— Аня, меня не будет около недели, — тревожно сказал Миша Дубров, — Смотри, чтоб ребята к лесу и близко не подходили, мужики сказали, что волки появились, в соседнем селе на женщину напали, она козу свою убежавшую в лесу искала.
— Мишенька, ничего с твоими мальцами не случиться, присмотрю уж, — отмахнулась Анна и пропела ласково: — Ты возвращайся поскорее, не хочется одной в пустой кровати скучать, знаешь, какая я горячая.
Михаил укоризненно качнул головой, не о жарких объятиях Анны он сейчас думал, а о детях своих, которых впервые оставлял на Аню, красивую, но несерьезную свою сожительницу…
Год назад Ольга, жена Михаила, умерла. Оставила мужа с тремя малышами. Андрюше тогда было пять лет, Тимошке три, а малышке Зиночке всего два годика. Первое время Мише помогала его мать, Филипповна, но недавно и она разболелась, так ее к себе забрала Татьяна, сестра Михаила. А он остался с ребятами один. Хорошо, хоть в детский сад они ходили. Тогда, в середине двадцатого века, детей с полугода можно было отдавать в ясли.
Михаил был красивым, статным мужиком, работал трактористом в колхозе. На хорошем счету был. Передовик. Ну и получал неплохо.
Так что желающих на место его жены было достаточно, только не было такой, чтоб к его малышам, как мать отнеслась. К тому же не простые дети у Миши. Андрюша после смерти мамы говорить перестал, после того, как при нем случился тот ее неожиданный сердечный приступ. Днем это случилось, Миша на работе был. Так и умерла Оля, не смогла на помощь позвать, а Андрюша не сообразил, только сидел и плакал около нее.
Когда Михаил пришел вечером домой, то нашел своих детей, заплаканных, спящих, рядом с Олей, прямо на холодном полу.
С той поры Андрюша молчал, Тимошка тоже почти не разговаривал, к тому же разучился улыбаться, и от любого громкого звука мог заплакать, только Зиночка была веселушкой, всех теребила, что-то щебеча на своем, только ей понятном, языке.
Когда Миша остался без помощи матери, соседка познакомила его с Верой, Вдовой с двумя детьми. Миша не думая, согласился сойтись с ней. Ради детей. Подумал, что, раз свои есть, значит, хорошей матерью будет. Сам к ее детям со всем сердцем отнесся. Но прожили они всего с месяц.
Пришел он как-то раньше с работы, по делу заскочил, а там! Вера его малышей веревкой к кровати привязала, а со своими детьми сидит, ест за столом. Андрюша и Тима плачут тихонько, а Зиночка визжит, вырывается. Михаил чуть не задохнулся от ярости, схватил Веру, да тут же на улицу и выкинул, вместе с вещами и детьми.
Думал, что никого больше в дом не приведет, но месяц назад познакомился у друга с его двоюродной сестрой, Аней. Она недавно с мужем развелась, сказала, что он познакомился в городе с продавщицей валютного магазина и ушел к ней. Бросил нечастную молодую жену, красивую, но бедную.
Мише не нужны были ее деньги, жалко стало девушку, да и, что говорить, красивая Аня. А еще ему понравилось, что она все время о детях говорила, мол, любит их очень, даже в детский сад хотела пойти работать, своих-то пока Бог не дал. Оттаял он и уже через неделю предложил жить вместе, Аня сразу с радостью согласилась.
С ребятами постаралась подружиться, при Мише с ними добрая была, заботливая, готовила хорошо. К самому Мише, как кошка ластилась, даже слишком, не привык он к таким нежностям, да и полюбить Аню еще не сумел, что-то мешало. Он даже немного виноватым себя чувствовал, и, ради детей, старался быть с ней помягче.
Теперь он спокойно уходил на работу, Аня работала в колхозе учетчицей, так что успевала детей в садик отвести и забрать оттуда. Но, после уборки пшеницы, послали Мишу в соседний колхоз на уборку гречихи. На целую неделю. Вот он и переживал, не оставлял он еще никогда детей с кем-то чужим. Аня вроде уже и своей стала, но, все же, что-то тревожно было Мише, болела душа.
— Анюта, я тебе детей доверяю, отвечаешь за них.
— Да не переживай ты так, что может с ними случиться? Вот я могу прямо сгореть без тебя.
Миша тяжело вздохнул и вышел из дома.
Два дня Аня еще кое-как смотрела за детьми, правда, с удовольствием сняв маску примерной мамочки, кричала на малышей, кормила только сухарями, а на третий вечер, скучно ей стало. Положила детей в кровать, показала палку и пригрозила побить, если встанут, а сама платок цветастый накинула, да на улицу вышла.
