Отпуск Егору предоставили в начале июля. Сослуживцы похлопывали по плечам, не скрывая зависти, давали советы, как лучше провести этот месяц. Одни советовали поехать по туристической путёвке, другие отчаянно доказывали, что нужно без сомнения, отправляться к морю.
Егор на советы товарищей только улыбался, соглашаясь с предложениями, а в глубине души думал о сокровенном желании: провести отпуск в родной деревне, где прошло детство. Ещё весной часто стал вспоминаться родительский дом.
Такие мысли овладевали сознанием чаще перед сном. У него появлялись видения деревенских домиков, ватаги босоногих мальчишек, снующих по улице. Вставал образ отца и матери. Стоят они рядышком у калитки.
Дома Егор не сразу начал разговор с женой об отпуске. Ходил по комнате, изредка поглядывал в сторону супруги, и подыскивал момент, чтобы рассказать о намерениях. Уже после ужина, когда жена мыла посуду, сказал: « Поеду завтра в „Селезнёвку“.
— Надумал что. Селезнёвку вспомнил? Это где? — удивилась Ксения, чуть не выпустила из рук тарелку.
— Ну что ты притворяешься? — обиделся Егор. — Селезнёвка не знакома?
Жена всплеснула руками: „Ах, вот ты о чём. На родину значит. А: к кому же ты там поедешь вопрос?“
— Хочу побывать у отцовского дома, поглядеть, что там и как. Даже не вспомнить, когда в последний раз видел родимую сторонку.
— Что ж это получается? — по виду мужа Ксения догадывалась, что уже решил он окончательно и ничто не в силах отменить задуманное. — Люди на отдых едут к морю, по туристической путёвке...
— Вот, и на работе говорили о том же. А я поеду в Селезнёвку.
— Навестил бы ты лучше детей. Володька уж в сотый раз зовёт к себе. Алёнку проведать мог бы, хоть и в общежитии живёт, но место для отца нашла бы.
— Их навещу в другой раз. Вот на следующий год пойдём в одно время в отпуск и вместе отправимся в путешествие к детям, — сказал Егор.
На том разговор и закончился.
...Вот уже автобус притормозил у остановки, выпустил из душного салона пассажиров, тронулся дальше. Люди заспешили, каждый в нужную для него сторону. На остановке остался стоять один Егор. Внимательно смотрел по сторонам, не узнавал родного села.
Напротив, стояло двухэтажное здание. Рядом с ним игровая площадка. Можно было сразу догадаться, что это детский сад. За ним шла ровными рядами, состоящая из одинаковых двухквартирных домов, улица. Дома обложены кирпичом, с фасадной стороны стены отделаны узором. За домами, вдалеке на бугре, Егор заметил строения, по-видимому, животноводческий комплекс.
Рядом с ним возвышалась водонапорная башня, и только тут обратил внимание, что по улице, на одинаковом расстоянии друг друга, установлены водонапорные колонки. Подошёл он к одной, нажал на рычаг, и зажурчала вода. „Чудеса!“ — произнёс Егор, набрал в ладони чистой воды, плеснул на себя. После этого расстегнул верхние пуговицы на рубашке, снял с ног штиблеты и носки, как в детстве зашагал по улице босиком.
Через некоторое время ряд новых домов оборвался, и взору представился вид той прежней из Егорова прошлого Селезнёвки: отрезок улицы с покосившимися деревянными домиками и саманными землянками. У некоторых из них на обмазанной глиной завалинке сидели старухи. При виде приезжего щурили глаза и внимательно смотрели вслед, не узнавая путника.
Егор с замиранием подходил к родному месту. Увидел он отчий дом, и в груди у него перевернулось, сердце даже непривычно заныло. Дом, с накренившимися стенами и крышей, встретил гостя пустыми без рам и стёкол окнами. Забор из деревянных прутьев, переплетённых лозой, кое — где повалился. До ворот и за ними росла сорная трава, достигавшая пояса Егора, который остановился посреди двора и с любовью осматривал, что попадалось на глаза.
Вот в углу двора остались стоять грабли из дерева, с помощью которых ещё мальчишкой помогал отцу убирать сено. Среди бурьяна, на глиняном бугорке, лежало рассохшееся корыто, из которого раньше кормились поросята. У стены под сараем стояла телега, с прогнившими досками.
