Ночь любви

У Сары была прекрасная фигура: талия там, где надо, красивая грудь и накачанная попа (Марк готов был поспорить — она проводит в спорт зале как минимум три часа в день), а еще умелые руки, знающие, что делать. Она не притворялась недотрогой, разыгрывая робость и скромность, и в то же время не шокировала желаниями, которые могли бы оттолкнуть.

Ему нравились её волосы цвета редкого сплава меди и золота. Марк ни у одной девушки не видел таких великолепных волос — они бликовали в свете лампы, как драгоценное украшение, мерцали и переливались.

Нравились её глаза, похожие на два лунных камня. Конечно, Марк догадывался — все дело в контрастных линзах, таких глаз не бывает в природе. Блондинки чаще всего бывают с серыми, как дождевые тучи, глазами. Но эти линзы ей подходили. И этого было вполне достаточно.

У него не могла появиться дурацкая идея даже мысленно назвать Сару своей девушкой или (не дай, Боже!) невестой. Он вообще не собирался заводить что-то серьезное в ближайшее время. Ему нужно столько всего успеть — построить карьеру (Марку как раз обещали повышение в следующем месяце. Ему еще нет двадцати семи, а он уже юрист в преуспевающей фирме), заработать на большую квартиру и, само собой разумеется — просто пожить! Променять все это на череду скандалов и взаимных претензий? Не-а, спасибо!

Они с Сарой с самого начала договорились: у них свободные отношения, но это не значит — спать с кем попало (еще не хватало заразиться какой-нибудь гадостью). Свободные — от слова свобода. Они не выносят друг другу мозг, не пытаются переделать, они просто хорошо проводят время. Когда это «хорошо» превратится в «не очень хорошо» и, не дай Бог, даже в «плохо», просто разойдутся, оставив друг о друге самые радужные впечатления. И из двух несчастных людей сделают двух счастливых. В этом ли не кайф?

***

Саре вполне нравился Марк. Он не ревновал ее, понимая, что у него нет на это права. Не пытался затянуть в унылое болото под названием «работа над отношениями». Сара там была и хорошо усвоила, что «найти компромисс» в переводе на человеческий обычно означает — отказаться от чего-то, что ей очень дорого. А «работать над отношениями» — то, что ей придется сделать что-то, что противоречит её естеству и делать категорически не хочется.

Ей нравилась в Марке искренность. Он не любил ее и даже не пытался притвориться, что любит. Ему нужен был только секс, и он не уверял, что там дальше их ждет что-то большое и светлое: уютный дом, детишки и собака хаски, которая будет пыхтеть у камина долгими зимними вечерами. Сара знала — не ждет, а значит, ей будет не больно, когда все разрушится.

К тому же, мама с бабушкой успокоились: ей всего двадцать три. А до встречи с Марком ее уже начинали попиливать из-за «тикающих часиков». Подруги завидуют: одной парень запрещает общаться с друзьями, другую ругает из-за того, что та плохо ведет хозяйство — он почему-то уверен, что она должна во время свиданий убираться, мыть посуду и наводить уют в его квартире. Такая домработница с функцией интима. Марк на этом фоне выглядел просто звездой.

Сара улыбнулась, взглянула на великолепную комбинацию, припрятанную в сумочке. И позвонила в дверь.

— Привет, детка, — сказал Марк. Наверное, он подсмотрел эту фразу в каком-нибудь американском сериале. Она еле удержалась, чтобы не напомнить: «Мы в России». А в России такое звучит неуместно и даже глупо. Но, с другой стороны — какое ей дело?

Сара залюбовалась его лицом — он был мужественным, сильным, чувственным, напоминающим ей сразу всех соблазнителей из женских романов. И почему-то мужчину с рекламы одеколона.

Марк залюбовался ее лицом — она была раскованной, сексуальной, доступной. Она напоминала ему сразу всех красоток из фильмов откровенного содержания. И почему-то напоминала ему девушку с рекламы автомобиля.

Повсюду стояли свечи, по бокалам было разлито вино. Несмотря на то, что Марк не обманывал себя тем, что любит Сару, он заботился о том, чтобы в их встречах было место романтике.