Дом их стоял на окраине, совсем рядом с лесом, соседи все старенькие уже, спать полегли, скукота. Вдруг увидела она Степку Лопатина, из лесу по их улице шел. Вспомнила, как в прошлом году с ним, как и с другими, в лесок бегала, еще при муже, и встрепенулась. Степка тоже, бывшую любовницу увидав, грудь колесом выпятил, а как узнал, что она сегодня холостая, так и совсем обрадовался…
Вернулась Аня уже за полночь. Как вошла в дом, так и ахнула: весь пол кровью залит, Тимошка и Зиночка спят на отцовой кровати, а Андрей тихо плачет, руку зажав. На полу нож валяется и хлеб раскрошенный. Видимо Андрюша хотел хлеба нарезать, чтобы братику с сестрой дать, да порезался сильно.
Аня ему руку перевязала, даже не обработав. Испугалась сильно, что теперь Мише сказать, где была, когда Андрюшка порезался? Всю ночь думала, а наутро, на рассвете разбудила детей и повела всех в лес.
Далеко завела, посадила, уставших и хныкающих, на поваленное дерево, настрого приказала сидеть ее ждать, мол, пока она грибы собирает, да и ушла побыстрее домой. Чуть не бегом, а вдруг волков встретит?
Дело в воскресенье было, никто ничего не заметил. Подождала она до вечера и подняла крик-тревогу, мол, дети на улице играли и пропали, наверно, в лес ушли! Понадеялась, что не найдут их: или волки помогут, или просто сгинут в чаще. А, если и найдут, то никто из них ничего рассказать и не сможет. А Аня как-нибудь уж выкрутиться, главное, сейчас горе правильно изобразить…
Настя Калинина тряслась на старой телеге, прижимая к себе трехлетнюю дочку Машеньку, и с грустью вспоминала свою нелепую семейную жизнь.
Она была третьим ребенком в семье. Младшей, после двух братьев. Жили они в небольшой хате, в трех комнатах. Когда оба брата женились и привели жен в их дом, Настя стала лишней и ненужной. Сначала она спала на сундуке в комнате с родителями, а потом ее, даже не спрашивая, отдали в жены Ваньке Плетневу, соседу, глупому добряку, не способному даже прочитать заголовок у книги. Он жил с мамкой, теткой Дуней, вечно недовольной толстой женщиной. Настя отнеслась к браку с Ванькой спокойно, всяко лучше, чем быть лишней в родном доме. Ванька был счастлив, такая красавица, хозяюшка и вдруг его жена! Он о такой даже во сне не мог мечтать.
Зато тетка Дуня злилась, ведь Ванька теперь Настю больше ее любил. А, как родилась Машенька, так совсем заела Настю, грызла, упрекала во всем, так смотрела, что казалось, сейчас в волосы вцепится. Ванька то дочку без памяти полюбил, надышаться на нее не мог. Как бы они дальше жили неизвестно, да Ваньку в драке убили, как так получилось, непонятно, ведь, он и мухи не мог обидеть, не то, что подраться с кем-то.
На другой день после похорон, тетка Дуня, молча, выставила Настю с Машей за порог и закрыла за ними дверь. Когда Настя заплакала, стала умолять дожить до девяти дней, да просила хоть какие-то вещи отдать, тетка Дуня просто выкинула в окно какие-то тряпки и закрылась.
Настя не пошла к родителям, попросилась переночевать у подруги, а через два дня с ее дедом Федорком на телеге поехала в глухую деревню Болтышку к своей одинокой тетке, Полине. Та как-то звала ее к себе, говорила, что тяжело одной после смерти мужа, тоскливо.
Вот и ехала Настя, с улыбкой и слезами вспоминая Ваньку, нелюбимого, но такого трогательного. Вдруг она услышала где-то далеко в лесу детский плач.
— Деда, слышите, — спросила она у старика.
— Ась? – приложил дед ладонь к уху.
— Плачет кто-то, — громко сказала ему Настя и замахала, чтобы он попридержал лошадь.
Настя подвинула к нему дочку и побежала в лес. Она слышала тихий плач, но где непонятно. Остановилась, прислушалась, опять побежала. И, наконец, увидела их. Трое малышей стояли под березой, обнявшись, и плакали. Настя кинулась к ним, осмотрела детей: все были целы, кроме старшего, на руке у которого болталась грязная тряпка поверх опухшей раны.
— Господи, вы откуда? — спросила у них девушка, но никто из детей ей не ответил, они перестали плакать, но ни слова ей не сказали.
