Письмо, короткое, написанное мелким, словно маленькие муравьи выстроились в цепочку причудливых узоров, почерком, лежало на столе.
"Буду проездом. Встречай на станции, 11 декабря, в 22 часа. Я буду в последнем вагоне. Целую тебя и дочурку. "
Валя смотрела, как мать, то и дело поглядывая на часы, суетливо собирается на встречу с мужем. В сумку отправлялись заботливо испеченные пироги, сушеная рыба, хлеб, еще недавно испеченный в печи, какие-то вещи, одежда.
За окном бушевала метель. Она била в окна, бросая меткие, тяжелые комья мокрого снега, завывала в трубе низким, пугающим голосом, проползала по полу быстрой, извивающейся змеей, заставляя Валю поджимать ноги, поудобнее устраиваясь на кровати.
-Мам! Может, не пойдешь? Ты посмотри, что на улице-то делается? Пошлешь потом посылкой, и все!
Марина только качала головой, потом бросала быстрый взгляд на пелену снега за окном, как будто примериваясь к тому, как лучше прорваться через занавес белой влаги, замерзшей настолько, чтобы укрыть всю землю ледяным ковром.
-Нет, дочь! Нужно пойти! Ну, снег и снег, что такого? Первый раз, что ли, по метели поеду? Не привыкать! Дорогу еще вечером Петька на тракторе расчистил, не увязну. Папа будет ждать, я так не могу!
Валя пожимала плечами. В свои двенадцать лет она была слишком категорична, немного жестока и чуть заносчива. Мать она любила, но ей было не понятно, зачем та рвется в эту кромешную тьму, чтобы всего на мгновение увидеть отца. Дождалась бы, когда он закончит свой бешеный бег по жизни с прыжками то на одну стройку, то на другую, вернется, осядет в родной деревне, начнет, наконец, помогать им с мамой. Вот тогда можно и пироги печь. А пока достаточно и посылки по новому адресу, что сообщит отец.
Марина украдкой смотрела на дочь. Как она могла объяснить ей, что пропустить эту встречу — значит, опять расстаться на долгие месяцы, видеть мужа только во сне, звать его и просыпаться от звука собственного голоса в пустой комнате... Как поймет эта девочка, что одного взгляда в любимые, грустные, уставшие глаза хватает, чтобы жить дальше, зная, что любима, что все не напрасно...
Валя этого не понимала. Отец присылал деньги, стараясь заработать на покупку соседнего участка земли. Тогда бы они могли построить хороший дом, начать собственное хозяйство. Зарплаты Марины едва хватало на скромное существование, а длинные зимы и короткое, мимолетное, словно неожиданная вспышка лампочки перед тем, как она перегорит, лето не давало разжиться урожаем и сделать заготовки.
Валя злилась на родителей, что не уехали в город, как ее подружка Галка. Та писала красивые, подробные письма о том, как живет в квартире, как ходит в театр и ест мороженое, покупая его прямо на улице в красивой, белой палатке.
«Хорошую» жизнь девочка видела по телевизору, скоро это стало ее заветной мечтой. Покинуть глухие леса, поселиться в шумном, многоголосом городе и забыть о том, как зябнут руки, когда ты выбегаешь за дровами во двор, как обжигает пролитая ненароком на валенки студеная, из проруби, вода.
Марина отчасти понимала дочь, но, однажды пожив в городе у своей сестры, сбежала оттуда, не вынеся тоски по простоте и бесхитростности природы, по ярким, бушующим закатам и тихим, волнующе-таинственным восходам купающегося в озере солнца...
В юной Валиной голове было намешано много мыслей, чувств и догадок, которые еще не выстроились, словно участники хора, в один, единственно правильный ряд. Размышления девочки меняли свою полярность, проводя ее по тернистому пути взросления.
-Мама! Я тебе запрещаю! — Валя вдруг вскочила с кровати и закрыла собой дверь.
— Не пущу! Ему все равно! Он к нам даже не приезжает! Я уже забыла его лицо, а тебя я люблю!
Смутное предчувствие беды заставляло ребенка отталкивать одетую в шубу мать, которая уже выходила во двор.
-Нет, Валюша, я должна, я скоро вернусь, не скучай! Ставь чайник, будем потом чай пить! — Марина поцеловала дочь в горячий, взволнованный лоб, мягко отодвинула ее от двери и вышла.
Времени оставалось достаточно, чтобы быстро добежать до Петьки, который обещал подвезти до станции...
Поезд остановился на станции лишь на миг. Этого было так мало и так много, чтобы обняться, просто вдохнув его запах, ощутить на своей щеке грубую, колючую щетину, шептать что-то глупое, быстрое и важное для них одних...
