Алена – рослая крепкая девочка в классе считалась непопулярной, поэтому с ней не хотели дружить, приглашать в закрытые группы переписки, ходить в кино, вместе играть онлайн… Без нее обходились и в прочих развлечениях подростковых.
Алена тяготилась положением без пяти минут изгоя. Ее не травили, слава Богу, но откровенно пренебрегали.
Заводилы класса – Марина и Юля, довольно симпатичные девочки, а по мнению приятелей – настоящие красотки, решали кто какую позицию займет – за всех остальных и по любому вопросу. Более менее, в стороне от этого правящего тандема и их подпевал – обреталась пара пацанов. Но и они не ссорились с лидерами, держали нейтралитет.
За спиной у Марины и Юли, во-первых, всегда был Коленька. Немного умственно отсталый и при этом чрезвычайно сильный сын влиятельного папы. Учебу он решительно не тянул, но почему-то по всем предметам тройки и четверки получал. А еще он глаз не сводил с Юли, и всегда был готов исполнить любое ее желание.
Победить Коленьку в честном, да и не честном бою тоже – в школе не мог никто, включая десятый-одиннадцатый классы. Родился парень богатырем. Слов из этой песни не выбросить. Настоящее оружие массового поражения, которым Марина с Юлей могли воспользоваться в любой момент.
Алена трусила перед заводилами, боялась лишний раз привлечь их внимание. К тому же, ее семья была небогатой. Девочка одевалась более, чем скромно, чего откровенно стыдилась. А мама Юли меньше пяти тысяч рублей дочери не давала никогда. Красавица щедро прикармливала свиту: посиделки в кафе, поход в кино за ее счет – были бонусами, которые многих привлекали.
Итак, Алена держалась в стороне, переживала, но уже смирилась.
Ей даже не с кем было поделиться. Маме и папе, вечно занятым, не до нее. Слабый здоровьем младший брат Алены – аллергик Дима, пожирал много времени и сил.
А тут еще и бабушка слегла, чтобы совсем до кучи. Сначала несколько гипертонических кризов, потом инсульт. Она никогда не была старой. Наоборот, стройная, подтянутая, пусть не дорого, но стильно одетая, выглядела лет на пятнадцать младше паспортного возраста.
Раньше они с Аленой постоянно ссорились. Бабушка хотела приучить внучку к юбкам, платьям, туфелькам. Она – пока не попала в больницу – вынести мусор и то, не выходила без губной помады.
Бабушку сильно огорчало, что внучка пропадает в баскетбольной секции, что стрижется под мальчика, носит исключительно джинсы с кедами, да клетчатые свободные рубашки.
Затяжной конфликт иногда переходил в горячую фазу, иногда затихал. Дело усугубляла теснота: пять человек в трехкомнатной квартире – сталкиваются постоянно. Хотя некоторые одноклассники Алены говорили ей, что она живет, как королева. На двоих с братом комната? Но не на четырех же детей, плюс дедушку… Как у ее приятельницы Светы, дружба, с которой завяла так и не укрепившись.
Юля приняла Свету в свои помощницы по учебе, приблизила, притянула в орбиту. Алена раскисла, она только-только навоображала себе, что больше не одна, что будет с кем зайти в библиотеку, поболтать… И такой облом.
Бабушку выписали из больницы, ей был нужен хороший уход. Алена ужасно злилась, но делала почти все, что просили родители, хотя и старалась поменьше бывать дома.
Бабушка сначала собиралась помирать, а потом решила выздороветь. Взялась делать какие-то зарядки, шевелиться – пусть и лежа.
Болезнь ее изуродовала.
Седые короткие волосы – бабушка в больнице не красила голову, — приехала домой – на голове какой-то пух, как у птенца. Перекошенное, ставшее очень морщинистым лицо. Воспаленный из-за повреждения века глаз. Кривой, не до конца закрывающийся рот, из которого во время еды, вываливалась пища…
Алена, когда кормила бабушку, испытывала брезгливость, не могла с этим справиться, тряслась, кусала губы, щипала себя за бедро. Хотелось сбежать, а не протягивать старушке кашу – ложечка за ложечкой.
Ум у бабушки практически не пострадал: свое состояние она оценивала адекватно и отношение внучки замечала. Перестала пытаться с ней разговаривать, к тому же дикция бабушки тоже оставляла желать лучшего.
