— Ты, Федька, парень видный, горячий. Нравишься ты мне, но замуж за тебя я не выйду, — с усмешкой ответила красавица Галина Фёдору Макарову на его предложение руки и сердца, — Мне нужен муж состоятельный. Хватит мне бывшего моего, Захарки, мало того, что гулёной оказался, так ещё и за душой ни гроша. Больше я такой ошибки не сделаю, голубчик, если и выйду ещё раз замуж, то только за богатого, чтоб мог все мои прихоти исполнять.
Надоело мне с бабкой жить хуже горькой редьки, это верно, но и в твою халупу я не пойду, — девушка брезгливо сморщилась, бросила на землю ветку сирени, подаренную парнем, и фыркнув, ушла в дом, оставив Федьку за калиткой. А парень скрипнул зубами от досады, отшвырнул трущегося об его ноги тощего рыжего кота и, не оглядываясь, побрёл домой. По дороге, подумав обо всём, он твёрдо решил найти способ разбогатеть и добиться согласия любимой.
В том 1928 году Фёдору исполнилось уже двадцать шесть лет. Он не так давно пришёл со службы и встретил Галину, разведённую молодую красавицу, приехавшую жить в их станицу к своей немощной бабушке после развода с мужем. Встретил и голову потерял.
Галя открыто насмехалась над ним, от себя не гнала, но и к телу не подпускала. А как Федька разговор о свадьбе завёл, так тут же его на место и поставила. — Сынок, ну зачем она тебе сдалась? – ворчала Петровна, мать Фёдора, когда он рассказал ей о неудавшемся предложении, — Она уже пожила с другим мужиком, а, может, и не только с ним, разве теперь узнаешь? Ребёночка мужу за два года не родила, значит, пустая она. Нужна тебе такая жена? — Нужна, мать, люблю я её! Красивей Галинки и не видал никого! Как в глаза её посмотрю, так словно ушат воды ледяной на голову. Помоги лучше советом, как разбогатеть? Не соглашается она в нашу хату идти, а построить новый дом я не могу, нет у нас с тобой на это грошей! – Федя нахмурился и опустил голову.
— А что, если тебе на Таисии Сорокиной жениться? – вдруг выдала Петровна, немного подумав, — Таисия эта и раньше крепким здоровьем не отличалась, а как утоп её муженёк полгода назад, через месяц после свадьбы, так совсем ущербной стала. А девка-то из состоятельной семьи, единственный ребёнок к тому же, у еёных родителей даже лошадь своя есть и две телеги. Таська замуж когда вышла, они ей дом начали строить, потом эта беда случилась, забросили строку, а тут решили до ума довести, всё надеются, что найдётся ещё желающий её в жены взять, — женщина покосилась на сына, который стоял и морщился, тщетно силясь вспомнить, кто такая эта Таисия,
— Не припомнишь её? Они рядом с бабкой Беляихой живут. Так вот, все говорят, что девка долго не проживёт, болеет чем-то с самого детства. У неё сестра была, тоже больная, так та ещё девчонкой померла. Возьмёшь Таську замуж, а потом, ну, после её кончины, останешься хозяином в доме. Вот тогда и женишься на своей Галине. Не думаю, что к ней очередь из богатеньких женихов тянется, так что дождётся она тебя, поверь матери. Фёдор крепко задумался, ночь не спал. А на следующий день, как бы невзначай оказался у дома Сорокиных. Прошёлся раз, другой, тут видит, молоденькая девушка, тоненькая, словно камышинка, вышла из дому с корзиной мокрого белья.
Таисия, а это была она, выглядела очень бледной и подавленной. Фёдор сморщил лоб и вздохнув, подумал, что, уж точно, на такой можно жениться только ради выгоды. Тут он вспомнил Галину, решительно распрямил плечи и крикнул, игриво сверкнув глазами: — Хозяюшка, говорят, на вашей улице кто-то козочку продаёт, не подскажете, кто? Меня моя матушка послала, сама приболела. А я адресок запамятовал. Таисия поставила корзину на землю и медленно подошла к калитке.
Они разговорились. С того дня Федя каждый день стал приходить к дому Таси. Потом познакомился с её родителями, помог раз-другой её отцу по хозяйству, затем его стали приглашать поужинать, и уже в августе он пришёл её сватать. — Ты, Фёдор, знаешь, что Тасенька уже была замужем? – хмуро спросила его мать девушки, отведя парня в сторону, — Не её вина, что она вдо́вой осталась, всего месяц и побыла мужниной женой. С того времени совсем слабеть дочка стала, болеет сильно, возможно, долго не проживёт наша девочка. Готов ли ты беречь её, поддерживать?
