Мы, детвора, называли ее между собой «фея». Невысокая, кругленькая, она ходила с белым пуделем на поводке и доставала нам вкусняшки из яркого мешочка. Наверное, если бы таких людей появлялось больше, то жизнь озарялась бы солнечным светом, потому что они сами есть солнце.
Добрые игры в песочнице, казаки-разбойники, пускание корабликов в лужах. Как поет Буланова: «Мы играли в пиратов лихих, и отважных бродяг — мореходов». Удивительно, но вспоминая детство, всегда видишь залитый солнцем двор. Пупсиков, кубики, машинки. Мы были один за всех и все за одного. Тогда не мелькало в газетах заголовков вроде «Подростки выкололи глаз котенку» или «Собаку сожгли заживо». Доброта витала в воздухе. Нет, может, конечно, кто-то злой и был, но его воспитывали. Все. И сверстники, и взрослые. И становилось стыдно такому человеку за свои поступки.
А еще у нас была тетя Лина. Ростиком совсем маленькая, чуть выше ребенка. Помню ее пышно взбитые волосы и платья. Всегда яркие, с цветочками. Еще тетя Лина любила разноцветные бусики. Она выходила во двор со своей кудрявой беленькой собачкой Кнопкой. Побросав машинки, самолетики и пупсят, мы дружно устремлялись к ней. Тетя Лина была как добрый дух нашего двухэтажного старого дома. С ней молодые родители оставляли детей, если надо было на работу. Она помогала забирать нас из садиков. Попутно рассказывая интересные истории. Отлично вязала. Все мы щеголяли в разноцветных панамках, шарфиках и носочках от тети «Лины». Сейчас бы их назвали «фирменными».
Она не была ни чьей тетей по кровному родству, но мы звали ее так. Ее родственники жили в далекой Белоруссии и отправляли ей коробки с конфетами. Это сейчас их всяких изобилие. Покупай, что хочешь. Тогда был дефицит. Знаете, что делала тетя Лина? Все раздавала нам. Выходила, садилась рядом. Мы смущенно протягивали ладошки. Диковинные разноцветные фантики, вкус конфет, неповторимый, изысканный. Это теперь нельзя ничего брать детям у незнакомцев, потому что могут обидеть (что за время!). Но тетя Лина не была незнакомой. Она была своей!
— Ты зачем отдаешь их, а? У них родители, поди есть. А ты сама еле живешь. Муж вон больной, сколько ему на лекарства надо. Спрячь ты эти конфеты! Тебе самой надолго хватит. А им зачем? Думаешь, спасибо скажут? Да они вырастут, мимо пройдут, даже не вспомнят. Нужна ты им будешь. Станут пакостить. Это они пока маленькие хорошие. Не давай конфет детям, Лина! – советовала сухопарая, с тонкими губами соседка из второго подъезда. Мы этот разговор подслушали с подругой Олей. Мало что поняли из него, но слова в памяти сохранились. А тетя Лина ей ответила:
— Зин, ты что несешь? Это же детишки, малыши. Сейчас дефицит такой, где их мамы да папы конфет возьмут? А мне присылают, родня не забывает. Пусть они запомнят вкус хороших конфет. Полакомятся. Зачем я их беречь буду? Надо делиться! Ты видишь, как у них глазки сияют? Обнимают меня так. Пахнет от детей счастьем. И морем. И молоком. И арбузами. Господи, какие же они хорошенькие! Жаль, нам Бог не дал. Ни детей, ни внуков. Так хоть тут все мои, родные! – протирая глаза платочком, произнесла тетя Лина.
— Дура ты! Нашла хорошеньких! Пищат, визжат. И нечего бы их угощать, я вон сроду ничего не дам! Не мои и ну их! А ты, Лина, простофиля, — укоризненно качая головой, соседка ушла.
Мы тоже вышли из-за кустов, где прятались.
— Олюшка! Танюшенька! Идите сюда, вы чего там? Идите, деточки. У меня вон яблочко есть! – тетя Лина протягивала нам красное яблоко.
— Тетя Лина, а кто такие простофиля и дура? – ляпнула Оля.
На миг по лицу соседки, словно тень прошла, но она тут же улыбнулась.
— Услышали… Маленькие… Девочки. Вы вот что. Вы сделайте вид, что ничего не слышали, ладно? И на будущее запомните: кто бы что плохое или обидно не говорил, к сердцу не берите. Сразу отпускайте. Вот так, ладошечку поднимите, сдуйте и пусть оно все улетит, нехорошее. Люди они разные. Только знайте, хороших все равно больше! Вот я вас очень люблю! И ладненько! – прижала нас к себе тетя Лина.
Однажды она два дня не появлялась во дворе. Первый мы проиграли нормально, но все-таки поглядывая в сторону ее подъезда и приставая к мамам с вопросами: «А где тетя Лина»?
