Катя ходила возле витрин и ела еду. Глазами. Мысленно представляла себе, на что может хватить денег в ее тощем кошельке. Выходило, что надо экономить.
Вместо трех подработок у нее осталась одна. И от накопленных денег после маминых похорон не осталось вообще ничего…
Если по порядку: осталась она, по сути, одна. Замужем никогда не была. Вначале училась. На бухгалтера.
Вообще-то Катя терпеть не могла цифры и все, что с ними связано. Но папа настоял в то время. Мол, без денег не останешься, нужная профессия.
— Мне нравится ухаживать за кем-то. Ну, знаешь, чтобы человеке легче становилось. Подбадривать его и все такое! – робко говорила тогда отцу юная Катя.
— Врачом, что ли? Толку-то хватит? Так-то бы оно хорошо, конечно. Докторов всегда уважают, — крякнул отец.
— Нет, сестрой милосердия. А, пап? — откликнулась девушка.
— Ничего не понимаю. Медсестрой, что ли? – нахмурился отец.
— Ну… почти. Только еще и ухаживать чтобы за другими, — пробовала озвучить свои желания Катя.
— Это как? Сиделкой? Санитаркой? Ты совсем из ума выжила? Глупости какие несешь! Профессия должна быть престижной! Дура ты, дура. И ведь правы были люди. Совсем ты у меня не от мира сего. Букашек всяких подбирала раньше, в коробочку складывала. Лапка оторвана, охи, ахи. За ящерицей бежала, пробовала хвост, на который Колька наступил, назад приделать. Катя! Опомнись, дочь! Человек должен стремиться быть лучшим, первым, великим! Вспомни Наполеона! – метался по комнате отец.
Катя опомнилась. Честно пыталась учиться на бухгалтера. Цифры ей снились ночью. Летали вокруг. Катя просыпалась в холодном поту.
Ей хотелось сказать отцу, что Наполеонами могут быть не все. И в лучшие и первые тоже не хочется ей, не сможет, не боец. Просто бы жить. Помогать кому-то. Ей почему-то нравилось это.
Когда болела бабушка, именно маленькая Катя больше всех стремилась быть рядом. Тетя морщилась, отходила от старушки, кривилась и шептала, что пахнет плохо.
Катя не понимала – как это, плохо? Это же бабушка! Ее руки всегда пахли булочками, травой, медом. Просто сейчас она болеет. Надо почаще говорить ей что-то хорошее. Переодевать ее. Менять постельку.
Катя сидела рядом с бабулечкой. Читала ей сказки. Протирала лоб. И просила взрослых разрешить ей постирать что-то, помочь. Она может уже!
Когда бабушка умерла, все вокруг бегали и плакали. Тетя в полуобмороке лежала, причитая: «Унесли бы ее скорее. Боюсь, боюсь покойников!».
Катя тихонько проскользнула в комнату. Бабушка словно спала с полуулыбкой. Катя прижалась щекой к ее руке. И заплакала.
— Дочка! Испугалась? Уходи отсюда! – вбежал в комнату отец.
— Нет, папа. Я плачу потому, что мне будет плохо без бабушки и нам всем. А ей сейчас хорошо. У нее больше ничего не болит, и она там, где так красиво, — вздохнула Катя.
— Ты чего говоришь такое? Где красиво? Заболела? – отец наклонился к ней, не понимая.
Катя хотела ему рассказать, что на мгновение прикрыв глаза у бабушкиной руки, она увидела картинку: молодая бабушка (Катя видела фото) идет по дороге, вдоль которой растут сказочные цветы. Все залито золотистым светом. А на пригорке стоит большой белый дом с колоннами. И Катя услышала четко бабушкины слова: «Ну вот и все, родная. Я возвращаюсь домой. Не плачь, солнышко!».
Но девочка промолчала. Побоявшись, что расстроит папу своими словами.
И она честно потом пыталась учиться на бухгалтера, но вскоре бросила учебу.
Во-первых, потому, что ей не хватало воздуха и все время было ощущение, что она находится не там и словно проживает чужую жизнь. Во-вторых, из семьи ушел, влюбившись в другую женщину, папа. Мама плакала, не переставая, от переживания заболела.
Катя умоляла отца вернуться, хотя бы до тех пор, пока мама не поправится. Он тихо что-то говорил, сбивчиво объяснял, краснел, бледнел и напоследок выпалив, что жизнь одна и надо брать от нее все, ушел.
Катя и мама остались одни. И вот тогда-то малахольная, как называли родные и знакомые Катю, удивила. Она не причитала, не жаловалась на жизнь. Бралась за любую подработку. Выучилась на медсестру. И была рядом с мамой. Сама ставила ей уколы. Выхаживала, подбадривала.
К сожалению, болезни на нервной почве посыпались друг за другом. И бедная женщина по итогу не смогла даже ходить.
— Что, племяшка, совсем у вас печально? Ты же молодая еще, могла бы мужика себе найти. А вот, мучаешься. Откуда в тебе это?
Мелкая была, за бабкой все ходила. Теперь за мамкой. Охота вонь нюхать? Сдала бы ее куда. Сама виновата мать твоя, других вон мужья бросают, и ничего, живут себе дальше. И отец твой козел, конечно… — начала однажды тетка при встрече с Катей на улице.