Люблю, жду, ты пиши!..
Поезд, словно призрак, утонул в буйном снегопаде, а Марина еще долго стояла на перроне, смотря ему вслед...
Беда случилась на обратном пути. Старая ель, не выдержав тяжести мокрого снега, завалилась на дорогу, накрыв собой трактор, Петьку и сидящую рядом Марину.
Долгое время женщина провела в больнице. Кости, будто протестуя всем мыслимым формам лечения, не хотели зарастать.
Валя навещала мать каждый день, тихо садилась к ней на кровать, рассказывала, как провела день. И каждую ночь, лежа в жарко натопленной избе бабушки Даши, что жила рядом, девочка просила Небеса вернуть ей маму...
...С тех пор прошло много лет. Валя выросла. Ее мечта сбылась — она, наконец, увезла родителей из деревни. Матери каждый год нужно было ложиться на обследования и лечение, старая травма не отпускала, отзываясь острой, кинжальной болью в спине.
Марина не подавала вида, но в этот год ей стало тяжело много ходить, ноги становились ватными, вдоль позвоночника разливалась маетная, не утихающая волна боли.
-Мам! Врачи что-то не договаривают, да? Стало плохо? — Валя внимательно смотрела на лежащую в кровати Марину.
Несколько дней назад ее положили на очередное обследование.
-Нет, что ты! Все хорошо. Как обычно, не волнуйся! — женщина пожимала плечами, делая вид, что совершенно не понимает, о чем говорит дочь. Чтоб не волновалась, чтобы не злилась на отца, лелея ту самую обиду, что зародилась с вечера происшествия...
Валя сидела в трамвае и невидящим взглядом смотрела в окно. Маме хуже, скоро, возможно, она не сможет ходить. Во что тогда превратится жизнь этой деятельной, быстрой и ловкой женщины? Во мрак созерцания того, как за окном меняются времена года, унося жизнь по капле и оставляя лишь сожаление и заставляя вздыхать...
В душе вновь заговорила обида на отца. Это он во всем виноват! Злость, словно раздуваемые старательной рукой угли, разливалась по телу волной адреналина, заставляла крепко сжимать зубы.
-Ну, что? Доволен? Зачем? Зачем тогда ты прислал нам это дурацкое письмо?! Если бы я знала, что все так закончится, я сожгла бы его! Ты эгоист, слышишь? Ты...
Она еще что-то кричала, молотя руками в комнату отца. Тот сидел на стуле и, опустив голову на руки, будто впал в какое-то оцепенение, чувствуя, как по нервам разливается та же боль, что сейчас мучила тело жены. Перед глазами стояло лицо Марины, бледное, с морщинками. Он сегодня навещал ее. Марина ласково держала его руку, говоря что-то обыденное, неважное, а он не мог оторваться от нее. Марина никогда не винила в своем горе мужа. Наоборот, она благодарила Бога, что дал тогда время, уберег от несчастья на пути к станции.
Валя этого понять не могла. Она, измученная, легла на кровать, свернувшись калачиком, как в детстве, и, уткнув нос в теплое, мягкое одеяло, уснула...
...Было такое чувство, как будто она смотрит кино о своей семье, как будто, если протянуть руку, то можно дотронуться до прошлого, ощутить его шершавую поверхность. Валя опять была девочкой, опять за окном их деревенского дома шел мокрый, липучий снег. Уроки в сельской школе отменили. Вдоволь навалявшись с подружками в снегу, девочка вернулась домой и, скинув валенки, уселась на мамину кровать.
Валя сегодняшняя, взрослая и серьезная, видела, как смешно завивается мокрая от снега челка, слышала, как с брошенной на стул шубки падают тихие, маленькие капли тающего снега, расползаясь на полу причудливыми узорами. Вале захотелось прикоснуться к себе той, прошлой, поправить волосы, подвернуть слишком длинные рукава материного свитера, который она тогда носила.
Но тут в дверь постучали. Почтальон Татьяна, отдуваясь, стряхнула с сумки снег и, открыв ее, вынула письмо.
-Валь, держи! Матери передай!
Девочка кивнула и положила письмо на стол. Она даже не стала его открывать, вспомнив, что обещала убраться в доме...
А та Валя, взрослая, уже знала что внутри простого, белого, с маркой конверта. Там зло, которое разделит ее жизнь на «до» и «после», которое сделает маму несчастной. Девушка не могла этого допустить!
Она попыталась схватить конверт и разорвать его, но рука достигала лишь пустоту, не ощущая даже твердости стола.
-Сожги письмо! — в отчаянии закричала взрослая Валя, глядя на прошлую себя. — Просто кинь в печку, и все! Ничего плохого не случится! Тогда не случится!