Он включил легкую музыку, которая скрашивала неловкие паузы в разговоре (ну, о чем им можно говорить?). Они попивали винцо, неспешно лакомились мидиями. Марк умел их готовить не хуже любого шеф-повара. Разговор ограничивался сальными намеками, недвусмысленными прикосновениями. В воздухе царила атмосфера легкой, ни к чему не обязывающей романтики.

Марк уже хотел перейти к главному «блюду», но внезапно красивое лицо его любовницы стало очень несчастным. Сара вдруг скрючилась так, будто ее кто-то ударил в живот.

— Мне нужно отойти на несколько минут, — сказала девушка и выскочила в туалет.

«Может, отравилась чем-то? Проблема в мидиях? Пожалуй, не стоит готовить их слишком часто».

— Прости, — вернувшись, Сара виновато вздохнула, — сегодня ничего не будет. У меня женские дни.

Марк едва удержался, чтобы не поморщиться. И что же им теперь делать? Не скажешь же ей: «Ну, пока!» Обычно во время свидания они наслаждались друг другом всю ночь и после экстаза сладко засыпали уже под утро.

Сейчас им предстояло провести весь вечер за каким-нибудь альтернативным занятием. А Марк понятия не имел, за каким. «О чем говорить с девушками?» Ему вспомнилось, как он, будучи совсем подростком, читал на эту тему психологические статьи. Решил последовать советам психологов. Спросил Сару, что она больше любит — дыню или арбуз.

Поинтересовался: если бы она вдруг очутилась на необитаемом острове и могла взять туда только одну-единственную вещь, какую бы вещь она выбрала?

Почувствовал себя идиотом. Судя по заученным ответам, Сара тоже читала эти статьи и давно придумала, как отвечать на такое.

Спать легли молча. Сара лежала, неестественно съежившись на другой стороне кровати.

— Может быть, тебе съесть еще одну таблетку? У меня есть аспирин, — не выдержав, предложил Марк.

— Да я уже выпила. И не одну, — девушка согнулась в новом приступе боли.

— Может, стоит обратиться к врачу? У меня есть хороший знакомый. Он как раз консультирует по «женским вопросам».

Сара бросила на любовника удивленный взгляд. Раньше он никогда не интересовался ее здоровьем. И уж точно ни в чем не предлагал помощь.

— У меня все в норме.

— Знаешь, когда в детстве у меня болел живот, — чуть смущаясь, начал рассказывать Марк, чтобы скрасить ставшую уже ненавистной тишину, — мама всегда клала руку на него и говорила... — он положил ей на живот ладонь, уткнулся в него носом и что-то зашептал. Это было неожиданно мило.

Саре вдруг стало интересно, каким Марк был в детстве. Как ни старалась — никак не могла представить. Сейчас, глядя на его холëное лицо, ей казалось, что он родился таким: уверенным в себе карьеристом, напоминающим парня с рекламы дезодоранта.

— А моя мама ничего такого не делала. Она считала, что нужно терпеть боль. Ты — маленький солдат, Сара. Тебе нельзя ныть, — Сара попыталась маму спародировать. Думала, будет смешно, но Марк почему-то не засмеялся.

Справедливости ради нужно сказать, Сарина мама и сама никогда не жаловалась. Даже когда ее обследовали с подозрением на рак, она сказала маленькой Саре, что подозрение на воспаление аппендицита. Она не ныла, когда им пришлось прожить целую неделю на четыреста рублей. Не ныла даже тогда, когда ушел Сарин отец, забрав из дома все свои вещи (и почему-то включил в список «своих вещей» мамины украшения, компьютер, телевизор и кухонную технику).

Неожиданно Сара обнаружила, что рассказывает все это Марку.

— Вот и я никогда не жалуюсь. Я не заплакала даже тогда, когда в шестом классе сломала руку. Только сказала: «Мне больно», и никто мне не поверил.

— Если бы тебе было реально больно, ты бы плакала, Сара, — логично заметили взрослые, — так что не придумывай!

Они с мамой обратились к доктору только после того, как Сара потеряла сознание от боли, когда пыталась писать сломанной рукой в школе. Представляешь?

— Ты рассказываешь об этом, как о каком-то подвиге. Но так нельзя! Нельзя молчать, когда тебе больно.

