Свекровь невзлюбила Зинаиду с первого взгляда. За деревенское простое и доброе лицо, за «непородистое» имя, за то, что та смешно «окала» при разговоре... Зина была провинциалкой, да еще и приехала в Москву она не просто из одного из периферийных городов России... нет, Зинаида была из деревни. Родители ее были деревенскими, да и родители родителей, скорее всего, тоже.
«И чем же взяла она моего сына», — думала Алла Львовна, брезгливо разглядывая простенькое ситцевое платьице, плотно обтянувшее большой живот Зины. — «Ни кожи, ни рожи. Так уже и залететь успела! Позарилась на московскую квартиру и деньги сына, как пить дать! Ну, я устрою ей райскую жизнь!»
И Алла Львовна сдержала свое обещание полностью. И даже больше — жизнь Зиночки превратилась в настоящий ад. Все, что ни делала по дому трудолюбивая девушка подвергалась критике. Борщ был невкусным и безжалостно выливался в унитаз. Чистое постиранное и накрахмаленное белье рассматривалось буквально под микроскопом, с целью найти несуществующие пятнышки. И они, конечно же, находились. Полы после мытья под кроватями протирались белой салфеткой... И свекрови было плевать, что беременность Зиночки протекала тяжело, она не давала девушке даже присесть, к вечеру доводя ее просто до изнеможения.
А что же муж? А муж сам считал себя жертвой, ведь ему приходилось находиться между двух любимых женщин. И неважно, что одна лишь тихо плакала, а вторая истерично верещала каждый вечер, обливая помоями первую. Сын не мог пойти против матери. К материнским истерикам он привык давно, а во всем остальном мужчина был даже в определенной выгоде: вокруг него порхали сразу две женщины, пытаясь угодить во всем. Разве такое может не понравится?
Бедная Зиночка несколько раз просила мужа уйти с ней и снять квартиру, но только молодые пытались поднять эту тему в разговоре, как Аллу Львовну резко разбивал гипертонический криз, она артистично падала на диван, хваталась за сердце и закатывала глаза. Испуганная Зиночка начинала хлопотать вокруг женщины с таблетками и корвалолом, а муж, удовлетворенно вздохнув, удалялся в другую комнату. Он-то уже давно привык к подобным материнским спектаклям...
Роды Зины протекали тяжело, ребенок родился раньше срока и очень болезненным. И жизнь Зины стала еще тяжелее, чем была до того. Свекровь совершенно не считалась с тем, что в доме появился малыш, ее громкий голос волной прокатывался по всей квартире, заставляя внука захлебываться криком, краснеть и судорожно, с трудом дышать своими маленькими больными легкими.
Зиночка практически перестала спать, похудела и подурнела, растеряв остатки девичьей привлекательности. Муж как-то незаметно, мимоходом, переселился спать в другую комнату. А Зиночка и не возражала... Он же работает, она его прекрасно понимала. Обладая доброй душой, воспитанная в большой дружной семье, Зиночка, в принципе, понимала всех и всегда. Входила в чужие проблемы, находила оправдания некрасивым поступкам. Вот и свекровь она так же оправдывала, списывая осатанелую злобность женщины на ревность к сыну, болезни и одиночество...
* * *
Лишь одного Зина не могла простить свекрови, лишь одно не находило в ее чистой душе объяснения и оправдания — также, как и Зиночку, Алла Львовна ненавидела и собственного внука. Она даже смотреть на него отказывалась, не то, чтобы нянчиться, как обычно, делают любящие бабушки. Из комнаты, где Зиночка с сыном обитали, мальчика она выносить запретила категорически. По имени его никогда не называла. Лишь иногда, когда ребенок слишком сильно плакал, сквозь зубы произносила: «Угомони своего заморыша!»
Вот так... «Заморыш». Были и более крепкие словечки в адрес младенца, от чего Зиночка убегала и долго плакала, закрывшись в своей комнатке, укачивая сына.
* * *
Чем бы все это закончилось неизвестно. Измотанная морально молодая женщина уже готова была бросить все, расстаться с мужем и уехать домой к родителям, в далекую сибирскую деревеньку. Но, тут случилось несчастье. Алла Львовна поскользнулась при походе в магазин и, упав, сломала шейку бедра. Старуха отлежала положенное время в больнице и была выписана на домашнее долечивание.
Те, кто на своей шкуре испытал, что такое уход за человеком с такой травмой, несомненно поймут Зиночку. Характер Аллы Львовны испортился еще больше, и если раньше женщина ухаживала за одним младенцем, то теперь в доме их было практически два. Кормить, мыть, переодевать и менять памперсы Зиночка была вынуждена теперь и свекрови, и сыну. А брать в помощь сиделку Алла Львовна запретила категорически! Не потерпит она в доме постороннего человека и точка!