Егору вдруг представилось, как из заколоченной двери дома вышла мать. Из-за нахлынувшего видения в глазах стало мутно, и невольно выступили слёзы. „Мама“, — тихо прошептал. Две солёные слезинки потекли по щекам. „Мама! Как же редко навещал тебя, — шептал Егор. — Милая, мама, не забывала, помнила каждую минуту обо мне. Приезжала она, как и могла с гостинцами. Подкармливала, чтобы с отличием окончил институт.
Приезжала мама и тогда, когда женился, угощала внуков сдобными пряниками и душистым домашним караваем, испечённым в печи. Когда старость и болезни овладели её телом, неровными буквами писала тёплые, душевные письма. Кое, где буквы в них расплывались от слёз, которые роняла на бумагу. Последний раз я приехал к тебе, мама, когда глаза твои навечно закрылись“.
Егор продолжал рассказывать матери о себе, о жизни. Вспоминал он, как много она пережила. Не ладилась жизнь у старшего брата Петра, в автомобильной катастрофе погиб средний брат — Иван. Много слёз выплакала мать, горе тяжёлым грузом ложилось на хрупкие плечи. Егорушка, младшенький, радовал удачно сложившейся жизнью. В семейном счастье сына она находила радость и покой.
Егор медленным шагом пошёл по двору. Среди возвышающегося лопуха, росшего у забора, заметил металлический ящик. Приподняв скрипучую, проржавевшую крышку, увидел инструменты отца: напильники, молотки, кучку ржавых гвоздей, другие принадлежности. Глядя на это, вспомнился эпизод из детства.
Однажды, играя у соседей, обнаружил под кроватью ведёрко с гвоздями, набрал полный карман и пришёл домой. Когда отец спросил, откуда гвозди, Егорка откровенно рассказал, где взял. Отец не ругался, а жёстко приказал отнести назад и признаться в воровстве. Обескураженный Егор вышел на улицу и промежуток времени думал, что предпринять. Окончательно уяснив для себя, что совершил скверный поступок, в страхе выбросил гвозди в копну сена.
Только зимой, когда корова Зорька заболела, и её зарезали, вскрылся обман. Пристально и холодно смотрел тогда отец на сына, который вынужден был пойти всё-таки объяснить соседям, что совершил кражу. Сосед, тогда ещё молодой и только недавно женившийся парень, усмехнулся и погладил его по голове, а отец горделиво смотрел на сына. Кроме того тогда папа смастерил на картонном листе настенные часы с движущимися стрелками. На годы жизни запал тот день.
Вдруг за спиной Егора послышались приближающиеся сзади шаги. Он обернулся, увидел полусогнутого маленького старичка.
— Егорушка?! — подрагивающим голосом спросил он. Егор удивился, застыв на месте, утвердительно кивнул. — А — то, думаю, кто это в соседский двор заглянул. А, эн той Егорка. Да! Давно не виделись. Хоть в волосах седина просматривается, но признал. Смотрю я, старого соседа не узнаёшь. — Уставился вопросительно на гостя.
— Нет, — честно признался тот.
— Ну, да. Ну, да! Годы прошли, стар стал. По соседству так и живу. Пантелеем кличут.
Конечно же, вспомнил. Пантелея — соседа, у которого взял те злополучные гвозди, но никак не представлял того, резкого в движениях и молодого, теперешним дряхлым стариком.
Дед тяжело опустился на железный ящик с инструментами, проговорил:»Много годков не виделись. А, эн той, помню парнишкой, особливо, когда бегал. Мать тебя сильно любила, да и отец уважал по-мужски"...
Егор слушал пожилого человека и никак не приходило на ум, присутствовала ли у того раньше странная присказка «эн той».
Между тем Пантелей продолжал: "Заросло бурьяном и травой. Много людей уже нет в живых. Вот предлагают новые квартиры, а никто из стариков не желает переселяться. Привыкли тут. Не станет последних жителей, и пустое место будет здесь. Да... — Помолчав, добавил. — Значит к родному порогу приехал. Это приветствуется. А вот, эн той, ночевать догадываюсь негде. Идём, найдётся хлеб и соль для дорогого гостя. Жалко жены нет уже. Три года прошло, эн той, как «представилась».
Дед кряхтя, встал, махнул рукой и направился к воротам. Егор, казался, благодарен ему за то, что тот помнил былое и как родственника зовёт его в свой дом. Шагая за стариком, вновь вспомнил мать и отца. Кроме щемящей боли, овладела приятная волна чувств, потому что оказался у родного дома и понимание, что будет тяжело уезжать из родных мест.
Автор: Виктор Владимирович