Тогда Настя обняла их и повела к телеге. Дед Федорок даже рот распахнул от такого улова. Так удивился, что даже ничего не сказал, когда Настя усаживала детей на телегу.
— Быстрее, деда, быстрее! – закричала девушка, — К врачу надо, срочно!
Дед стегнул лошадь и они покатили к деревне, хорошо, недалеко осталось.
Когда они приехали к тете Полине, та была в ужасе, мало того, что явилось пятеро ртов, так еще и непонятно, чьи это дети. Но не такая была тетя Полина, чтобы выгнать несчастных на улицу, она быстро сбегала к соседке, фельдшерице Раисе Романовне. Та прибежала с чемоданчиком, осмотрела детей, обработала рану Андрюши и дала ему какой-то порошок. Мальчик старался не плакать, только смотрел широко раскрытыми от боли глазами. Зато у Насти слезы текли ручьем, так жалко ей было этого немого ребенка.
Раиса Романовна отправила тетю Полину к председателю колхоза, заявить о найденных детях.
А Настя осталась с малышами. Она нагрела воды, искупала всех, усадила на кровать и дала им хлеба. Пока они сидели, постирала им одежду, повесила сушить и присела с ними рядом. Рассматривая найденышей, ласково приговаривала, какие они хорошенькие. Дети, чужие и Машенька, прижались к Насте и заснули. Уж и тетя Полина пришла, поохала, залезла на печь, уснула, а Настя все продолжала гладить малышей по чистым головкам, пока так, сидя и не заснула тоже.
Наутро, когда они все вместе позавтракали, во дворе раздались чужие голоса, и в дом вбежала красивая молодая женщина. Запричитала, зарыдала, что нашлись ее деточки, что она уж не чаяла их живыми увидеть. Кинулась женщина к детям, а они от нее, как от огня отскочили, к Насте прижались, спрятались за ее спину и затряслись от страха. Настя сразу почувствовала, что здесь что-то не так. Осторожно отодвинула женщину от детей и спросила, кем она им приходится.
— Мама я ихняя, почти, — тут же перестав рыдать, с вызовом ответила женщина, — Их отец, мой муж, почти муж, уехал на уборку в другой колхоз, так что я их забираю домой.
— Нет, — вдруг твердо заявила Настя, — Я отдам детей только их отцу. И то, если они сами с ним захотят уехать. Как же дети в лесу оказались, если он их Вам доверил?
Аня вдруг как завизжит:
— Не имеешь права! Не твое дело! – и попробовала схватить Зиночку, а та, недолго думая, вцепилась ей зубами в руку, и вырвалась.
Пришлось уехать Ане без детей.
Еще три дня жили дети с Настей и Машенькой в доме у Полины. Рана у Андрюши заживала, дети повеселели, даже Тимошка стал улыбаться, так ему нравилась Настя. А Зиночка с Машенькой так совсем от юбки Насти не отходили. Один только Андрей, как самый старший, старался быть серьезным, но иногда подскакивал и хохотал вместе со всеми.
Вот в разгар такого веселья и открылась дверь, в которой показался красивый высокий мужчина. Все замерли. Первой с визгом бросилась к гостю Зиночка, она подлетела к нему и крепко обняла за ноги. Мальчики тоже подбежали и прижались к отцу.
— Я Михаил, папа этих сорванцов. Спасибо, — серьезно сказал мужчина, — Я Вам теперь по гроб жизни обязан за их спасение. И спасибо, что Ане детей не отдали, выгнал я ее! — и грустно улыбнулся: — Таких счастливых я их давно не видел. Уже больше года. Вы волшебница?
Настя молчала, она не могла ничего сказать, просто смотрела на Михаила и чувствовала, что уже не забудет его никогда. В свои 24 года девушка впервые почувствовала, как может трепетать сердце. Михаил тоже замер, он обнимал своих малышей и, не отрываясь, смотрел в глаза Насте.
— А вот и папка! – радостно вскрикнула, вошедшая Полина, — Ну, собирайтесь, проказники.
Все будто очнулись, засуетились, Настя кинулась обнимать детей на прощание. Она еле сдерживала слезы, а Михаил тоже засмущался, взял Зиночку и Тимошу за руки и пошел к выходу. Обернулся, посмотрел опять Насте в глаза, потом увидел, что Андрюша стоит около нее и позвал:
— Сынок, пойдем, нас там ждут. Ну, быстрее!
Но мальчик вместо того, чтобы пойти за отцом, со всей силы вцепился в Настю и вдруг четко сказал:
— Я останусь с мамой…
Они уехали, через несколько часов. Уехали вшестером. И никто из них никогда об этом не пожалел!
Автор: Мария Скиба