Парень яростно закивал, уверяя, что любит Таисию без памяти, поэтому готов даже сам всем хозяйством заниматься, лишь бы она рядом была. О своей любви говорит, а сам чуть не смеётся от радости, что всё как надо идёт. Свадьбу сыграли уже через две недели. Тихую, скромную, чай, не в первый раз девка замуж выходила. Сначала молодожёны у родителей Таси поселились, но вскоре дом новый достроили, и Фёдор с Таисией переехали в него, стали жить отдельно. Федя первую неделю всё ходил по дому, поглаживая стены, забираясь на чердак, да с гордостью выглядывая в большие окна.
Он поверить не мог, что теперь это всё его, что он теперь хозяин добротного крепкого дома. Однажды встретившись на улице с Галиной, Фёдор успел ей шепнуть, что скоро останется вдовцом и первое, что сделает, сосватает её и тогда она станет хозяйкой всего этого богатства. Галина засмеялась так громко, что проходившие мимо односельчане даже с интересом оглянулись: — Дурень ты, Федька, ты на свою жену посмотри, она же влюблена в тебя, как кошка, а любовь штука сильная, многих уж с того света вытащила. Подожди, эта немощная ещё кучу спиногрызов тебе нарожает, зачем ты мне тогда, с грузом-то? – она фыркнула, закатив глазки, повернулась и ушла, а парень так и остался стоять на месте, крепко задумавшись и вдруг сообразив, что, и правда, Таська повеселела после свадьбы-то, про болезнь свою совсем забыла...
Вернувшись домой Фёдор повнимательнее присмотрелся к жене. Она точно изменилась! Улыбаться начала, зарумянилась. Похорошела даже. А, вспомнив, какая ласковая она с ним в постели, так даже не смог парень сдержать довольную ухмылку. Тася умирать даже не думала, более того, всего через два месяца она сообщила мужу, что ждёт ребёночка. И в срок родила здорового сына Ивана. Через год ещё и Алёшу.
Фёдор на такое не рассчитывал. Он всё надеялся, что его жена отойдёт в мир иной, а он останется с её домом и, наконец, женится на Галине. Но Таисия жила, и не только жила, она была счастлива. Пусть даже Федя оказался не таким, как она думала, долго притворяться влюблённым он, конечно же, не смог, но у неё теперь были её любимые мальчики. Ей теперь было ради кого жить, она не могла умереть, бросив их сиротами. То, что Фёдор далеко не лучший из отцов – это было понятно сразу, он никогда лишний раз не возился с сыновьями, только орал на них, да кормил подзатыльниками.
Мужчину раздражали его собственные дети, которых он, вообще, не собирался заводить, а теперь приходится ещё и кормить-одевать их. Когда старшему, Ванечке, было три года, а Алёше два, Таисия, виновато улыбаясь, сообщила мужу, что ждёт ещё одного ребёнка. Тут уж Фёдор взбесился: — Ты что, решила десяток мне на шею повесить? Ты чем кормить этих оглоедов собралась? Я один, как вол пашу, с тебя же никакого толку нет! Как хочешь этого ребёнка вытравливай, не нужен он мне! – Фёдор рубанул ладонью по воздуху и быстро вышел из дома, хлопнув дверью так, что стёкла в окнах зазвенели. Таисия сжалась от страха в комочек, обняла подбежавших к ней испуганных мальчиков и тихо заплакала. Но тут же вскинула голову, слёзы вытерла и спокойно занялась уборкой. Конечно же, никого она вытравливать не будет! А Фёдор покричит, да успокоится. Когда родилась Маняша, Тася даже заплакала от счастья. Очень уж ей доченьку хотелось.
Женщина старалась не отходить от малышки, всё боялась, что с ней что-то случиться может. Маленькая Маняшка всё время капризничала, по ночам почти не спала. Тася тоже не высыпалась, ночью дочку качала, днём за сыновьями-сорванцами приглядывала, измучилась вся, но Фёдор никогда помощь свою не предлагал, наоборот, всячески показывал, что дети его только раздражают. Однажды Таисия присела ночью у люльки малышки и немного придремнула, но тут услышала шаги, это к ней подошёл Федя. Таисия испуганно вскинула голову, от мужа она ожидала только чего-то нехорошего.