— Сейчас уже не болит, — с удивлением заметила Сара, глядя на его ладонь на своём животе. Она была сильной и какой-то... Доброй, что ли? Если, конечно, можно так сказать о руке.

— Я же говорил — работает, — Марк довольно улыбнулся.

— А тебе когда-нибудь было больно? — девушка подняла на любовника свои удивительные глаза.

Может, это вино ударило в голову. Но Марк обнаружил, что рассказывает ей о том, как влюбился в соседку с чудесным именем Лейла. В среду и пятницу он заканчивал учиться раньше, чем обычно, и каждый раз наблюдал, как она возвращается из школы. Только его девочка умела так ходить — казалось, будто она не касается земли лакированными туфельками.

Она была такой маленькой, миленькой, похожей на фарфоровую куколку. В одиннадцатом классе он отважился выпытать у её подруги, какие у Лейлы любимые цветы. Узнал, что она не переносит сорванные растения (фи! Это как трупы цветов! Ты смотришь на то, как они умирают), подарил изящную орхидею в горшочке, рассказал о своих чувствах и спросил, ни на что не надеясь в ответ: не хочет ли Лейла с ним встречаться? Когда Лейла согласилась, Марку показалось, что он ослышался! Настолько это было невероятно — Марк и это небесное создание вместе!

Лейла требовала всё новые и новые подарки (и он с удовольствием их преподносил), плакала, когда он забывал какую-нибудь очередную годовщину (даже если «годовщиной» была неделя и три месяца с момента, когда они впервые поцеловались). Она вообще начинала плакать в любой непонятной ситуации и сразу становилась похожа на маленькую беспомощную девочку лет пяти. Марк начинал её утешать, и ссора на этом заканчивалась.

— Я беременна, — как-то призналась Лейла, смиренно потупив глазки. А когда Марк выразил толику сомнения (они всегда предохранялись), привычно залилась слезами и прошептала, что предполагаемых отцов двое: Марк и один её друг (это было всего один раз, один раз не считается — понимаешь?).

Это было больно.

Потом зачем-то рассказал Саре том, как в детстве с пацанами бегал по крышам. Она в ответ о том, как впервые попробовала чипсы (ей было уже больше шестнадцати, до этого строгая мама запрещала), съела целых шесть упаковок (до того оказалось вкусно!), а потом мучилась с животом. Поделилась тем, что мечтает заниматься озвучкой и спародировала нескольких мультяшных персонажей. Он поведал о том, как мечтает, чтобы люди умели летать. Макс летает только во сне. Но вдруг наука однажды дойдет до такого?

Их голоса звучали и звучали, пока в комнату не прокрался первый солнечный лучик, бесцеремонно поцеловавший Сару в плечо.

Они встречались уже четыре месяца. И четыре месяца спали. Но впервые за это время у них была ночь любви. Их души раздевались медленно, то и дело дразня друг друга — то приоткрываясь, то натягивая на себя плотное одеяло вновь. Пока наконец не слились во что-то единое и мерцающее, и в этот момент Марк и Сара заснули.

Утром меньше всего на свете Марк напоминал ей соблазнителя с вульгарных обложек. И уж, конечно, он никоим образом не был похож на парня из рекламы дезодоранта.

А Сара меньше всего напоминала ему порномодель. И уж, конечно, она ну никак не могла быть девушкой с рекламы автомобиля.

— У тебя разве не линзы? — спросил Марк, глядя в ее глаза. Они мерцали, как лунный камень. Он думал, только в линзах такое возможно.

— Нет, — удивилась Сара, — с чего ты так решил? У меня со школы отличное зрение.

Если чьи-то глаза кажутся настолько прекрасными, может быть, это и есть то самое? Марк не отваживался произнести слово «любовь». Оно звучало слишком пафосно и едва ли могло обозначить то, что в эту ночь между ними едва-едва зародилось.

— Сар, а давай попробуем по-другому, — вдруг сказал он, — по-настоящему, что ли?

— Только я не умею, — впервые Сара выглядела такой неуверенной.

— Так я тоже. Но все равно, давай попробуем!

— А, была — не была, давай!

Кто знает, будет ли там собака хаски, собственный уютный дом и дети? Один Господь Бог. И я верю — в этот момент он смотрел на своих детей, улыбаясь.

Автор: Сашины Сказки