Не складывалась жизнь у Петра Терехова, как-то не везло ему с женщинами. Первый брак распался через полгода, второй через три. И вот сейчас он состоит в отношениях, серьезных и довольно долго уже. Но… счастливым себя почему-то не чувствует.
Может, поэтому и профессию себе такую выбрал – разъезжать по дальним селам да деревням и доставлять различные грузы: куда стройматериалы, куда технику разную малогабаритную, куда уголь. Деревень и сел в Сибири много.
Вот и ездит он на своем МАЗе по дорогам труднопроходимым.
Летом еще куда ни шло, а зимой порой сугробищи и заносы такие преодолевал, что аж диву давался: как тут люди живут? А если что случись? Как им к доктору там или еще куда попасть?
И как в воду глядел. В этот раз поездка особо дальней была. Этого села Бельники ни на одной карте не сыщешь. А навигаторы в ту пору, если и существовали, то только в фантастических фильмах, и то американских. Петра в эти Бельники и откомандировали с разного рода грузом. Вернее, он сам напросился.
Не заладилось у него с Антониной чего-то последнее время. Женщина она серьезная, при должности в горсовете. Видная, образованная. И все у них было ничего до этой поры: у нее квартира, у него тоже свой угол имеется.
Как поссорятся или Антонина начнет на усталость жаловаться, так он к себе перебирается на денек-другой. А то и в поездку дальнюю. А после этого опять к ней возвращается. И снова все хорошо: мир да гладь, божья благодать.
Антонина старше Петра на пять лет, и всегда твердила ему, что молодость его да мужская красота привлекают ее. Поэтому она с ним рядом. А так бы давно другого нашла себе, посолидней да при должности. Желающие, мол есть, только прикипела она к Петру, и отпускать от себя не хочет.
А он просто привык к ней. Она красивая женщина, ничего не скажешь. Ну а характер да, строгий. Все должно быть по ее, иначе иди к себе, мол Петя, и подумай, в чем неправ.
Вот и в этот раз поссорились из-за пустяка какого-то. А он вместо того, чтобы у себя дома отсиживаться, взялся за эту поездку в Бельники, куда больше никто ехать не хотел.
Добрался наконец. Уже вечерело. Пока разгрузился, накладные подписал, в сельсовете заверил, уже и ночь спустилась. Ему предложили заночевать, да и мороз — ух как крепчал! А если с машиной что по дороге случится? Нет уж, лучше и вправду не рисковать.
Отвели его в пустой домишко, помогли печь растопить, городскому-то. Успел он и в магазин местный забежать, прикупил на ужин хлеба да консервов. Поел не спеша, чаю выпил и завалился на постель.
Да еще и журнал десятилетней давности нашел, «Наука и жизнь». Полистал, почитал и задремал, разомлев в тепле да на мягкой пружинистой кровати.
Но поспать не удалось. Среди ночи проснулся Петр от сильного стука в дверь.
— Открывай, мил человек! Помоги!
Вскочил Петр, дверь распахнул, на пороге мужчина в овчинном полушубке, в валенках, схватил его чуть не за грудки и умоляет бежать с ним в его избу, там у него жена рожает.
— К доктору надо! Сама никак, извелась вся. А на телеге разве доедем? Метель вон какая, да морозяка по сорок! Помоги, отвези к фельдшеру в село.
И правда, женщина молодая, лоб в испарине, глаза испуганные, стоны в крик переходят. С трудом усадили ее в кабину МАЗа, муж рядом пристроился кое-как. И поехали, куда он указывал.
— Чего ж дотянули до последнего-то? – спросил Петр.
Но оказалось, что роды раньше начались, и без доктора тут никак. Первый ребеночек, кто его знает, что делать. Бабка-повитуха и та отказалась «грех на душу брать», вдруг что не так пойдет.
Довезли-таки эту Аглаю, как оказалось ее звали, до сельского эскулапа, тот, несмотря на позднюю ночь, все быстро организовал, не растерялся и к рассвету принял роды: девочка родилась, Глаша, ну или Глафира. Красивое имя, заранее придумали.
Вернулись в деревню. Все обошлось и счастливый отец стал благодарить Петра за помощь. А перед его отъездом накормил да и подарок вручил – часы наручные. Самое дорогое, что в доме было. Отказывался Петр, у него есть часы, а этому мужичку в деревне они нужнее. Но тот ни в какую!
