мог уснуть, уж больно страшное у неё лицо. Страшнее, чем у бабы Яги! Почему она такая уродина?
— Она больше не уродина, сынок. Была ей, но теперь нет, — успокоил сына Константин, — Буди брата, будем завтракать.
И тут он увидел на столе, на блюдце, обручальное кольцо, надетое на свёрнутую в трубочку записку. В ней было всего одно слово.
Автор: Лютик