— Может, отдыхает. Или приболела. Не беспокойте ее! – ответили нам мамы.
На второй день ждать мы не стали. Собрались, все восемь – четыре девочки и столько же мальчиков. И такой вот делегацией пошли к тете Лине. Мы знали, где она живет. Пошли не с пустыми руками. Кешка нарисовал небо и солнце, Слава взял любимый фломастер, чтобы подарить. Яна и Димочка из пластилина смастерили колобок, Оля несла цветок в горшочке, близнецы Маша и Паша – варенье, а я блины. Их моя мама пекла виртуозно. Блинчики получались чудные: тающие во рту, с маслом, мама смеялась и ловко переворачивала сковородку, а блин, сделав переворот в воздухе, падал обратно.
— Сходи, отнеси тете Лине. А то она вас угощает, а вы ее? – потрепала меня по косичкам мама.
И мы отправились. Обитая реечками дверь, как сейчас помню. Половичок. Мы постучали. Тетя Лина открыла не сразу. В халатике, косыночке, она держалась за бок, была бледная. Увидев нас, расцвела.
— Ой, ребятишки! Откуда вы? Все пришли, мои родненькие! Володя! Володенька, ты посмотри, малыши мои любимые пришли, навестить тетю Лину! – она целовала нас и приглашала в комнату.
Будучи детьми, не обращаешь внимания на обстановку. Теперь можно сказать, что жила тетя Лина небогато, скромно очень. Две кровати. Разноцветные шторы. Покосившийся столик. Буфет. Старенький телевизор. Везде обилие вязаных вещей. С постели приподнялся кареглазый седой мужчина, робко улыбнулся нам, стараясь удержать равновесие.
— Муж это мой, малыши. Володя. Он… болеет. Не ходит. Вот, дома всегда. И я что-то прихворнула. Вы проходите, ребятки. Я сейчас вас конфетками угощу! – засуетилась тетя Лина.
— Мы можем помочь! Хотите, в магазин сходим. Я с папкой ходил, знаю, что где. Или можем ковры похлопать. Или мусор вынести. Мы все умеем! – вскинув подбородок, произнес самый шустрый из нас, Кеша.
— Да что вы, милые. Присаживайтесь вон, на коечку мою, — засуетилась тетя Лина.
— Принесли. Вам, — как всегда, немногословная Яна, стала выкладывать на стол своего колобка.
Остальные потянулись следом. А потом мы рассказывали стихи, пели песенки. Кушали конфеты. И видели, что бледность постепенно уходит с лиц тети Лины и ее больного мужа. Они тоже развеселились. Тетя Лина даже хоровод с нами пробовала водить.
Провожая, сказала мне на ушко:
— У мамы рецепт-то спроси. Блины-то больно хороши! Сроду таких не ела. Сама не умею стряпать, подгорают.
Я спросила. Принесла потом на бумажке. Тетя Лина шутила позже: все равно такие не получаются!
Мама стала ее приглашать к нам. Она всегда проходила, мыла руки, восхищалась пушистыми тапочками, жмурилась, одевая их, потом садилась на диванчик на кухне. Было так трогательно, ее ножки не доставали до пола, и она любила ими болтать, когда кушала блины со сгущенкой. Как девочка. Иногда слизывала сгущенку с пальцев, потом смущалась и просила полотенце. Рассказывала, что муж болеет давно, ходить уже не сможет. А ей в радость за ним ухаживать да с нами возиться.
Еще тетя Лина любила всю живность. Брала с утра и вечером бидончик и шла кормить кашей или макаронами с кусочками мясного собак, каких встречала. Тогда приютов не было. И парочка живущих на улице песиков радовалась, когда их угощали.
— Золотая женщина. Всю себя другим отдает! — качала головой моя мама, разговаривая с папой.
— Золотая — это же золотистая? Как игрушки на елке? А у тети Лины же кожа светлая! – удивлялась я.
Мама прижимала меня к себе и объясняла, что «золотой человек» — это очень хороший.
Помню, тетя Лина шла домой. Как всегда, с бидончиком. Путь ей преградили две жилички.
— Ты, дорогуша, собак своих паршивых больше не корми. И хватит детей к себе подзывать. Они нам надоели! Орут, бегают. Конфетами кормишь? Ты же нищая, в богатую играешь? Ишь, гордячка. С нами не сидит на лавочке никогда, а детский сад соберет вокруг! Смотри, тебе тут жить! Мы же может тебе жизнь-то подпортить! Тогда на похороны Генке-пьянице скидывались, дык больше всех дала! Что, алкашей тебе жалко? Он же просто так небо коптил! – в унисон проорали женщины.
— Живой же человек-то. Родным горе. Надо проводить. Мать-то у него без денег совсем. А детишки — они ж маленькие, пусть играются да смеются. Это страшно, когда тишина, — прошептала тетя Лина, прижимая к себе бидончик.