— Слушай, жена, — тихо сказал ей Фёдор, — Может, подушку ей на голову накинешь? Никто ничего не поймёт, скажешь потом, что во сне замерла. Куда нам их столько? – мужчина не успел договорить, как Таисия вскочила, схватила его за рубашку и сквозь зубы зашипела: — Да как ты можешь? Ты же отец ей родной! Это же кровинушка твоя! Нет, не человек ты, ты чудовище! Только тронь Манечку, я тебя ночью топором зарублю, слышишь меня? И рука не дрогнет! А не зарублю, так зубами горло перегрызу! Фёдор не узнавал свою жену. Куда делась тихая покорная Таська? Вместо неё перед ним была озверевшая волчица.
Мужчина попятился назад, вырвался из её рук и, словно испуганный пёс, убежал в свою спальню. С того дня он даже грубить жене боялся. А вдруг, и правда, ночью рубанёт, с неё станется! Жизнь продолжалась. Федя смирился с тем, что у него было уже трое детей, жена и не думала умирать, а Галина связывалась то с одним станичником, то с другим. Фёдор успокаивал себя тем, что живёт не хуже других, даже лучше, богаче, но к жене и детям не проявлял ни любви, ни заботы, которые считал проявлением слабости.
Когда в июне 1941 года объявили, что началась Война, Ванечке было двенадцать лет, Алёше одиннадцать, а Маняшке восемь. Повестку Фёдору принесли в декабре, перед самым Новым годом. Прощаясь на вокзале, он, наверно, впервые за столько лет по-настоящему обнял своих детей. Впервые посмотрел им в глаза и вдруг рассмотрел в них любовь к нему, неподдельную детскую боль от расставания. Ребята стояли на морозном ветру, старательно делая вид, что не замёрзли, чтобы их не отправили домой. Мальчики, насупившись и шмыгая красными носами, а дочка громко рыдая, прижавшись к папиной ноге.
Защемило что-то в груди Фёдора, да так, что глаза стали мокрыми от слёз. Он, стыдясь, быстро вытер их и, грубовато притянув к себе жену, поцеловал её в щёку. Мужчина был и сам очень удивлён тем, как много, оказывается, значат для него эти родные ему люди. Таисия и дети исправно писали Фёдору письма, рассказывали обо всём, что происходило в селе и дома и всегда писали только о хорошем. Каждое письмо было для него, словно заряд силы, словно важный оберег, надежда на то, что он выживет, вернётся к своей семье домой. Особенно трогательными были письма от Маняши. Девочка писала так нежно, что Федя не мог читать эти строчки без слёз.
Сослуживцы даже завидовали ему, не всем из дома приходили хорошие новости, не всем так часто писали. А в начале сорок пятого, когда Фёдор воевал уже в Польше, освобождая её от фашистов, письма вдруг перестали приходить. Он начал нервничать, переживать, писал тёще, но она тоже не отвечала, тогда мужчина не выдержал и написал письмо соседям, спросил, не случилось ли чего у Таисии и детей? Федина мама еще до Войны уехала жить в другую область к своей сестре, поэтому тоже ничего не знала.
Через полтора месяца он получил ответ, в котором бабушка-соседка написала ему, что в их доме случился пожар. Таисия была на работе в ночную смену, а мальчики или не углядели за печью, или уснули с зажженной свечой. Когда тушили пожар, Таисия прибежала с работы и так рвалась спасти сыновей, что сама сильно обгорела и до сих пор находится в больнице. Ваню и Алёшу спасти не удалось, хорошо, хоть Манечка в ту ночь ночевала у бабушки. Так она у неё и живёт.
Соседка сказала, что все письма Фёдора сгорели, а девочка не запомнила, куда писать, но теперь она обязательно напишет. Через несколько дней Федя получил письмо и от Маняши. Письмо, почти все буквы в котором порасплывались от капелек слёз. Фёдор так расстроился, что только и думал о детях, до боли в груди жалел, что мало говорил с мальчиками, ничему их не учил, даже на рыбалку вместе с ними ни разу не сходил. Да и Таисия, увидит ли он её, доживёт ли она до его возвращения? Удивительно, но теперь мужчина был в ужасе, представляя, что его жена может умереть, а, ведь, он еще не так давно просто мечтал о том, чтобы она поскорее отправилась на тот свет.
Говорят, беда не приходит одна, вот и получилось, что всего через несколько дней после того, как Фёдор получил письмо от Манечки, его тяжело ранило в бою. Врачи долго боролись за его жизнь, спасли солдата, но пришлось ампутировать ему обе ноги. Домой Фёдор добрался только к октябрю сорок пятого. С вагона эшелона калеке в ящике с колёсами помогли спуститься другие солдаты. Фёдор, с вещмешком за спиной, стиснув зубы, катился, отталкиваясь руками от земли по пыльной дороге в сторону своего сгоревшего дома.
