Душным августовским вечером, когда раскаленное солнце коснулось горизонта, очередной борт доставил в госпиталь раненых военнослужащих. Среди них был офицер капитан Акимов с тяжелейшим осколочным ранением в грудь, находящийся в критическом состоянии.
На ноги было поднято всё хирургическое отделение госпиталя.
Когда хирурги разрезали китель, то увидели на груди, рядом с большой раной, маленький, шевелящийся клубок. Этот клубок был извлечён рукой ассистента и передан в руки шустрому санитару Володе. Тот быстро вынес его из приёмного отделения в коридор, положив в судок для бахил, стоящий на полу.
Володя успел разглядеть, что это был маленький котёнок, но на остальное не было времени. Всё отделение начало борьбу за жизнь капитана. Счёт пошёл на минуты.
Тяжёлая операция длилась до рассвета. Когда капитана вывозили из операционной в реанимацию, госпиталь спал тяжёлым, не по-домашнему тревожным сном. Усталая бригада медиков ушла в ординаторскую.
Санитар Володя, отвозя каталку назад в приёмное отделение, поднял лоток, в который он положил живой клубок, но в нём никого не было и вокруг тоже никого не было. Подумав немного, он решил отложить поиски до утра.
А тем временем, маленький, необычайной худобы котёнок, спал в коробке из-под лекарств в укромном уголке, выделенном ранеными в одной из госпитальных палат.
После того, как шевелящийся клубок поздним вечером был забран из коридора и помыт, он оказался обыкновенной, совсем ещё маленькой кошечкой, со смешными рыжими пятнами на белой мордочке, похожими на весёлые веснушки, и голубыми испуганными глазками.
Выздоравливающие бойцы из других палат тайком приходили посмотреть на неё, как на что-то по-домашнему родное и дорогое, принося с собой что-нибудь вкусненькое и самодельные игрушки, которые смастерили сами из бинтов и капельниц, и даже брали малышку тайком на прогулки.
Имени у котёнка не было, только незамысловатое «кис-кис».
Прошла неделя, котёнок немного окреп, стал подвижнее, смелее и вдруг пропал...
Капитана Акимова перевели из реанимации в палату для тяжелобольных. Большую часть времени капитан бредил, чаще всего громко звал:
— Варя! Варька! Дочка! Варька! Дочка!
И вдруг в приоткрытую дверь в палату быстренько, с опаской проскользнул маленький, нескладный, рыжий котёнок. Подбежав к кровати капитана, котёнок сел и, застыв, внимательно смотрел на него, а при слове «Варька» коротко, тихо мяукал, за что и получил в дальнейшем имя Варька-капитанская дочка.
Так и повелось с тех пор. Варька научилась взбираться на стул подле кровати капитана и там несла своё дежурство, ловко прячась с глаз долой при звуке открывающейся двери.
Когда Акимов приходил в сознание, он, улыбаясь, шептал что-то ласковое своему маленькому, рыжему другу. Варька внимательно слушала его и даже ласково тёрлась своей веснушчатой мордочкой об пытавшуюся приласкать её большую, крепкую, но сейчас ставшую такой слабой, руку своего спасителя.
Медицинскому персоналу, конечно, стало известно о Варькином присутствии в отделении, что само по себе являлось нарушением порядка, но никто не решился прогнать этого умного малыша, ставшего последней радостью боровшегося со смертью человека. Они старательно делали вид, что ничего не знают о присутствии рыжего котёнка.
По просьбе капитана ребята написали письмо его родным, в котором он просил упомянуть о своём преданном рыжем друге Варьке.
В письме добавили из рассказа сослуживцев капитана, что Акимов во время короткого привала, за несколько десятков километров от ближайшего жилого кишлака, нашёл маленькую, истощённую и испуганную, неизвестно откуда взявшуюся в горах и пропадающую там живую душу. Накормил консервами из сухого пайка, пожалел и забрал с собой, чтобы оставить в части, со словами:
— Уж больно на дочку мою похожа, как солнышко.
А дальше — засада духов на перевале, обстрел, ранение, госпиталь…
Прошло ещё несколько недель.
Варька, благодаря заботе ребят, продолжавших опекать её, подросла, окрепла и научилась сама через окно бегать в сад на территории госпиталя. Почти каждый день она приносила своему капитану «гостинцы», это были то жуки, то мыши-песчанки, которых она заботливо укладывала возле кровати Акимова и гордо сидела, ожидая похвалы.
Но похвалы всё не было, не смотря на усилия врачей, капитану становилось хуже с каждым днем, он уже почти не приходил в сознание, жизненные силы были на исходе.
Варька совсем приуныла, она отказывалась от еды, перестала носить свои дары и только тихо сидела возле кровати своего друга, словно не котёнок, а сгорбленная маленькая старушка. Сидела, улавливая каждый звук своими чуткими ушками. Она пыталась услышать шаги неотвратимо надвигающейся беды и поймать её, как тех жуков и мышей-песчанок, не дать ей подойти к своему капитану…
Акимов умер под утро. Когда его увозили из палаты, Варька, уже ни от кого не таясь, бежала за каталкой и громко, горестно мяукала.
На следующий день из пыльного, обожжённого солнцем и войной Кабула, вылетел военный транспортный самолёт, везя на родную землю печальный «Груз200». На руках одного из сопровождающих сидела Варька–капитанская дочка.
Это был второй полёт в её жизни, только сейчас она сопровождала своего спасителя и друга в последний путь.
На военном аэродроме Подмосковья их ждала заплаканная молодая женщина с выбившимися на ветру из-под чёрного платка рыжими, рано поседевшими прядями волос. Рядом с ней стояла пятилетняя голубоглазая, рыжеволосая, с рассыпанными по лицу веснушками дочка Варя, серьёзно смотрящая в небо и крепко прижимающая к себе мягкую сумку-переноску для своей тёзки.
Варька-капитанская дочка летела в новую жизнь…
P.S.: Варька прожила 17 лет в семье Акимовых. Потомки бывшей афганской скиталицы, спасённой русским офицером, живут и по сей день в подмосковных семьях.
Автор: НАТАЛИЯС
