Виталик был альбиносом от рожденья. Бывают такие люди, они совершенно лишены пигментации. Так вот, Виталик был как раз одним из них. И волосы у него были совершенно белые, словно седые, да и кожа всего тела была белая как сметана. И загар у него был специфический – альбиносный. Вот, мы например, ну те, которые не альбиносы, под солнцем сначала краснеем, а потом, темнеем, потому как пигментация кожи, это защитная реакция организма на солнечный ожёг. А вот альбиносы они не темнеют, они, так и остаются красными, потому, как лишены этой самой защиты. Честно признаюсь, сначала мне было страшно на него смотреть – кроваво красный цвет кожи его тела внушал мне ужас, я даже сам чувствовал, как это больно, когда человек обгорает под солнцем, потому как, сам обгорал, и не раз. Но оказалось, что всё не так страшно.
— Ну, красный, ну, что сделаешь, альбинос это надолго, — улыбнулся он мне, когда мы познакомились и я спросил его об этом.
— И что, совсем не больно?
— Нет, не больно, — опять улыбнулся он, — больно было в первый день, когда сгорел.
— И кожа не горит?
— Нет, не горит. Если не веришь, то можешь потрогать. – И он взял мою руку и приложил её к своему красному плечу. – Ну, вот, чувствуешь, холодная? Кожа действительно была не горячая.
Виталик был высоким и очень сильным. Да, именно высоким, рост его был метра два не меньше, да и плечи – косая сажень, он спокойно брал деревянную табуретку за ножку и поднимал её на вытянутой руке. А табуретка, я скажу тебе, была реально тяжёлая, ни какая-нибудь там магазинная, а самодельная, из толстых досок сделанная.
— Пусть не красивая, зато устойчивая, я на ней сам буду сидеть, — сказал мой дед, моей бабушке, когда та попробовала её поднять.
Да, Виталик был сильный…
А отдыхал Виталик с женой. Так вот, Лариса, жена Виталика, была ему под стать – высокая, крашенная блондинка, метр семьдесят шесть, не меньше, потому как я в те годы был метр восемьдесят, а она совсем не на много была ниже. И, полная, но не безобразная, а, как говорится, Лариса была женщина в теле. Такая, точно коня на скаку остановит, — тогда, подумал я, — не женщина, а настоящая мощь, про таких женщин Расторгуев когда-то пел – ты Дуся агрегат…
А вот Петрович, тот хоть и был высокий, но в отличие от Виталика, был очень полный, даже можно сказать толстый, особенно безобразным у него был живот, он словно горб верблюда выпирал вперёд. Так и ходил Петрович, немного отклонившись назад, что б его живот не перевесил. Понимаю, полнота это болезнь, и смеяться над больными людьми не хорошо, меня этому мама с детства учила, но ничего не поделаешь, бывают ситуации, когда с собой справится нет возможности. А такой случай был. Как-то, Петрович решил сесть на мою детскую скамеечку, хоть и целился он своим огромным задом основательно, словно снайпер, но всё равно промахнулся и упал, я хохотал, словно был в цирке… Представь себе, что это бегемот или слон, пытается угнездиться на маленькую, сантиметров двадцать пять высотой скамеечку. И ведь были же рядом нормальные, высокие, садись – не хочу, но он выбрал именно эту. Смешно? Конечно, смешно. Поднимали его впятером. Ему было больно и обидно. Но нам-то смешно…
Петрович отдыхал у нас уже пятый раз и, как говорится, был уже своим человеком. Но в этом году он приехал без жены, но зато с дочерью. А дочь Петровича Людмила, была под стать жене Виталика Ларисе. Такая же высокая, такая же крупная…
И вот так случилось, что Виталик с женой, и Петрович с дочерью, подружились. Не совсем так, что б – дружба на век, а ровно на столько, на сколько, совершенно не знакомые люди могут дружить на курорте. Вместе ходили на море купаться или на рынок за продуктами, вечером иногда посещали кафе или ресторан. Такое случается очень часто, когда совершенно не знакомые друг другу люди, находясь на отдыхе, сначала знакомятся, потом начинают дружить, делиться своим самым сокровенным, а потом разъезжаются по домам и, через некоторое время забывают тех, с кем совсем недавно, прощаясь, обнимались, даже пускали слезу, обещая писать, а приехав домой и, окунувшись в суету, забывали. И хорошо, если открытка на Новый год, мол, я помню…
В тот прекрасный летний вечер, когда солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая верхушки деревьев в красный цвет, дневная жара уступала место вечерней прохладе, а подувший с моря лёгкий бриз, смешиваясь с ароматами вечерних цветов, создавал в воздухе неповторимые феромоны, от которых у мужчин кружится голова и их тянет на подвиги, а женщины становятся игривыми словно кошки, им хочется нравиться, хочется слушать ласковые слова, им хочется…, хочется…, им очень хочется….