Где-то через месяц, бабушка активнее пошла на поправку, Алена ужасно обрадовалась, застав старушку с ходунками, бредущую к туалету! Счастье какое! Поддержала, чтобы та не растянулась на полу, помогла потом вымыть руки.
И тут бабушка увидела себя в большом зеркале в ванной комнате…
Слезы потоком, губы дрожат.
Алена рефлекторно обняла ее. Ужаснувшись, какая бабушка маленькая, и худая. Старушка не могла успокоиться, Алена стала гладить по плечам, целовать в щеки, болтать какую-то ерунду.
Мол, ба...
— Ты что? Ну…. Да. Пока так. Но все обязательно будет лучше! Рот уже не такой кривой как был.
Бабушка проскрипела.
— Правда?
Алена закивала, что есть силы. Мол, когда привезли тебя – вот там был кошмар. А сейчас дела налаживаются.
Бабушка умылась, снова посмотрела в зеркало. Потрогала лицо руками. В маленькое карманное – как крышка пудры, она в постели глядела – для гимнастики звуковой, когда губы то трубочкой складывала, то шипела и жужжала. И видимо, вся картина целиком, ей была не видна.
Алена помогла бабушке вернуться в постель, спросила что ей нужно. Бабушка уже не плакала, но еще не пришла в себя.
Вечером Алена рассказала происшествие маме, но та отмахнулась, у Димочки опять был кашель со спазмами и сопли до колен… А папа уехал в командировку.
Алена, почесав затылок, стала справляться сама. Спросила бабушку, чем ее порадовать можно? Напугала старушку, которая враз на воображала себе невесть чего: то ли внучка беременна, то ли завтра конец света. Иначе с чего?
Потом через пару дней, наконец, сообща решили – надо поправить прическу! Алена договорилась в дешевой парикмахерской во дворе соседнего дома, вызвала мастера. Бабушка как раз получила пенсию.
Мастер подстригла и подкрасила, уложила волосы. Прежнего объема и вида не было, но старушка обрадовалась. А мастер, когда уже выходила, зачем то обняла и поцеловала Алену в лоб, в прихожей. Шепнула еще, мол везет твоей бабушке. Такая внучка замечательная!
Она? Алена? И замечательная внучка? Что за ерунда.
Бабушка стала шевелиться активнее: делать зарядку стоя у кровати, слушать радио.
К новому году старушка почти восстановилась, и за это время они с Аленой стали лучше понимать друг друга.
Алена даже по приколу померила какие-то ее древние платья: смеялись вдвоем. Алена голенастая, руки и ноги нелепо торчат, явно слишком длинные. Да и плечи широкие, если спину расправить – платье пополам треснет. Только было что-то очаровательно и славное во всех этих цветах, воланчиках. Хотя Алена запретила себе признать правду.
Временами бабушка ворчала, что не может красить губы в привычные яркие цвета, увы. Только гигиеническая помада. Что делать? Слишком кривой рот. Зато дикция гораздо лучше.
Есть бабушка приловчилась с салфеткой в руке, чтобы сразу убирать еду, если та торчит.
Веко ушили и глаз в этом состоянии стал уже не таким красным, но воспаление сохранялось.
К новому году в зале нарядили большую елку, а в комнату бабушки Алена притащила охапку ветвей, поставила в вазу, украсила дождиком. Тут старушка выдала финт ушами – попросилась сходить в Макдональдс. Его видно из окна кухни: тридцать метров от подъезда, не больше.
Алена брыкалась, но бабушка выпросила. Пообещала, что они купят по картошке, кексу – совсем немного посидят и сразу домой. Алена помогла старушке одеться. А сама привычно влезла в зимние кроссовки, пуховик… И отправились.
Бабушка впервые за пол года вышла из квартиры. Доползли до американского заведения быстрого питания. Народу утром пятницы почти не было, хотя и каникулы.
Алена обрадовалась, но, оказалось, рано. Когда они с бабушкой пристроились – в кафе вошли одноклассники: Марина и Юля, а с ними кто-то из шестерок, включая Свету и Коленьку.
Компания расположилась неподалеку, заметила Алену с бабушкой.
Старушка неторопливо жевала, поправляя вылетающую изо рта картошку. Ее пальто лежало рядом на диванчике. Темное платье, белые бусы… Бабушка принарядилась, как смогла.