Она была такая маленькая, почти по пояс им.
— О себе бы подумала. Твой-то инвалид не сегодня-завтра загнется! Учти, не копейки не дадим! – прокричала одна из женщин.
Как ее звали? Уже не помню. Помню только, что тетя Лина вдруг громко дрожащим голосом промолвила:
— Не надо Вовочку моего трогать!
А дальше я не могла молчать, чувствуя: происходит что-то нехорошее!
— Не смейте так с тетей Линой разговаривать! Иначе я вам покажу! – выбежала вперед, заслонив собой тетю Лину.
— Какая вредная девочка! Мы тебя сейчас как отшлепаем! Ну-ка, иди сюда! – одна из тетенек поймала меня за руку и потащила к себе.
Тетя Лина пробовала ее остановить. И тут раздался свист. Это бежали ребята: Кешка и все остальные. Рука разжалась. Меня отпустили. Встав кружочком вокруг тети Лины, мы хором проговорили:
— Никогда ее не обижайте и не говорите плохих слов! Иначе будете с нами дело иметь! Тетя Лина наша!
— Хулиганье малолетнее! – прошипели женщины и ретировались.
А тетя Лина продолжала нас обнимать. Мы не были хулиганами, нет. Просто были один за всех и все за одного. И детскими сердцами почувствовали, что тете Лине сделали больно. Так сейчас продолжают делать больно многим. Добрым людям, которые немного не от мира сего. Тем, что кормят птичек, подают бездомным, отдают последнее кому-то, зная что самим не на что хлеба будет купить. Но отдают. Потому что чуткие, жалостливые, очень добрые. Их чуть ли не юродивыми считают. В цене теперь сила, наглость, хамовитость. Вот таким слова не скажут. Уважают, боятся. А того, кто в силу характера отпора дать не может, надо гнобить, издеваться, лезть в чужую жизнь, учить. И недоумевать, зачем на последние деньги кто-то угощает ближнего своего. Можно же себе оставить. Так же лучше. И идут люди зачастую по головам. Не замечая чужих слез, боли. Делая пакости, злорадствуя. Беззвучно стонет этот мир, планета плачет, понимая: нарушается баланс гармонии. Мы же должны жить дружно!
Тетя Лина через год уехала из города. Ее муж умер. А родственники забрали ее к себе. Мы рыдали всем двором. Перед отъездом она раздала нам вафельки, плакала, целовала всех. Подарила большую коробку с фантиками. Наказала сделать секретики – раньше делали такие, брали фантик, цветочек, кусочек бутылочного стекла и закапывали в землю. Потом ладошкой раскапывали — было красиво. Еще подарила нам свое фото, одно на всех. Его договорились хранить по очереди.
— Приеду через год – проверю. Чтобы были на месте! – махала нам рукой тетя Лина, уходя в закат.
Она тащила чемодан, который, кажется, был больше нее. Сзади бежал ее пуделек.
Знаете, тетя Лина больше не приехала. Мы старательно берегли секретики, но их стало некому показывать. Никто больше не кормил нас конфетами и не называл «деточки». Росли, учились, взрослели. Гуляли, смеялись. И только иногда возникала пауза. И слезы наворачивались на глаза. Когда вспоминали тетю Лину...
Последний раз условились встретиться год назад, в прежнем дворе. Импозантный Иннокентий уже стал управляющим в банке. Ольга – международным переводчиком. Остальные ребята разъехались, связь потерялась. Того дома уже не стало. На его месте высилась новостройка. Там, прямо в дорогом костюме под недоуменные взгляды прохожих присел на колени и стал разгребать землю Кеша.
— Что ищешь? – улыбнулись мы с Олей.
— Секретики. Те самые, тети Лины. Столько времени прошло, а все щемит в груди. Где она? Жива ли? Я пробовал справки навести, не удалось. Иной раз сижу на совещании, а она перед глазами. Гладит меня по голове, конфету сует. Жена из-за границы столько сладостей привозит, а я их не ем. Все хочу ту конфетку, из детства. Самая вкусная была. Да, девчонки, а вот фото. Оно же у меня осталось, – вздохнул Кеша.
— То же самое. Добрая она была. Или есть, — прошептала Оля.
— А помните, она всегда говорила, что даже если мы вырастем, то надо все равно оставаться в душе ребенком и всему радоваться. Потому что если не будешь этого делать, эльфы обидятся и жить станет скучно, — присоединилась к разговору я.
… Те тетеньки, что кричали на тебя, тетя Лина, были неправы. Мы выросли. Но мы тебя помним. И никогда не забудем. Если иной раз плохо и на душе кошки скребут, я слышу твой голос:
— Не печалься, деточка. Скушай конфетку. Все будет хорошо…
Автор: Татьяна Пахоменко
