Перед вами одно из серии писем серии, которая выпускается в рамках проекта-посвящения своим матерям «Пока не поздно»: женщины пишут то, что хотели бы сказать своим мамам. Это письмо писательницы-феминистки Кейси Эдвардс.
Моя мама говорит, что она толстая... значит, когда я выросту, я тоже буду толстой и уродливой...
«Дорогая мама,
Вспоминаю, как когда мне было 7 лет, я узнала, что, оказывается, ты толстая, некрасивая и вообще никакая. До того момента я, признаться, всегда считала тебя красивой в каждом своем проявлении. Когда я листала альбомы с твоими старыми фотографиями, меня завораживали снимки, где ты в белоснежном купальнике стоишь на палубе корабля. На тех фотографиях ты была похожа на кинозвезду! Я знала, где лежит тот белый купальник, и в детстве иногда доставала его, прикладывала к себе и кружилась перед зеркалом, представляя, что когда я вырасту, я тоже буду его носить и буду совсем как ты.
Но потом все изменилось. Однажды, когда мы выходили из дома, торопясь на детский утренник, ты вдруг сказала: «Посмотри, какая ты красивая, худенькая и милая. И какая я толстая, уродливая и вообще ужасная».
Сначала я не поняла, о чем это ты. «Ты совсем не толстая», — сказала я со всей детской серьезностью и искренностью. «Нет, дорогая, я толстая. И всегда была толстой, с детства».
В последующие дни я много думала над твоими словами и мне пришлось сделать несколько горьких выводов из них, которые впоследствии определили многое в моей жизни:
1. Моя мама, видимо, и правда толстая, раз она так говорит. Ведь мама не может меня обманывать.
2. Толстая значит уродливая и ужасная.
3. Когда я вырасту, я буду как моя мама, а значит я буду тоже толстой, уродливой и отвратительной.
Много лет спустя я не раз вспоминала тот диалог, а также многие другие подобные диалоги, которые у нас случились после, и злилась на тебя за то, что ты чувствовала себя настолько малопривлекательной, неуверенной и бесполезной. Я злилась, потому что, равняясь на тебя, я выросла с таким же восприятием себя.
Я запомнила, как ты всегда недовольно поджимала губы, когда видела свое отражение в зеркале, как ты в очередной раз начинала следовать новой чудодейственной диете и как, нарушая ее, объедалась чем-нибудь непозволительным и каждый раз говорила: «Вообще-то мне нельзя это есть, но не могу сдержаться». Так я узнала, что чтобы состояться в жизни нужно быть худой и что самый залог успеха женщины заключается в её физической привлекательности.
Прямо как ты, всю свою жизнь я чувствовала себя толстой, а потому еще и совершенно никчемной.
Но теперь я сама стала взрослой и у меня тоже есть ребенок, и я поняла, что обвинение тебя в том, что ты не научила меня любить себя, никак мне не помогает справиться с этим чувством. Я также понимаю, что ты не виновата в том, что ты себе никогда не нравилась, ведь ты сама — результат воспитания презрения к себе, который культивировался многими поколениями женщин.
Вот взять хотя бы бабушку, твою маму. Несмотря на то, что ее нельзя было охарактеризовать иначе как тощей, бабушка сидела на диетах всю свою жизнь, даже в глубокой старости. Она никогда не выходила из дома ненакрашенная, даже чтобы просто вынести мусор, ее приводила в ужас мысль о том, что кто-то может увидеть её настоящее лицо.
Когда папа ушел от тебя к другой женщине, бабушка, как ей казалось, проявила «отзывчивость»: «Не понимаю, почему он ушел от тебя. Ты следишь за собой, всегда красишься. Да, ты полновата, но ты не безобразная».
Перед тем, как от нас ушел папа, он сказал тебе нечто, что, конечно, никак не добавило тебе уверенности в себе: «Господи, Джен. Это не так сложно — если хочешь похудеть, просто меньше ешь».
