Раиса Дмитриевна вытерла мокрые руки и, постанывая от боли в спине, пошла открывать дверь. Звонили робко, но уже в третий раз. Она мыла окно и не сразу вышла в прихожую... За дверью стояла совсем юная девушка, очень милая, но бледная и с усталыми глазами.
— Раиса Дмитриевна, говорят, вы можете комнату сдать?
— Ох и соседи, постоянно кого-нибудь ко мне направляют! Не сдаю я комнату, и никогда не сдавала.
— Но мне сказали, у вас три комнаты.
— И что? Почему я обязана сдавать?! Я привыкла жить одна.
— Ну, извините. Мне сказали, вы верующая, и я подумала...
Девушка, пряча закипавшие в глазах слезы, повернулась и медленно пошла вниз по ступеням. Плечи ее вздрагивали.
— Девушка, вернитесь! Я ведь вам не отказала! Вот молодые, какие нежные пошли, чуть что — сразу в слезы. Пойдем в квартиру, поговорим. Как зовут-то тебя? Давай уж на «ты»?
— Марина.
— «Морская» значит. Отец, поди, моряк?
— Нет у меня отца. Детдомовская я. И матери нет. В подъезде меня нашли добрые люди и в милицию принесли. Мне и месяца еще не было.
— Ну ладно, не обижайся. Пойдем, за чаем и поговорим. Проголодалась?
— Нет, я пирожок покупала.
— Пирожок она покупала! Ох, молодежь, не думаете о себе, а к тридцати уже язва желудка. Вот садись, суп гороховый горячий еще. И чаёк подогреем. Варенья у меня много. Муж пять лет уж как умер, а я по привычке все на двоих заготавливаю. Вот сейчас поедим, да поможешь мне окно домыть.
— Раиса Дмитриевна, а можно я какую-нибудь другую работу сделаю? Голова у меня кружится, боюсь упасть с подоконника — беременная я.
— Еще лучше! Мне только беременной не хватало. Я ведь строгих правил. Ты его нагуляла?
— Ну зачем сразу так думать? Я замужем. Дима из нашего же детдома. Но его в армию забрали. Он недавно в отпуск приезжал. А хозяйка как узнала, что я ребенка жду, так сразу мне отказала. Неделю сроку дала, чтоб жилье найти. Мы тут неподалеку жили. Но сами видите — обстоятельства.
— Да-а-а... Обстоятельства... Ну а мне-то что с тобой делать? Разве свою постель в Санину спальню перенести? Ладно, так и быть, занимай мою комнату. А денег я с тебя брать не стану, про это даже и не говори — рассержусь. Ступай лучше за вещами.
— Да мне недалеко идти. Все наши с Димой вещи у подъезда в сумке. Неделя истекла, вот я с вещами с утра уж сколько домов обошла.
Так их стало двое... Марина доучивалась на модельера легкого платья. Раиса Дмитриевна уже много лет была на инвалидности после крупной железнодорожной катастрофы, поэтому сидела дома, вязала кружевные салфетки, воротнички, детские пинетки и продавала на ближайшем базаре.
Товар ее был с большой выдумкой: кружевные салфетки, скатерти и воротнички — словно морская пена, нежные, будто нематериальные, а потому хорошо раскупались. Деньги в доме водились. Часть их была еще от продажи овощей и фруктов из сада. На саду они по субботам работали с Мариной. В воскресенье Раиса Дмитриевна уходила в церковь, а Марина оставалась дома, перечитывать письма от Димочки и отвечать на них. В церковь она ходила редко, не привыкла еще. Жаловалась, что спина устает и голова кружится.
Как-то в одну из суббот они работали на даче. Урожай уже был собран, готовили землю к зиме. Марина быстро уставала, и тетя Рая отправляла ее в домик полежать, послушать старые пластинки, которые они когда-то покупали с мужем. Вот и в эту субботу, поработав граблями, будущая мама прилегла отдохнуть. Раиса Дмитриевна бросала в костер сухую ботву, ветки и задумчиво смотрела на огонь. И вдруг услышала Маринин крик: «Мама! Мамочка! Иди скорее!»
С бьющимся сердцем, забыв про больные ноги и спину, Раиса бегом неслась к домику. Марина кричала, держась за живот. За короткое время Раиса уговорила соседа, и они на скорости, которую мог себе позволить старенький «Москвич», неслись в роддом. Марина стонала непрерывно: «Мамочка, мне больно! Но ведь еще рано, рано! Мне только в середине января рожать. Мама, помолись за меня, ты ведь умеешь!» Раиса плакала. Сквозь слезы непрестанно молилась.
Из приемного покоя Марину увезли на каталке. А сосед по даче доставил заплаканную женщину домой. Всю ночь она молилась Богородице о сохранении дитя. Наутро позвонила в роддом.
— Все в порядке с вашей дочкой. Сначала все вас звала и Диму, плакала, потом все же успокоилась, уснула. Доктор говорит, что угрозы выкидыша уже нет, но пару недель придется ей полежать у нас. Да и гемоглобин у нее низкий. Проследите, чтобы хорошо питалась, больше отдыхала.