Он знал, что Таисия и Маня жили теперь в доме его тёщи, но не мог он не пойти сначала туда, где погибли его сыновья. Односельчане, попадавшиеся ему навстречу, узнавали его, здоровались, спрашивали, как добрался, но Фёдор никого не слышал, не видел, он торопился. Когда запыхавшийся, усталый, въехал он во двор полуразрушенного сгоревшего дома, хозяином которого так жаждал быть, то не выдержал и заплакал. Вспомнил, как хохотали в этом дворе Ваня и Алёша, гоняя консервную банку вместо мяча, как вкусно пахло на всю улицу, когда Тася пекла свои пироги, вкуснее которых Фёдор и не едал, как маленькая Манечка просилась к нему на руки, но он делал вид, что не замечает её.
Горькие слёзы так и лились из глаз калеки-солдата, а он их даже не вытирал, он давно уже хотел вот так, не стыдясь никого, поплакать. Сколько он так пробыл у пожарища, он не знает, но вдруг он услышал до боли знакомый голосок, зовущий его. Это Маняша бежала по улице и срывающимся от счастья голосом кричала: — Папочка, родненький, это ты? – девочка упала перед ним на колени, обняла крепко-крепко и тоже заплакала. Потом они вместе поехали к родительскому дому Таисии.
Отец Таси ушёл на фронт в сорок третьем и пропал без вести. А её мама, бабушка Маняши, очень состарилась от горя, слишком тяжко было ей пережить смерть внуков, болезнь дочери и потерю мужа. Но она держалась, как могла помогала внучке справляться с хозяйством и ухаживать за матерью. Добравшись до тёщиного дома, Фёдор оставил во дворе свою каталку, сам, на руках, поднялся по крыльцу и торопливо двинулся в дом. Маняша показала отцу, в какой комнате лежала Таисия, он, опираясь на руки и резко перекидывая тело, добрался до лежавшей на постели жены и взял её за руку.
Лицо Таисии было изуродовано шрамами, до сих пор полностью не зажившими, воспалёнными. Руки её были скрючены и мелко подергивали, жена Фёдора спала. Почувствовав его прикосновение, Таисия тяжело открыла глаза и некоторое время пыталась понять, кто перед ней? Когда же она узнала мужа, то грудь её затряслась от беззвучного рыдания: — Федя, это ты? Ты вернулся? Прости меня, ради Бога, муж, за то, что мальчиков наших не уберегла, – очень тихо проговорила она, — Прости, что сама обузой стала. Если хочешь, брось меня, только Манечку не оставляй, не прожить доченьке одной, она же еще ребёнок совсем, ей отец нужен, защитник.
— Прости и ты меня, родная, — с болью в голосе ответил ей Фёдор, потом быстро вытер слёзы, чтобы жена не увидела его слабости, и уже твёрже добавил: — Я всегда буду рядом. Вы же самое дорогое, что у меня осталось. Но Таисия, видимо, отдав последние силы ожиданию мужа и, наконец, успокоившись, что рядом с дочерью будет её отец, тихо умерла через несколько дней после его возвращения.
И осталась двенадцатилетняя Маня главной хозяйкой в доме. И прибирала она, и готовила, и по хозяйству управлялась. От старенькой немощной бабушки толку почти не было, а вот отец, чем мог помогал. Мебель новую сколачивал, на огороде, как получалось, возился. В колхоз устроился кладовщиком, трудодни стал зарабатывать. И старался как можно чаще дочери ласковые слова говорить, словно прощение у неё вымаливал за то, что была она для него нежеланным ребёнком, которого он даже хотел со свету сжить.
От одной только мысли, что, если бы не родилась Маняшка и он остался бы никому не нужным одиноким калекой, его бросало в дрожь. Галина бы его таким не приняла, он это хорошо рассмотрел в её глазах, встретив однажды свою бывшую любовь у сельмага, когда прикатил туда на своей инвалидной тележке. Галина, увидев его, отшатнулась, как от прокажённого, и быстро ушла, даже не заглянув в магазин. Но Фёдор не расстроился, только с усмешкой покачал головой, да подмигнул бабкам, столпившимся у дверей магазина в надежде разжиться новыми сплетнями.
Через семь лет Маняша вышла замуж за простого парня Гену Петрова. Бабушки тогда уже не было в живых, а вот отец с радостью благословил их брак. И прожил Фёдор ещё немало лет, окружённый заботой дочери, зятя и четверых внуков. А, ведь, этого могло бы и не быть...
Автор: Мария Скиба