— Возьми на память, а то виноватым себя буду чувствовать всю жизнь! А у меня вон, ходики есть!
Те самые часы.
Пришлось взять подарок, чтобы не обижать. «При возможности верну», — подумал Петр и отправился в обратный путь, домой. И так задержался с ночевкой-то.
Субботний день уже клонился к вечеру, и Петр сразу к Антонине домой в мечтах о горячей ванне, вкусном ужине и об оттаявшей за время его отсутствия любимой женщине. Вошел тихонечко, да так и застыл у порога.
Рядом с ее добротными финскими сапогами красовались не менее добротные мужские ботинки на меху. А на вешалке дубленка и шапка, тоже из дорогих. И тишина, ни звука, ни шороха. Прошел он, не раздеваясь, в квартиру, а в спальню дверь приоткрыта. Лучше бы не заглядывал!
Картина его взору предстала не самая радужная: его «любимая» крепко спала в объятиях дородного, слегка лысоватого похрапывающего мужчины. С тем и ушел Петр, вернулся к себе, а позднее отдал Антонине ключи и сказал, что уходит: другую, мол, нашел. А в ответ получил:
— Ну и к лучшему.
Тяжело пережил он этот обман, эту измену. Порадовался только, что не женаты были. И что угол есть: маленькая квартирка, не Антонины хоромы. Но зато своя.
Больше он женщинами не интересовался, несмотря на свою завидную внешность и интерес со стороны противоположного пола. Не хотел он никаких отношений. Не для него это. И весь ушел в работу.
С тех пор прошло два года. В Бельники он больше не ездил, его туда не посылали. И вот как-то, перебирая всякую мелочь у себя в ящиках серванта, Петр наткнулся на подаренные часы. Он их не носил почти, разве что в самом начале. А потом электронные купил, а эти упрятал.
«Надо бы съездить, часы вернуть, да проведать семейство», — мелькнуло у него в голове. И он отправился в одной из выходных.
Стояло лето, поехал на своей «копейке». Красота кругом! Глухо кукует кукушка, за версту ее слыхать, овсянки да кедровки с дерева на дерево порхают. И дорога к деревне прямая, накатанная, почти без ухабов.
Добрался, дом нашел сразу. Постучал и услышал детский плач. Тут Аглая дверь открывает и смотрит на него внимательно: кого, мол вам?
В дом пригласила, когда Петр напомнил о себе. Только без радости как-то, и на Глафиру прикрикнула, чтобы та плакать перестала.
А девчушка хорошенькая, беленькая, волосики кудрявые, а глазки синие, как васильки в поле. Та замолчала и на незнакомого дядьку посмотрела сквозь слезы. Какая-то грусть-тоска таилась в доме. Что-то было не так, мрачно как-то.
Петр положил на стол часы и сказал, что хотел бы вернуть хозяину. Два года поносил, мол, пора и честь знать.
Аглая посмотрела внимательно, присела на табурет и сказала:
— Нету его больше, хозяина-то. Утонул той зимой, бедолага. Под лед провалился. Не достали, и не нашли больше. В реке похороненный остался. Мужики на берегу видели, а помочь не смогли. Вот так. А мы с Глашой одни остались горе мыкать.
Нет, она не заплакала. Наверное все слезы выплакала давно. Петр смотрел на эту несчастную молодую женщину, и сердце сжалось от тоски. Захотелось ее обнять, пригреть, успокоить. Но вместо этого он посадил к себе на колени маленькую Глашу с васильковыми глазами.
А еще через год он забрал их к себе в город. Квартиру побольше получил от предприятия, мебель новую прикупил, свадьбу сыграли.
И зажил Петр наконец-то счастливой семейной жизнью с той, которая от благодарности за все, что он сделал в ее жизни, любила мужа так, как и не всякому дано. Жизнерадостная девочка Глафира сразу стала «папкой» называть.
А Антонина тоже вышла замуж за своего «лысеющего» коллегу. Все устаканилось, утряслось.
И прошлое постепенно забылось, как давно прочитанная книга. Только часы хранят Петр и Аглая, как семейную реликвию.
