Ох, и холодная же зима выдалась в этом году! Мороз сковал землю ещё в ноябре и держал крепко, слегка отпуская лишь на несколько дней, и тогда на землю валом валил пушистый невесомый снег, наметая сугробы по колено и укрывая деревья и дома пушистыми шубами.
Миша смотрел в окно. Широкая деревенская улица была расчищена колхозным бульдозером и накатана до блеска. Люди торопливо пробегали, закрыв носы варежками, подняв воротники и натянув капюшоны, таща за руки закутанных как капуста ребятишек. А те, кто остался дома, топили печи, и дым от них поднимался к небу, и от этого казалось, что дома качаются в воздухе, привязанные за веревки.
Тяжело вздохнув, Миша отъехал от окна. О том, чтобы попасть на улицу, не могло быть и речи. Матери ни за что не перетащить кресло с Мишей через порог и узкие сени. И поэтому сидеть Мише дома до весны, а уж весной сосед дядя Саша обещал что-нибудь придумать, чтобы он смог выбираться на улицу. А ведь ещё прошлую зиму он мог гонять с ребятами на коньках по замёрзшей речке и летать с горки на санках...
В конце прошлой зимы ребята привязали Мишины санки к грузовику дяди Саши, приехавшему на обед. Хотелось прокатиться по улице с ветерком. Как только грузовик тронул, санки перевернулись, и Миша ударился спиной. Потом были больница, реабилитационный центр и... инвалидное кресло.
Отец от них ушел в конце лета, а мать, прежде не бравшая в рот ни капли, стала выпивать. Нет, она не обижала и не упрекала Мишу, вкусно кормила и поддерживала дома чистоту. Просто она «не могла видеть глаза сына» и поэтому вечера проводила с подругой Катькой за рюмкой «чая».
День тянулся нескончаемо скучно. Миша и книгу почитал, и с учительницей, пришедшей домой, позанимался, и поел аж три раза... А матери все не было. Ранние зимние сумерки спустились на дом и залили все жидкими чернилами. Предметы стали размытыми и непривычно-пугающими, потому Миша включил свет. Выключатели опустил пониже все тот же дядя Саша, чувствовавший свою вину перед Мишей, ведь за его грузовик были привязаны злополучные санки...
Наконец заскрипели шаги и в комнату влетела мать, румяная с мороза и чем-то оживленная.
— Мишка! Давай скорее сюда! Баба Нюра посылку прислала!-с порога закричала она. Миша быстро приехал в кухню, и вдвоем с матерью они стали разбирать большой картонный ящик. Чего там только не было! И сушеные грибы, и ароматные травы, и шиповник... А с самого дна мать достала небольшую баночку и раскрыла её. Варенье... Земляничное... Аромат поплыл по комнате, заполняя собой все вокруг. Миша закрыл глаза, вдохнул и...
Лето... Они с в деревне у бабы Нюры, бабушки отца. Сенокос. Отец берет большие, пахучие навильники сена и бросает их телегу. Смеется... Красивый и сильный. И мать в белой косынке помогает ему. А Мишка ползает неподалеку и собирает землянику. Он весь в ягодах, сладкий и липкий, и весь пахнет земляникой...
Сейчас коровы у бабушки Нюры нет, да и самой ей уже девяносто третий год, а ведь гляди ж ты, набрала земляники в такое сухое лето, и им прислала, не забывает правнучка...
Размышления Миши прервал стук в дверь, и в клубах морозного пара вошла почтальонка, тетя Зина.
— Ань, письмо тебе. Заказное. Распишись-ка! А летом-то у вас как пахнет! Как в раю!
Мать, торопливо разорвав конверт, охнула и села.
— Мам! Ну мам же!!! Что там? Что?- тормошил её перепугавшийся Миша. Мать подняла на него глаза, полные слёз.
-Квоту тебе на операцию дали, сынок! В Москву поедем! А в комнате витал чудесный, сказочный аромат, аромат лета и надежды.
Автор: Екатерина Ложкина
Художник: Nino Chakvetadze