Именно в этот прекрасный летний вечер Виталий с женой и Людмилой отправились в ресторан. На отдыхе, хочется отдыхать, не только валяясь на берегу моря, и грея бока на солнце. Женщинам, хочется танцев, хочется лёгких прикосновений, нежных взглядов, а тут и феромоны, словно стрелы старика Эрота, они манят, они толкают, а музыка играет, а певец на эстраде поёт про вечную любовь, про огонь души, а вино, а томные взгляды усатых кавалеров — это так возбуждает, что порой одно фривольное движение, один игривый взгляд, одно слово, и стрела попала точно в цель...
Виталий женат был уже не первый год, и даже не третий и даже совсем не пятый, и поэтому танцы его не интересовали, он больше налегал на вино, на шашлыки, потом в ход пошёл коньяк и к концу вечера наш краснокожий белокурый блондин дошёл до кондиции…
Лариса с Людмилой вели его словно конвоиры, придерживая с боков, а Виталику было весело, он пел песни, смеялся, балагурил, и требовал продолжения банкета.
— Вот придём, а в холодильнике есть бутылка сухенького, можно ещё посидеть…
— Можно, можно… — поддакивала Лариса.
Потом выяснилось, что она забыла в ресторане сумочку, в которой были документы и милые её сердцу вещицы, и девчата решили вернуться назад, пока ещё не так далеко ушли. Виталик не возражал.
— А, идите, — махнул он рукой, — а я домой, что-то, притомился сегодня, — и побрёл в сторону дома.
А тем временем, местные джигиты, с жуковыми усами и карими глазами, те, кому не удалось подцепить себе очередную красотку на вечер, уныло сидели у ресторана и ругали неприступных белых девчонок.
— А как она танцевал, да? Как она прижимался, да? Слюшай, что им надо, а? – с сильным кавказским акцентом и коверкая слова, сокрушался один из них, по имени Саркис.
— Дааа, — согласился другой, по имени Алик, — какой хароший женщина, даааа, — протянул он и мечтательно просмотрел в чёрное небо, — такой балшой и красивый…
Третий просто курил, роста он был невысокого и наверно, поэтому женщины обходили его своим вниманием, особенно те, которые нравились. А нравились ему тоже большие и пухлые, и что б были формы и объёмы, чтоб можно было прижаться к ней всем своим телом, и зарыться лицом в шикарную грудь, и вдыхать запах настоящей женщины. Ах, как это кружит голову. Сегодня он пытался пригласить такую красавицу, блондинку с голубыми глазами, высокую и объёмную, как на картинах Рубенса, которые он видел в журнале «Огонёк», но она прошла мимо, словно каравелла и даже не взглянула на него, и это очень обидело. Подумаешь, какая неприступная, — думал он, — да что ты знаешь о мужиках, не смотри, что я не высокий, зато я сильный, ого-го какой сильный…
И тут из темноты бархатного вечера показались наши подруги, Лариса и Людмила, они молча проследовали мимо ошалевших джигитов и вошли в ресторан.
— Вах, что это, — встрепенулся Алик, провожая обалдевшими глазами наших девчат, — откуда они?
— Оттуда, — кивнул головой в сторону темноты Саркис, и сглотнул слюну, он тоже их узнал.
— Ах, какие женщины, — опять покачал головой Алик, — такие большие и красивые. Они что одни?