Тут Марина толкнула Юлю, показывая на старушку, изобразила, что роняет кусок булки изо рта. Все угодливо заржали. А бабушка Алены еще не поняла, что смеются над ней.
Компания продолжала прикалываться: моргать, кривить лица, чавкать…
Алене в первую секунду стало стыдно. Окатило волной холода. Она пересела так, чтобы спиной загородить бабушку от наглых издевательских взглядов. Протянула ей новую салфетку. Поторопила. Мол, пойдем, а.
Бабушка не поняла, спросила громко, — она стала хуже слышать, и иногда, забываясь, почти кричала. Мол, еще кексик возьми мне, Аленушка.
— Аленушка!
— Кексик!
— И пожуй за нее!
Алена посмотрела на крошки, которые усыпали платье бабушки. Аккуратно стряхнула. Холода больше не было, как и страха. Им на смену пришел Огонь!
Алена поняла, что ей жарко, что в груди печет, а от ярости сжимаются кулаки. Она даже не узнала свой голос.
— Сейчас. Только кекс? Чай хочешь?
— Нет.
Алена встала. Бешенство жгло, искало выход.
Не понимающие перемен, происходящих в Алене, одноклассники гоготали. Что-то почувствовал только Коленька, он вдруг отвернулся, отодвинулся в сторону и замолчал.
Алена шла мимо компании медленно, ощущая себя огромной раскаленной железякой, которая плывет в безвоздушном пространстве. Шаг, второй, третий.
Подхватила два подноса на столе, и перевернула вместе со всем, что на них лежало – прямо на одноклассников: конкретно на Марину и Юлю. Коленька отодвинулся заранее, мы помним.
Алена остановилась рядом с визжащими девочками, которые поднимались было, но вдруг сразу передумали и горохом посыпались обратно на диванчик.
Ей казалось, что она стала еще выше ростом.
— Проблемы?
Ярость за спиной развернула огромные крылья. Алена посмотрела в глаза Марины и Юли и обе не ответили, Света съежилась и отодвинулась, почти отползла по диванчику в сторону, ближе к Коленьке.
Алена подошла к кассе, купила кекс.
К столику подбежал официант или менеджер, что-то спросил. Одноклассницы отвечали, Алена не слушала.
Работник в униформе подошел к ней, и вдруг, через плечо Алены ответил сильный мужской голос с легким кавказским акцентом.
— Не вяжись к девочке. Я все видел. Они врут.
— Но…
— Свиньи врут.
Алена повернулась. Жующие темноволосые мужчины лет сорока, несколько человек, подбадривающе смотрели на нее, а старший – объяснялся с официантом.
Алена вернулась к бабушке, дала ей кекс, села рядом. И увидела, что старушка вытирает слезы.
— Ты чего, ба?
— Все в порядке, детка.
Сидели еще минут тридцать. Компания слиняла сразу же. Алена подавала салфетки, отчаянно зевала, ее стало клонить в сон. Перекусившие темноволосые мужчины, прежде чем уйти, помахали Алене руками, как добрые знакомые. Она им покивала. Видела – в первый и последний раз.
Дома бабушка стала слушать какую-то классику по радио. Алена собралась на тренировку.
Все было вокруг новым, непонятным. Новое энергичное, стремительное, как не свое – тело. Новый голос. Это не пугало, но настораживало. Алена старалась приноровиться, к слишком широкому шагу. Слишком большому количеству силы каждого движения. Будто она до этого была связана, опутана цепями и гирями, которые разорвала, освободилась.
Надо ли говорить, что в первый день после каникул, она вошла в класс с предвкушающей злой улыбкой на лице и готовностью к бою?
Но… Марина и Юля предпочли замять конфликт. Что ж. Их право.
Алена немного разочарованно зачехлила невидимое оружие. Сложила крылья за спиной. Но она их чувствовала – были!
К весне вошла в основной состав. Осенью стала капитаном команды.
ЗЫ: Бабушка практически полностью поправилась. Глаз лучше. Рот кривой, но не катастрофически. Речь внятная. А соображалка, как мы уже говорили – не страдала изначально.
Димка стал немного меньше болеть.
В состояние: спасайся кто может — я огромный танк, Алена научилась входить сознательно.
Очень помогает на поле, когда надо деморализовать, морально задавить соперника.
Авторы: Наталя Шумак и Татьяна Чернецкая
Коллаж: Елизавета Легостаева