Елизавета Ивановна Кушнарева овдовела внезапно. Муж и не болел сильно, всегда был бодрым, энергичным. Но работа его доконала, вернее должность. Высокая, ответственная. Он работал в Министерстве сельского хозяйства, руководил крупным департаментом, и на его плечах лежал груз забот, как оказалось, неподъемный.
Похороны Ильи Петровича Кушнарева были торжественные, достойные мужа Елизаветы Ивановны, которая тоже трудилась в его ведомстве, но лет пять как ушла на пенсию. Дамой она была важной, даже солидной, хотя ее шестидесяти пяти лет ей никто не давал. Хорошо сохранилась, следила за собой, одевалась без малейшей небрежности.
Она многого добилась в жизни. Очень много. И именно сейчас, после потери мужа, с которым прожила сорок счастливых лет, задумалась о былом, о своей жизни и о том, как она ее прожила.
В возрасте семнадцати лет, сразу после школы, она покинула родной колхоз «Зареченский», что в Приуралье, и умчалась покорять столицу! Она уехала туда с дядей, который помог на первых порах и с жильем, приютил у себя в свободной комнатушке, и с техникумом.
Лиза была умной и целеустремленной, училась так, что со всеми своими пятерками по окончании техникума сразу в Тимирязевскую академию поступила.
Так и познакомилась с Ильей Петровичем Кушнаревым, у которого проходила преддипломную практику. Он был ее наставником, куратором, руководителем диплома, после получения которого Лиза дала свое согласие на предложение руки и сердца.
Переехала к мужу в его четырехкомнатную квартиру на Кутузовском. А потом они с мужем за последующие пять лет похоронили своих родителей одного за другим.
И с тех пор она в родных местах больше не бывала. Сначала переписывалась с подружками и со своим лучшим другом Стёпкой. Он, смешной рыжий пацан на год старше нее, замуж звал после школы. Ну насмешил! Она так и сказала ему тогда: не дорос еще!
Но постепенно и с ним переписка прекратилась.
Лиза вспомнила, как муж привел ее в Министерство, устраиваться на работу. Она дрожала, как осиновый лист в своем голубом финском платье из кримплена, одетая по последней моде, красивая, умная. На работу ее приняли с испытательным сроком, несмотря на то, что муж уже занимал приличную должность.
Но все сложилось удачно. Илью Петровича вскоре повысили, и Елизавету перевели к нему в департамент. Это была замечательная пора, доперестроечные времена. Большие возможности, хорошие зарплаты, черноморские курорты, красавица Лиза рядом с обожающим ее мужем. Все завертелось для некогда простой деревенской девчонки ярким калейдоскопом столичной жизни.
Через пять лет родилась Машенька, а в стране наступили девяностые. Об этом Лизе не очень хотелось вспоминать. Нет, их семья прошла через этот ураган относительно спокойно. Просто перемены были такой мощной силы, что к ним привыкли не сразу. Рынок с его зверином оскалом требовал переосмысления привычных устоев жизни.
Ушли в небытие распределители, где всегда закупались продукты, притихли начальники баз, где одевалась столичная элита. На их место пришел китайско-турецкий ширпотреб, который заполонил прилавки и стал доступным каждому смертному.
«Всё полетело в тартарары!» — любил говорить Илья Петрович, правда только на своей кухне и при закрытых дверях. А с большой трибуны на всяких собраниях и совещаниях он вдохновенно рассказывал о новой экономической политике государства и преимуществах рыночной экономики.
Все это было в прошлом, постепенно как-то утряслось, но порой оживало в памяти какими-то горячими, волнительными воспоминаниями. Как сейчас, когда не стало Ильи Петровича.
Машенька выросла, выучилась, вышла замуж за финна и укатила с ним в Хельсинки.
Ах, как негодовал тогда отец, как он ненавидел этого Иво, укравшего у него единственную дочь. Но зато потом они с превеликим удовольствием ездили к дочке и зятю в гости, в их роскошный деревянный дом на берегу Финского залива.