— Вроде одни, — сказал третий, и его сердце замерло, он тоже узнал Ларису.
И не сговариваясь, они посмотрели друг на друга….
Сумка нашлась быстро, и девчата, подхватили её, отправились домой. Проходя мимо наших ошалевших страдальцев, Людмила не удержалась, улыбнулась им и спросила:
— Что мальчики, скучаете?
— Ай, красавицы, постойте, — встрепенулся Алик, — куда торопитесь, пошли с нами, туда-сюда по стаканчику вина выпьем, потанцуем…
— Поздно мальчики, — засмеялась Людмила, — уже спать пора.
— Ай, красавицы, какой спать, — вставил свою реплику Саркис, — пасматри какой ночь, ещё рано…
— Пока-пока мальчики, — засмеялась в ответ Людмила, — это не мы спать, это вам пора, вы ещё маленькие…
Такого оскорбления наши усатые джигиты стерпеть не могли, особенно третий, как показалось ему, эта женщина смотрела именно на него, а значит и говорила ему.
Виталик уже спал, когда Петрович растолкал его и спросил:
— Твоя Лариса дома?
Ничего не понимая спросоня, да и хмель, ещё во всю бродил в его голове, Виталик бестолково вертел по сторонам головой собирая свои мысли в кучу. Наконец он всё вспомнил.
— Они вернулись в ресторан за Ларкиной сумкой, — сказал он Петровичу, натягивая шорты, — а который сейчас час?
— Так ты уже минут сорок, как вернулся, — ответил он, — а Людки нет, вот я и заволновался.
— Пошли на встречу...
На полпути к ресторану, где заканчиваются дома, и начинаются живописные заросли облепихи, олеандра и барбариса, именно оттуда, где нет уличных фонарей, а освещением служит только яркая луна, раздавались женские крики. Виталик и Петрович рванули туда.
Не смотря, на свои неимоверные объёмы, Петрович, во всю поспевал за своим молодым другом, он словно бегемот следовал за ним по пятам, и только тяжёлое дыхание говорило о его весе и возрасте. Словно два разъярённых зверя они влетели на поляну, окружённую со всех сторон густыми зарослями облепихи. Лариса и Людмила стояли спиной к кустам и отбивались от наседавших на них разъярённых неудачей поклонников лёгкого секса. Джигиты, словно мелкие шакалы, суетились вокруг своих разъярённых жертв, они были слишком увлечены, желание и скорая возможность овладения этими недоступными, но от этого ещё более желанными красавицами застила им слух, они не обращали внимания на посторонние звуки, доносившиеся откуда-то сзади. Одежда на обоих девчатах была основательно потрёпана, чувствовалось, что борьба идёт уже давно, и видимо с переменным успехом.
— Хватай её, — кричал Саркис Алику, — хватай…
— Я тебе схвачу, хорёк ты драный, — ответила Людмила и с треском опустила на голову Саркису свою сумку.
— Давай за ногу, тащи её, — Алик извернулся и схватил Ларису за ногу и повалил на землю, — заткни ей рот, что она визжит будто мы её режем.
— А ну отпусти, — опять заорала Людмила, и с размаху треснула третьего по физиономии рукой. И видимо в этот удар она вложила всю свою силу, от чего третий джигит отлетел в сторону и остался там лежать…
— Аааааа, — заорал Виталик, и, сжав кулаки, кинулся на обидчиков своей жены…
— Ааааа, — сзади орал Петрович. И, расставив руки в стороны, словно хотел всех поймать, с бешено выпученными глазами, тоже бежал следом.
Саркис и Алик резко обернулись на крики и топот, что они увидели, не знаю, но заорали так, словно за ними гнались черти.