Но Катя ее вдруг перебила. Вообще-то она молчунья была и скромница, а тут – высказалась.
— Не надо так говорить, тетя Галя. Мама очень сильно любит папу и не может без него. Он для нее, как вода. Вы сколько сможете не пить водичку? Вот и плохо ей. Пусть живет хоть сколько, мне в радость за ней ухаживать, потому что это мамочка моя. Какой мужик? Стоит все это мамы разве? Ее же никто и никогда на заменит, тетя. Мамы – это наши ангелы здесь, на земле. И папу не обзывай. Случилось и случилось. Бог с ним. Свой путь выбрал сам. Но он мой отец и я не позволю про него плохо говорить, — ровным голосом произнесла Катя.
Тетка опешила. Она думала, что племянница, подобно другим, начнет жаловаться на тяжелую долю или поддержит ее мысль.
— Точно, дура, — пробормотала она и пошла в сторону.
Мама умерла у Кати на руках. Из окна в этот момент слышался чей-то смех. Пахло сиренью. На тумбочке лежал мамин платочек.
А ее самой рядом с Катей уже не было.
И потянулись будни. Серые, вязкие.
Катя часто смотрела на небо. Видела там то крылья ангелов, то диковинные вышивки цветов, похожие на те, что мама делала.
Тишина дома стала невыносимой. Катя словно бабочка, жила в коконе. Не обращая внимания на новости, людей. Хотела устроиться в местную больницу. Потому что из трех подработок осталась одна. Но силы ее словно оставили, она даже ходила с трудом, чувствуя страшную слабость. Без мамы было так плохо…
— Катерина! Стой, расскажу! А ты знаешь, тут говорят, там происходит... — встретила ее у подъезда с чередой новостей-сплетен соседка Елена Петровна.
Лицо пожилой женщины было крайне озадаченным и озабоченным.
— Все хорошо будет... Вы не слушайте, что говорят. Не ловите негатив. Заведите курочек летом на даче. Или к морю съездите. Там ракушки красивые, привезете себе. Если большую раковину поднести к уху, можно даже здесь шепот моря слушать! Надо радость повсюду искать, — Катя, не останавливаясь, прошла дальше.
По лестнице навстречу ей спускалась молоденькая девушка в белой красивой курточке. В модных сапожках. Словно с картинки. В
воздухе разлился аромат каких-то волшебных духов.
Катя восхищенно взглянула на незнакомку. Та неодобрительно стрельнула глазами и выпалила:
— Чего уставилась? Больше всех надо? На себя смотри!
— Извините. Вы просто очень красивая. И духи такие… волшебные. Простите еще раз. Это было невежливо с моей стороны, да, — проговорила Катя.
Отвернувшись, хотела идти дальше.
— Эй, погоди. Постой. Это ты… извини. Папа болеет сильно. И я стала бросаться на людей. Мне страшно, и я злюсь. До свидания! – раздалось за ее плечом.
— Видела? Хамка. Отец ее три квартиры скупил на верхнем этаже у нас. Дочка балованная. Только по салонам красоты таскается да ездит везде отдыхать. Он-то вроде хороший мужик был, — принялась просвещать Катю догнавшая ее Елена Петровна.
— Почему был? Дочь же вроде сказала, что он болеет, — удивилась Катя.
— Считай, почти помер! – и Елена Петровна устремилась домой.
А Катя пошла в магазин. Не делать запасы, просто чего-нибудь купить.
— Надо срочно на работу выходить! Хоть куда на первое время. Иначе не хватит ни на что. Ладно, растяну деньги немного. Чего бы купить? – подумала Катя.
И тут увидела молодую женщину с коляской, которая держала за руку мальчика лет пяти. Она выглядела растерянной. Ребенок просил сок и мороженое.
— Лешенька, потом купим, малыш. У мамы денежек нет теперь совсем. Мы только макарошки возьмем, вот мелочь осталась, — донеслось до Кати.
Она обернулась и встретилась глазами с незнакомкой. Та смущенно отвела взгляд и вдруг расплакалась:
— Представляете, у меня кошелек выпал! Не знаю, где. Вернулась по тому маршруту, а его уже нет. Там детские все, недавно сняла.
Как мы теперь?
— Аферистка! Не слушайте ее, женщина! Таких сейчас везде полно. Попрошайки! Еще и детьми прикрываются! – негодующе вступила в беседу дама в длинном пальто и в дорогих сережках с полной тележкой продуктов.
Незнакомка с коляской, ничего не ответив на это, пошла в сторону. Ее малыш тянул ручки к полкам.
Катя словно очнулась. Если ей не хватает денег и хочется вкусного, то что сейчас чувствует ребенок? Так не должно быть. Так нельзя.
— Погодите! Вот, возьмите. Купите поесть. И мороженое ребенку. Берите-берите. У меня много денег! Я даже и не замечу, что вам отдала. Я богатая! – Катя сунула последние деньги незнакомке и пошла в своем старом пуховике и потертых ботинках, не оглядываясь.