Это тоже пласт жизни их семьи. И он пока не отвалился. Маша и Иво были счастливы, воспитывали двух сыновей. «Надо бы к ним съездить, они звали на похоронах, хоть на год приезжай!» — подумала Елизавета Ивановна, но отбросила эту мысль.
Куда ее стало тянуть последнее время – так это к истоку. В родной «Зареченский», в котором она не была уже без малого пятьдесят лет! Как уехала босоногой девчушкой, так и не появлялась больше, не считая похорон родителей. И эта мысль не давала ей покоя.
Уже через неделю она оказалась в родных местах, которые не узнавала совсем! Давно не было колхоза, и это понятно. На его месте вырос поселок городского типа, правда с тем же названием «Зареченский». Белые домишки, ухоженные палисадники. Родительский дом, переданный в свое время колхозу, тоже исчез, на его месте выстроен клуб.
Елизавета обошла поселок с комом в горле. Ничего она здесь не узнавала, ни одного знакомого лица вокруг. Да и откуда им взяться через пятьдесят-то лет! Но она хорошо помнила, где находится кладбище, там похоронены ее родители, только найдет ли могилы их? Она отправилась туда пешком.
На кладбище тишина и покой. Елизавета стала вспоминать путь к родительским могилам, но вспомнить не могла. Невдалеке заметила домик, неказистый такой. «Может там смотритель какой проживает?» — подумала она и направилась туда.
Постучалась тихонечко, как-то страшно ей стало на пустынном кладбище у подозрительного строения. И тут дверь стала со скрипом открываться, Лиза отпрянула назад. На пороге появился старик с седыми космами, бородой и водянистыми глазами.
— Кого ищете, дамочка? – спросил он и утер ладонью рот, ел, наверное, а она оторвала его от трапезы.
Елизавета извинилась и назвала имена родителей, не знает ли старец, где захоронены они? Старик пристально посмотрел на нее и сказал, что объяснять долго, отведет, мол, сам. И отвел.
Шли они минут десять по тропинкам земляным, мимо холмиков, поросших травой, железных крестов с фамилиями, некоторые из которых были вроде и знакомы.
И наконец дошли до места. Две ухоженные могилки, все в цветах, оградка покрашена серебряной краской. Это очень удивило Елизавету, у которой на глаза навернулись слезы.
— Вот, Лизавета, твои Иван Поликарпыч и Антонина Савишна. Тут и покоятся.
Елизавета Ивановна удивленно взглянула на старика и спросила: откуда он имя ее знает?
— Признал тебя сразу, а ты меня, видать, нет. Степан я, Лизавета. Твой дружок школьный. В память о нашей дружбе так и смотрю тут за твоими родителями, царство им небесное. Больше и некому.
И тут Лиза вспомнила рыжего вихрастого Стёпку, который замуж звал после школы, а из глаз уже лились горячие слезы о той давно забытой, утраченной жизни. Она теперь покоилась здесь, в этих двух холмиках, за которыми с трогательной заботой ухаживает старик Степан, некогда славный, живой парнишка.
Они смотрели друг на друга, и в его глазах, как в мутном зеркале, Елизавета видела свою ушедшую молодость, колхоз, школу, маму с папой, подружек. Из них никого уже не осталось, кто поразъехался, кто умер.
Они сидели со Стёпкой в его доме, он теперь жил здесь, почему, объяснять не стал, сказал только «долгая история». А жениться… нет не женился.
— Однолюб я, Лизавета. Всю жизнь тебя ждал, и вот дождался. Теперь и помереть спокойно могу.
А у Лизы сердце зашлось. Они пили Кагор, закусывали пряниками, Лиза плакала, а он не успокаивал ее. И в Москву ехать отказался. А она позвала, просто так, из жалости.
— Нет уж, Лизавета. Поздно. Тут родился, тут и помру. А ты езжай, за родителей не волнуйся.
На том и расстались. Следующий раз Лиза приехала сюда вместе с Машей. Кладбищенский домик был заколочен, а рядом с могилами её родителей притулился небольшой деревянный крест с надписью «Климов Степан Григорьевич». И даты его в общем-то короткой, одинокой жизни.