Девочка, собравшись, было, подметать пол, замерла. Что-то заставило ее подойти к столу и взять письмо в руки. Она вертела его, пытаясь рассмотреть на свет, но ничего не получалось. Почерк был отцовским, она его сразу узнала. После таких писем мама всегда становилась грустной, рассеянной. Валя не любила, когда приходили весточки от папы. Они разрушали их с мамой мирок, врываясь со своими тревогами и переживаниями.
А сегодня у Вали было такое хорошее настроение, мама обещала вечером испечь пироги, а потом они будут сидеть и листать старые журналы мод, что Марине разрешали забирать с почты...
-Правильно! Сожги его, не порть маме настроение! — строго сказала взрослая Валентина.
Девочка послушно взяла письмо, открыла дверцу печки и бросила конверт туда. Голодное пламя, облизнувшись, жадно набросилось на бумагу, заставив ее корчиться, чернея и рассыпаясь на угольки...
В тот вечер Марина так и не встретила мужа. Петька не возил ее на станцию, не видел, как две фигурки, обнявшись, стояли на перроне, отрицая своим единением возможность разлюбить друг друга...
Андрей соскочил с подножки, оглядывая пустое полотно станции. Только серовато-белый, с прорезями лучей фонаря снег встретил его, хлестко ударил по щеке холодным ветром и прогнал прочь, обратно в душное тепло вагона.
На душе стало тяжело. Разлука длилась и длилась, выгрызая в сердце глубокую, тоскливую дыру, которая не давала дышать, отдаваясь болью и заставляя мужчину хмурить лоб. Марину он не винил, всякое бывает.
А взрослая Валентина тем временем наблюдала, как мама играет с ней в домино у занавешенного веселыми ситцевыми шторками окна. Девочка Валя смеялась, прижимаясь к материнской руке. А Марина, вдруг отвлекшись, бросала тоскливый взгляд на фотографию отца. На сердце было неспокойно. Что-то было не так...
Утро в Валином сне наступило быстро, как бывает только в мире грез. В тишину спящей избы ворвался чей-то настойчивый, до истерики громкий стук в дверь.
-Марина! Марина, проснись! — кричала соседка. — Поезд с рельс ночью сошел. А там Андрей твой! Наш фельдшер его сразу узнала...
Бледная Марина стояла на пороге дома, не чувствуя холода, облизывающего босые ноги. Мороз забирался в душу, останавливал сердце, заставлял тело сжаться, а дыхание остановиться...
...Валя проснулась от ужаса. Вскочив с кровати, она распахнула дверь комнаты и выбежала в коридор. В прихожей висела куртка отца, на полу стояли его ботинки.
-Сон! Просто сон! — дрожа, прошептала она, цепенея от самой возможности того, что могло произойти.
Андрея она нашла на кухне. Тот пил всю ночь. Беда Марины, чувство вины, так искусно взращиваемое упреками дочери, заставляли искать успокоение, улетая в мир пьяных грез...
-Ты что? Нам к маме сегодня идти, а ты напился! — Валя, ощутив опять приступ злости, ударила рукой по столу, заставляя отца проснуться. Тот что-то прошептал, замахал на нее руками и опять уснул.
Девушка, сжимая кулаки, вышла.
-Лучше бы как во сне! — поймала она себя на мысли, надевая сапоги. — Тогда бы все было по-другому!..
А потом в памяти выплыло из сна лицо матери, ее вмиг побледневшие щеки, губы, ослабевшие ноги на пороге избы.
-И что ты в нем нашла, мамочка? — в отчаянии подумала Валентина. — Чем он приковал тебя, что ты сокрушаешься о его уходе?
По пути на работу девушка думала об отце, о том, что все детство провела без него, зная лишь, что он где-то что-то строит. Его не хватало, картинка семьи не складывалась, и тогда девочка просто вычеркнула его из общего пазла, забыв потом эту детальку на дне коробки...
Надо бы поискать, да что-то внутри мешает...Может быть, это ревность? Валя только хмурилась, не желая отвечать на свой вопрос...
Врачи не говорили ничего определенного. Лекарства снимали боль, Марина улыбалась и гладила Валю по руке, когда та пришла к ней в больницу.
Удивительно, но Марина была довольна своей судьбой. Ни об одном дне она не жалела, ничего не хотела вычеркнуть, стереть, заменить на что-то другое. Валя этого не понимала...
-У тебя завтра экзамен! Иди домой, тебе готовиться нужно! Приготовь отцу ужин, пожалуйста!
-Мама! Он там...
-Я знаю, доча! Он переживает, ты поддержи его, хорошо? Скажи, что я его очень люблю.
