Однажды в глухой северной деревне из подъехавшей телеги выпрыгнула восемнадцатилетняя девчонка в модном белом пальто, белом берете и белых сапожках на каблуках. До этого в деревне ничего моднее валенок с отворотами не видели, поэтому все сбежались посмотреть на нового фельдшера, прибывшего из далеких краев.
Деревенские очень скоро привыкли к «новой врачихе», которую звали просто Надюхой. Она тоже привыкла к местным нравам. Например, здесь не было ни заборов, ни замков на дверях.
— А пошто? – недоумевало население. — Вона палку поставь у двери, знач неть хозяв.
Кому же придет в голову заходить в дом, в котором никого нет?
Также местный народ совершенно не давал работать, заставляя фельдшера при вызове гонять чаи, пока не лопнешь. Вопрос «Чай будешь?» там не существовал вообще. Как и понятие «забежать на минуточку». Переступая порог дома, каждый автоматически попадал за стол. И только отдав дань церемонии чаепития, выпив не меньше шести стаканов, гость мог откланяться.
По интерьеру и расстановке мебели распределение приоритетов было видно сразу: стол с чайниками-самоварами стоял в центре и занимал большую часть площади.
При первом посещении больного, мама, которая тогда еще не была мамой, а была просто Надюхой, пыталась отбиваться от гостеприимных хозяев с чаем, но те просто не понимали, о чем говорит этот человек. Никогда раньше они не слышали, чтобы отрицание и “чай” употребляли в одном предложении. Поэтому они просто улыбались и наливали маме чай, толкая ее в направлении стола.
— Ну хорошо, только одну чашку.
— А? Сколько? Одну чего?
Новый фельдшер сразу поняла, что чай пить придется, и нет никаких путей к отступлению. Пришлось научиться пить быстро, обжигаясь, и попутно спрашивать о жалобах. Но это оказалось еще труднее, чем отказаться от чая.
Когда, напившись чаю до одури, что у нее булькало в животе, мама приступала к осмотру, все пациенты говорили одни и те же непонятные слова: «Ох, милая, косья коснит». Она растерянно переспрашивала: «Что?»
Больные повторяли по несколько раз, на всякий случай громко крича в ухо фельдшеру (мож, глухая), но она все равно не могла понять, что за странная неизвестная болезнь поразила всех этих людей. Перерыв Справочник Фельдшера, она не нашла ничего подобного. А северяне стали сомневаться в компетенции нового врача, который таких элементарных симптомов не знает. По деревне шептались: «Ох, сердешная, чему их тама учуть только, ничаво не знат». Мама плакала украдкой, но не сдавалась.
Как-то шла она по деревне и услышала ругань у одного дома: «Ах ты пес, глянь-ко, косья исть не хоч». Фельдшер подскочила к хозяйке, которая кормила собаку на улице, и, схватив ее за ворот, стала трясти и кричать: «Что ты сейчас сказала? Что это? Покажи! Что за косья, чтоб они сдохли».
Женщина испугалась ополоумевшую врачиху, но на всякий случай, улыбаясь как можно приветливее, успокаивающим голосом произнесла: «Да ты што, милая, косьев не видала? вона они, моя шельма исть не хоч».
Мама посмотрела на кость, лежащую перед собакой, которая с интересом наблюдала за ней, виновато виляя хвостиком, и надеясь, что не она причина нападения на ее хозяйку.
— Так это что, кости, что ли? Косья ваши – это КОСТИ??? Тогда что такое “коснит”, а?
Женщина недоумевающе смотрела на странную новую фельдшерицу, которую (слава богу), ей пока вызывать не приходилось, и думала:
«Откуль она приехала, с Турции што ль». А вслух сказала:
— Ну как, коснит — знач коснит.
Мама взвизгнула:
— Синоним скажи, синоним!!!
Хозяйка отшатнулась:
— Какой те ешо аноним, ты што?
Но когда увидела слезы отчаяния в глазах этой еще совсем девчонки, но уже, видимо, тронувшейся умом, сердце ее сжалось:
— Ну што ты, милая, ну коснит. Ко-с-нит. Понимаш? Ну вот я тебе счас стукну по ноге и будет коснить. Поняла?
Мама вздрогнула при слове «стукну», но на что не пойдешь ради знаний. В ходе длительных переговоров этих двух цивилизаций было выяснено, что коснит – значит, ломит.
С этих пор проблем в коммуникации не было, и мама спокойно выполняла свою работу, выписывая порошки и таблетки, которые местные с подозрением вертели в руках.
Работала она спокойно, пока не появился мой папа, который тогда еще не был папой, а был просто Мишкой. Он не стал долго думать, как подойти к маме: ясное дело, путь к сердцу медика лежит через болезнь.
Когда на мамином пороге появился какой-то парень и сказал: «У меня тут это… Косья коснит, в общем», — она долго то ли смеялась, то ли плакала, заронив тень сомнения в его сердце ( мож, лучше ну ее, кто ее знат).
Хорошо, что это была только тень, иначе мое будущее рождение оказалось бы под угрозой.
Папа стал так часто обращаться за медпомощью, что моя бабушка, его мама, умевшая печь самые вкусные пироги, у которых открывалась крышка, как у сундука, и в пироге лежали две целые рыбины, совсем потеряла сон. Ранним утром она заваривала ему травы и ягоды, клала на лоб компресс из мокрыжника и окуривала помещение дымящимися палочками. Но болезный, не успев позавтракать, убегал за рецептом на порошки от нового недуга, которые стали поражать его молодое тело каждый новый день. Бабушка бежала за сыночком с плошкой морошки и кричала вслед: «Сынок, полежи, куды ты больной-то». Но папа говорил, что от его болезней помогают только порошки и таблетки, так что придется ходить к фельдшерице, что поделать. Бабушка жалела несчастного, которому приходится ходить по холоду, и зазывала маму распивать чаи вечерами.
Все-таки порошки помогли, и папа выздоровел, а бабушка узнала, что скоро свадьба, и была рада, что папа успел вылечиться до такого важного события.
Жениху и невесте пригнали нарядную телегу, в которой они тряслись часа два до города и сильно запылились. Но это ничего, интересно было, когда карета застряла в канаве, а они, нарядные, пытались ее вытолкать из болота. Мимо проезжал грузовик с бревнами. Водитель остановился, увидел жениха и невесту, узнал в невесте фельдшера, которая недавно принимала роды у его жены, сказал, что младенца назвали Надюхой, предложил молодым располагаться в кузове на бревнах, и довез до самого ЗАГСа. По пути у мамы ветром унесло фату, и она плакала, что будет выходить замуж простоволосой, а папа с водителем успокаивали ее, что никто на нее вообще смотреть не будет, но она почему-то плакала еще громче.
Свадебный кортеж с бревнами торжественно проехал по городу, собрав попутно участников торжества и высадив их у ЗАГСа. А потом бревна, украшенные нарядными гостями и новобрачными, поехали обратно. Еще неделю кто-то ждал эти бревна, так как свадьба в деревне – дело долгое.
Я приехала в эту деревню уже лет в семь, на похороны бабушки, о которой знала только, что она пекла самые чудные в мире пироги-сундуки. Меня очень удивило, что так далеко в лесу маму знают абсолютно все. И каждый вспоминает, кому она что сделала.
Я слушала и не верила, что мама столько всего натворила. Даже кому-то ногу отрезала, но их это как будто и не беспокоит, — радуются, обнимаются, еще и благодарят. Вот и пойми этих взрослых…
Когда недавно папа отпилил ножку у стола, мама так не радовалась...