В тот же вечер ты последовала его совету. Мы собрались за ужином, ты приготовила свою рагу по-китайски (в 80-е в австралийских пригородах сочетание фарша, капусты и соевого соуса считалось верхом гурманства). У всех еда лежала на обычных тарелках — кроме тебя. Твое рагу покоилось на крошечном блюдце.
Ты молча сидела перед крошечной ложкой фарша, а по лицу твоему лились слезы. Я ничего не сказала. Даже когда твои плечи задрожали от сдерживаемых рыданий. Никто не сказал тебе, чтобы ты перестала заниматься ерундой и взяла себе нормальную порцию рагу. Я тоже не нашла нужных слов, чтобы успокоить тебя. Мы не сказали тебе, что ты была самой красивой для нас и мы очень тебя любим. Почему-то все твои достижения и победы — как коррекционного педагога и матери своих троих детей — меркли для тебя в сравнении с бесплотностью усилий потерять хотя бы пару сантиметров в талии.
Мне было очень жаль тебя, но я не сказала ни слова. К тому моменту, я уже знала, что ты толстая, я слышала, что папа говорил, что «похудеть — это дело на раз-два», а следовательно ты была виновата в том, что тебе никак не удавалось похудеть, поэтому ты не заслуживала ни еды, ни моего сожаления.
Но теперь я понимаю, как я ошибалась, мам. Я понимаю, как тяжело расти в обществе, где женщине постоянно внушают, что важнее всего быть красивой, причем стандарты красоты становятся все менее достижимы. Но тем не менее, мы, женщины, поддаемся этим навязываемым стереотипам и хотим им соответствовать. А когда у нас не получается, нам не остается ничего кроме горечи и разочарования. Никто нас так не судит, как мы сами себя.
Но это безумие должно когда-нибудь закончиться. И я решила, что оно закончится прямо сейчас, на мне. Мы заслуживаем большего, мы не должны страдать от того, что мы не соответствуем чьим-то стандартам.
Это решение я приняла не из-за тебя, и не из-за себя, а из-за Вайолет, твоей 3-летней внучки. Я не хочу, чтобы в ней поселилось презрения к себе и к своему телу, чтобы это отравило ей жизнь, обесценило бы ее достижения и победы. Я не хочу, чтобы она относилась к своей внешности как к главному достоинству, которое определяет, насколько она хороша. Вайолет будет равняться на нас и учиться на нашем примере, каково это — быть женщиной. И я хочу, чтобы мы смогли ей показать своими словами и действиями, что она хороша сама по себе, независимо от цвета глаза или высоты скул. Чтобы суметь это сделать, мы и сами должны в это поверить.
Чем старше мы становимся, тем больше родных и близких теряем — из-за того, что те стареют или болеют. Я представляю, как те, чьи тела уже одряхлели и потеряли прежнюю силу, желают хотя бы на минуту вернуться в свое здоровое тело, и чего бы они только не отдали за это. В такие минуты становится совершенно неважным, какие бедра или ягодицы у этого тела, оно здоровое и сильное, и поэтому оно идеальное.
Твое тело и фигура тоже идеальны. Они позволяют тебе очаровать всех своей улыбкой, заразить всех твоим смехом. Они дают тебе обнимать Вайолет твоими нежными руками, пока она не захихикает. Каждая секунда, которую мы проводим в сожалениях о собственных несовершенствах, — это потерянное время жизни, которое никогда не вернуть назад.
Я бы хотела, чтобы мы уважали свое тело за то, на что оно способно, а не за то, какое оно. Я бы хотела, чтобы наша жизнь была насыщенной и интересной, чтобы мы теряли килограммы только тогда, когда наше тело откликается на физическую активность, чтобы мы оставили все сожаления в прошлом. Когда я смотрю на твои фото в белом купальнике, я вижу, что мои глаза меня не обманывали — я вижу красивую, умную, любящую женщину. Я вижу свою маму.»
С любовью,
Кейси