-Ладно! — буркнула Валя и поджала губы.
Она легла поздно. Уснуть перед сессией никак не удавалось, сердце нервно выстукивало свои бухающие ритмы. Но усталость взяла свое. Глаза медленно закрылись, руки медленно разжались, выпустив на волю учебник...
Валентина опять оказалась в маминой избе, опять она, двенадцатилетняя, вбежала в дом, скинула валенки, уселась на кровать. Опять в дверь постучали, и почтальон принесла письмо от отца.
Девочка взяла конверт и положила на стол.
Взрослая Валентина нервно покусывала губы. Это шанс! Еще один шанс изменить все в жизни! Что же делать? Мысли сменяли одна другую, словно наряды на показе мод. Они выходили на подиум, вертелись, демонстрируя свою красоту и стройность, но потом где-то сбоку или сзади вдруг проглядывал изъян. Валентина прогоняла их и ждала выхода следующих...
И, наконец, она пришла. Шальная, очумелая мысль, план, что изменит все, не причинив никому вреда! Валя должна сама встретить отца. Она сумеет увернуться от падающей ели. Шустрые, молодые ноги унесут ее от беды.
Тело девочки и душа спящей ее же, но взрослой, вдруг сошлись, соединились в одном образе, время бешено пробежало мимо, и вот уже мама собирает сумку для Андрея, за окном разливается густая, вязкая темнота.
-Мам! А знаешь, давай я схожу! — Валя следит за мамой, ловя каждое ее движение.
— Вот папа удивится! Я смогу, я уже взрослая!
(-Ну, давай же, соглашайся! — взывала девушка к Небесам. — Пусть она скажет «да»!)
-Да что ты! По ночам одной ходить, да еще в такую даль!
-Да я ж с Петькой, он проводит. Ну?..
Марина ненадолго замолчала. Пускать дочь одну она и не думала. Удивляло другое. Валя никогда не просилась с ней на эти короткие встречи. Хотя отец иногда проезжал через их станцию...
-Знаешь, что я думаю? — Марина ласково потрепала дочь по голове. — Мы поедем вместе. Собирайся, скоро выходить!
-Ну, пусть так! — радостно думала девушка.
— Зато я смогу задержать трактор. С нами уже ничего не случится!
Поезд, надрывно гудя, как будто жалуясь на тяжелый путь, пыхтел, подъезжая к станции. Андрей увидел две фигурки, прижавшиеся друг к другу. Их черные силуэты на фоне белого покрывала снега заставили сердце часто забиться...
В тот вечер Валя поняла, чего так ждала мать, спеша на встречу к мужу. Она увидела эти глаза, печальные, любимые, грустно-счастливые, почувствовала эти объятия, сильнее и теплее которых не было и не будет.
Андрей шептал Вальке, как он любит ее, а она, счастливая, одуревшая от вдруг нахлынувшей любви, улыбалась и кивала, вцепившись в отцовскую варежку.
Андрей не успел вскочить на подножку последнего вагона. Он нагонит свой поезд потом. Ель упадет на пустую дорогу, преградив Марине и Вале путь домой. Они будут еще долго сидеть в сторожке у станции, пить чай и рассматривать своего Андрея, одного на двоих, такого любимого и удивительно близкого...
...Валентина открыла глаза. Будильник резкой трещоткой ворвался в ее утро. В комнату пробирался аромат яичницы и свежего кофе.
-Неужели, папа хозяйничает?
Валя быстро оделась и пошла на кухню.
На пороге она замерла. Мама, румяная, чуть располневшая, но счастливая и совершенно здоровая, готовила завтрак. Андрей расставлял тарелки, что-то напевая.
-Получилось! — радостно улыбаясь, шептала Валя. — У нас получилось!
-Валь, ты чего? — Андрей внимательно разглядывал дочь. — Что-то больно весела!
-Да так, папа! Я просто вас люблю!..
...И тут Валентина проснулась второй раз. Комната все также была наполнена ароматом завтрака. Только на кухне был один Андрей.
-А, дочь, проснулась уже? Садись, поешь. Я тут приготовил...
Он смущенно подтолкнул к ней тарелку с яичницей.
-Давай вечером к маме вместе сходим? — сказала Валя, вдруг обняв отца.
Он замер, привыкая к новому, непривычному чувству любви дочери, и молча кивнул...
Пусть Марина не выздоровела, а Валентине не удалось изменить прошлое их семьи, но теперь девушка знала, ради чего мать спешила на встречу с Андреем, что гнало ее в ночь и холод. Это была любовь. А все остальное — лишь случайность...
Автор: Зюзинские истории