Ночи и дни мелькали перед глазами Зиночки сплошной серой пеленой. Хроническая усталость и недосыпание стали ее вечными спутниками. Сердце ее рвалось домой, к родителям, к ласковым маминым рукам, но как? Как она могла бросить старую беспомощную женщину? А свекровь нашла новый способ поиздеваться над невесткой. Она отказывалась есть сама, разливая и размазывая еду по чистым, отглаженным Зиной простыням. Пришлось кормить старуху с ложечки. А та, то отворачивая в сторону лицо, то сыпя оскорбления через сжатые зубы, старалась унизить несчастную Зину побольнее...
* * *
Время шло, а свекровь так и не встала. Делать массаж она себе не позволяла, сама утруждать больную ногу упражнениями не желала. Так и лежала, чистая, накормленная и злая на весь белый свет, смотря по телевизору бесконечные сериалы, а в перерывах издеваясь над невесткой.
Прошло чуть больше года, когда пришла в дом вторая беда — ушел муж Зиночки. Как-то раз просто вернулся с работы, побросал вещи в чемоданчик, да и был таков. Сказал лишь напоследок, что надоели ему обе женщины. Одна своей бесхребетностью, а вторая нытьем и истериками. Громко хлопнула дверь, и в опустевшей квартире воцарилась напряженная тишина. Зина, глазами полными слез, смотрела и не видела ничего вокруг.
Притихла и Алла Львовна. Ее убил поступок любимого сына. Конечно, она хотела, чтобы он бросил эту невзрачную провинциалку. Да что там говорить? Она все сделала для этого. Ей бы радоваться, получив желаемое. Вот только старуха совершенно не понимала, что ей теперь делать с такой вот радостью. Алла Львовна от расстройства даже отказалась есть и не стала включать телевизор. Так и сидели обе женщины каждая в своей комнате, обдумывая тяжелые думы...
* * *
«Что же мне теперь тут делать?» — В панике строила планы Зина. — «Мужа у меня уже фактически нет, денег тоже, в квартире даже не прописана. Собираться и ехать домой? Да... Так, видно, лучше всего! Вот прямо утром позвоню родителям. А Алла Львовна? Ну, у нее не останется выхода, придется взять сиделку. Да и не станет она меня теперь терпеть тут, выгонит. Надо ее опередить и собраться спокойно!»
Зиночка долго и тщательно, с тревогой прислушиваясь к каждому шороху, складывала детские вещи. Дикий страх, что ее могут обвинить еще и в воровстве, заставляли ее все делать тихо, как мышка...
«Как же так?» — С горечью рассуждала в это же время в своей комнате Алла Львовна. — «Я всю жизнь на него положила! Замуж второй раз не вышла! Все лучшее — сыночку любимому. А он... Он меня бросил. Даже попрощаться не зашел, лишь наговорил обидных слов специально громко, чтобы я могла их услышать и ушел! А как же я? Кто будет за мной ухаживать? Зина? Она не останется, она не простит меня! Столько лет издевательств и унижений... Нет... не простит!»
Лицо старухи сморщилось от обиды и сочувствия к самой себе, а заодно и к нелюбимой невестке. Жалость превратила вечную злобную маску, что носила Алла Львовна, в совершенно нормальное, человеческое лицо старого несчастного человека. По морщинистым щекам покатились горькие слезы.
— Зин! Зиночка, — дребезжащим голосом попыталась докричаться до невестки старуха. Ответом была лишь тишина. — Зин, ты меня слышишь?
Нет, у Зиночки не появился вдруг характер или желание отомстить ненавидевшей ее свекрови. Она просто... уснула от усталости и невыплаканного до конца горя. Спала она, неловко присев у детской кроватки, положив под голову плюшевого зайца сына. Не слышала Зиночка старуху.
Зато услышал ее кто-то совершенно другой. Маленькие босые ножки спокойно обошли спящую мать. Никем не остановленные, прошлепали в соседнюю комнату, откуда раздавался знакомый голос человека, которого мальчик ни разу не видел. Ребенок распахнул дверь и уставился, широко распахнув глазенки, на плачущую Аллу Львовну...
* * *
Как будто кто-то резко толкнул Зиночку во сне, она всколыхнулась, не понимая, что она делает тут, сидя на полу. А увидев пустую кроватку сына похолодела всем телом от страха. Не шла, бежала по большой квартире в поисках ребенка, пока не наткнулась на открытую настежь дверь в комнату свекрови. Постояла пару минут, не решаясь войти, затем осторожно заглянула. И замерла от удивления...
Старуха лежала на кровати, а на ее груди, прижавшись, положив голову ей на плечо, спал ее сынок. Спал, сладко улыбаясь во сне, не давая пожилой женщине перевернуться и лечь поудобнее. Зиночка подошла на цыпочках к кровати, намереваясь забрать малыша и отнести в его кроватку.
— Не надо, не трогай, Зин! — Громким шепотом попросила свекровь. — Левушку разбудишь. Не видишь, как спит хорошо?
Зиночка посмотрела в глаза свекрови. Та не отвела взгляд, и их, понятный им одним, молчаливый диалог длился, казалось бы, целую вечность. А потом Зина так же тихо вышла из комнаты, отправившись на кухню, готовить завтрак. Она варила манную кашу на троих и тихо улыбалась, думая о чем-то своем...