Она не слышала, как вслед раздалось:
— Ну вот, Лешенька, Господь все управил. Спасибо тете доброй!
Катя не думала о том, что теперь ей не на что купить еду. И дома кроме пары картофелин и двух пожухших морковок ничего нет. И даже если она выйдет на работу завтра, деньги получит не сразу.
Она смотрела на сапфировое небо. Запах в воздухе напомнил ей аромат волшебных духов ее молодой соседки. Скоро ручьи побегут. Когда-то они с папой пускали кораблики в них. Это теперь он живет далеко отсюда. И почти не звонит. Ну да ладно, зато жив-здоров.
В почтовом ящике лежало извещение. Катя удивилась. Некому было ей посылки слать. Но на почту пошла.
Ящик был большой. Отправитель: Матрена Никифорова. Катя побледнела. Это было имя бабушки. Адрес – та самая деревня, откуда бабушка родом.
— Девушка! Вы посылку-то берите, не задерживайте очередь!
Катя отошла. Как же так? Посылка ей, это, вне всякого сомнения. Ее адрес, данные. Не помнила, как дошла до дома.
Руки тряслись, пока распаковывала. Вышитое полотенце, рушник. Тряпичный мешочек с ароматной сушеной малиной. Сушеные грибы, много. Чай. Полно конфет в золотистых обертках. Смешной игрушечный поросенок. И старая советская открытка.
— Дорогая Катюша! Пишет тебе Матрена Никифорова, да-да, милая. Звать меня, как твою бабушку. Очень давно дружили мы с ней, в детстве. Мы ж из одной деревни. И вот однажды играли у озера. И бабушка твоя вдруг сказала, что мы должны друг другу через энное количество лет посылку послать- даже загадали, через сколько. Я еще смеялась, мол, старая же совсем тогда буду! С той поры переписывались мы.
Последнее письмо Матрены дошло до меня. Знала я, что она уйдет скоро. И писала она, чтобы я свое обещание не забывала и обязательно посылку в указанный срок отправила, только уже на твое имя. Обещание выполняю. Иконку Божией Матери тебе шлю, от меня уже. Пусть она тебя хранит да помогает во всем. Бабушка твоя золотым человеком была! Еще она все молилась за то, чтобы тебе, когда вырастешь, достойный человек встретился! Никто, Катюша, не должен быть один! Одному плохо! Если еще не встретила свою судьбу, верь, да будет так! — было написано там.
Катя икону держала и молилась. Плакала. О бабушке. О маме. О себе.
— Простите меня. Глупая я. Неудачница. Ничего не нажила. Не добилась. И одна совсем осталась. Но… я вас так люблю! – шептала Катя.
И тут в дверь забарабанили. Она аж подскочила. Открыла. На пороге в облаке своих духов стояла молодая соседка в белой курточке.
— Здравствуйте еще раз! Я… Меня Вика зовут. Я что пришла… Папа мой опять буянит. В смысле, психует. Тут доктора к нему приезжали, не стал даже разговаривать. Он сложный человек. Знаете, так бывает. Всегда был сильным, а тут из-за болезни стал слабым. Меня прогнал из комнаты. Но ему надо лечиться. Та женщина сверху сказала, что вы умеете. Вы нам поможете? Папе нужно укол поставить! – сбивчиво начала Вика.
Катя ответила, что она не может, пусть нормального врача зовут.
— Вы укол же в состоянии поставить, ау? Такое же не забывается, если вы умеете! И мне завтра надо уехать, а папа и сиделку выгнал! Я не знаю уже, что делать. Ну, помогите, а? У вас глаза добрые. Я заплачу, сколько скажите! – не отставала девушка.
И Катя пошла с ней. Немного задержалась в прихожей. В квартире было шикарно, она оробела немного.
Мужчине на постели на вид казалось лет 55. Суровый подбородок, холодные глаза. Дочка что-то объяснять стала, он отвернулся.
Катя вдруг шагнула вперед и заговорила. Про то, что ничего и никогда не заканчивается. Что он еще молодой и сильный и ему, в отличие от нее, есть ради кого жить. Есть эта девушка Вика. Много чего она говорила, завершив словами: «Господь все управит!».
Вика радостная порхала по квартире – ее отец Катю не прогнал.
— Папа! Что заказать поесть тебе? – спросила она.
— Я бы супа поел грибного. Нет, нет. Не заказывай. Не найдешь такого. Из настоящих грибов. С дивным запахом. Как у мамы в деревне, — откликнулся ее отец.
Катя вдруг вскочила и убежала домой под недоуменными взглядами отца и дочки. А потом вернулась. С мешочком сушеных грибов и малины. Икону захватила.
А потом они все вместе ели ароматный грибной суп. И пили малиновый чай.
Катя выходила отца Вики. Его, кстати, Виктором звали. А потом и замуж за него вышла. Денег у мужа хватало с лихвой, но она все равно пошла помогать людям в больнице, говоря, что в этом ее призвание.
И когда видела обращенные к ней глаза, отчаявшиеся от боли, всегда тихо говорила: «Господь все управит. Надо только верить!».
Автор: Татьяна Пахоменко