— Ааааа, — заметались они по поляне, и, поняв, что выхода нет, рванули напрямую, через заросли. Уже утром, ради интереса я сходил туда. Не представляю, как можно было прорваться через этот колючий кустарник, но облепиха всё скрыла, и только лоскутки одежды показывали возможный путь их позорного отступления…
Двое убежали, но зато третий уютненько лежал около кустов и не шевелился, вот его-то и потащили в милицию. Он даже не упирался и не пытался бежать, только ужас в глазах и обречённо опущенная голова говорили о его подавленном состоянии. Да и куда убежишь, от таких бугаев, один как жираф почти на метр выше, нёс его под мышкой до самого отделения, а следом с огромной дубиной следовал бегемот Петрович. И ещё Лариска с Людмилой, разъярённые, словно две фурии, готовые в любой момент вцепиться в свою, теперь уже жертву…
В милиции лейтенант упрямо не хотел принимать заявление и настойчиво предлагал договориться, мотивируя всё тем, что ни кто не пострадал, платье и сумку можно купить новые, и что человек оступился, да и вообще, что он мог, такой маленький, сделать двум таким высоким, красивым и сильным девушкам, конечно же, ничего. И, в конце концов, уговорил.
Далее последовал торг.
— По тысяче рублей Ларисе и Людмиле, — потребовал Виталик, — тогда не будем писать заявление.
— По тысяче, — выпучил глаза мелкий насильник, — да ты с ума сошёл, по двести рублей, и то, я считаю много.
— Чтооо? – Подскочил со стула возмущённый муж, — по тысяче и не меньше, и твоих двоих друзей поймаем, сам приведёшь к ним…
Тут уже лейтенант, что-то на своём языке сказал, задержанный сверкнул на него глазами и произнёс:
— Хорошо, по четыреста, больше не могу, я деньги не печатаю…
— По четыреста? Да ты обалдел, вы хотели изнасиловать мою жену и его дочь, – он кивнул на Петровича, — а теперь говоришь, что у тебя денег нет, в тюрьму хочешь?
Потом помолчал мгновение и добавил:
— Ладно, мы не звери какие, не то, что некоторые, по восемьсот, и мы в расчёте…
В итоге договорились на шестистах рублях каждой…
Прощались уже почти друзьями. Лейтенант улыбался и жал всем руки, особенно не мог оторваться от женщин.
— Ах, какие вы красивые, – приговаривал он, — такая красота, такая красота…
— Ты береги жену, — улыбался он довольному мужу, — а то украдут…
Все остались довольны, особенно лейтенант, он радовался, что удалось всё уладить миром, и теперь ни кто не скажет, что он не помог своему дальнему родственнику, а то, что пришлось отдать такую сумму, так пусть Саркис с Аликом, тоже раскошеливаются, он так и сказал ему:
— Завтра пойдёшь и возьмёшь с них деньги, по шестьсот рублей с каждого. Как это за что?
Мне по двести. Я что, просто так это дело улаживал?
Домой друзья пришли уже под утро, уставшие, основательно потрёпанные, но очень довольные. И немного поспав, поехали в город, покупать обновки…
Уже вечером, когда мы все сидели за накрытым столом, и обмывали покупки, когда девчата дефилировали перед нами в новых платьях, и босоножках, показывали свои новые сумки, купальники и косметику, рассказывали в красках, как они отчаянно сражались за свою честь с этими мелкими усатыми хорьками, и как они сами испугались, когда увидели двух огромных разъярённых чудищ, это потом они узнали в них отца и мужа, а сразу, да ещё при луне, это было что-то страшное, да ещё этот крик в два горла, – ааааа, — не зря эти двое так рванули через кусты…
Уже основательно выпив, наш счастливый белокурый краснокожий муж, с любовью обнял свою большую Ларису и, с улыбкой произнёс:
— Ты знаешь, оказывается, красота это страшная сила, а красивая жена это страшная сила вдвойне…
— Почему, — не понял я.
— Ну как почему, все её хотят, за ней теперь глаз да глаз, — и счастливо прищурившись, зарылся в складках её объёмной груди…
Такая вот произошла история с Виталиком альбиносом и его красавицей женой…
Вот так мой милый друг, оказывается для кого-то толстая корова, а для кого-то и красавица. У каждого своё понятие красоты, своё мерило, свой эталон. Так что, всех одним аршином мерить нельзя. Кому-то девяносто – шестьдесят – девяносто подавай, а кому-то и сто двадцать – сто – сто двадцать кажется эталоном красоты…
Автор: Николай Голодяев