Когда Марину выписали, они разговаривали долго, заполночь. Марина все говорила о своем Диме.
— Он не подкидыш, как я. Он — сирота. Мы все годы вместе были в одном детдоме. Еще со школьной скамьи дружили, а потом и полюбили друг друга. Он меня жалеет. Это даже больше любви. Я так понимаю. Сами видите, как часто пишет. Хотите его фото покажу? Вот он, второй справа. Улыбается...
— Красивый... — Раиса Дмитриевна не хотела обижать Мариночку. Давно надо было сменить очки. Кроме того на фото солдатиков было много, и изображение очень мелкое. Она не видела ни второго, ни третьего, ни пятого. Так, контуры... — Марина, я все хочу спросить, почему ты меня тогда, в саду, мамой назвала?
— Да так... Забылась со страху. Детдомовская привычка. У нас там все взрослые от директора до сантехника папы и мамы. Кое-как отвыкла. Но еще бывает: когда волнуюсь или нервничаю — все у меня мамы. Вы уж простите.
— Понятно... — Раиса разочарованно вздохнула.
— Тетя Рая, а расскажите о себе. Почему у вас нигде нет фотографий мужа, детей? Детей, наверное, нет?
— Да, детей нет. Был сыночек, да умер совсем маленьким, года еще не было. А я после инвалидности уже не могла иметь детей. Мой муж мне был ребенком. Так я его баловала, души в нем не чаяла. Он у меня, как твой Дима для тебя, был единственным человеком на свете. А как похоронила его, сразу убрала все фотографии. Хоть я и верующий человек, понимаю, что он к Господу отошел, но уж очень тяжело мне без него было. Как на фото посмотрю, так в слезы. Вот и попрятала, чтоб не искушаться понапрасну. Ему теперь моя молитва нужна, а не мои слезы. А ты бы, Мариночка, попросила своего Диму покрупнее сфотографироваться, мы бы его фото в рамочку поставили. У меня где-то и рамочки есть.
В Рождественский Сочельник Раиса Дмитриевна и Марина готовились к празднику, украшали комнаты, говорили о Младенце Иисусе и ждали первую звезду. Марина постоянно пересаживалась с места на место, потирала поясницу.
— Что-то ты, голубушка, не в себе. Все мои слова мимо ушей. Чего ты возишься, как маленькая?
— Тетя Рая, «скорую» вызывайте. Рожать буду.
— Что ты, милая? Тебе же вроде через неделю?
— Видно, ошиблась. Звоните скорее, я уж терпеть не могу.
Через полчаса «скорая» уже подъехала к роддому. А седьмого января, в день Рождества Христова Марина родила девочку. В этот же день Раиса Дмитриевна порадовала молодого отца телеграммой.
Январь был напряженным. Малышка и радовала их, но и хлопот причиняла немало. Марина с согласия Димы назвала девочку Раей. Раиса Дмитриевна была растрогана до слез. И вот теперь маленькая Раечка задавала им перцу. То бессонница, то молочница, то непонятные капризы, хныканье. Но это были радостные хлопоты. Раиса Дмитриевна даже меньше стала страдать от своих многочисленных хворей.
...День выдался очень теплый для зимы. Раиса Дмитриевна воспользовалась хорошей погодой и поспешила по магазинам. На обратном пути встретила у подъезда Марину с коляской — молодая мама решила прогулять малышку.
— Мы еще погуляем, хорошо, тетя Рая?
— Гуляйте с Богом, а я начну обед готовить.
Войдя в комнату, Раиса Дмитриевна мельком взглянула на стол и увидела фото своего мужа в рамочке. Усмехнулась: «Нашла все-таки. Да фото выбрала самого юного возраста. Неинтересно молодым на стариков смотреть».
Борщ уже вкусно клокотал на плите, когда Марина занесла Раечку домой. Коляску следом нес соседский паренек. Обе женщины осторожно развернули малышку. Носик-кнопка посапывал сладко-сладко. Они на цыпочках вышли в большую комнату.
— Марина, — улыбнулась Раиса Дмитриевна, — как ты догадалась, где Сашины фотографии лежат?
— Не понимаю, про что это вы?
— А это что? — Раиса Дмитриевна показала на фото.
— Это? Вы же сами просили Диму покрупнее сфотографироваться. Он в ателье специально ходил. А рамку я на книжной полке нашла.
Раиса Дмитриевна трясущимися руками взяла фото. Только сейчас она рассмотрела, что это не муж. Молодой сержант задорно улыбался фотографу. Женщина села на диван и, бледнная, с отсутствующим взглядом, сидела, глядя куда-то вдаль. Когда она повернулась в сторону Марины, та плакала навзрыд, стоя с ватой, пахнущей нашатырем.
— Мама, ну посмотрите на меня! Посмотрите мне в глаза! Что с вами, мамочка? — рыдала Марина.
— Марина, открой шкаф, там на верхней полке фотографии. Неси все.
Марина принесла несколько альбомов и несколько фотографий в рамках. С верхней на нее смотрел... Дима?!
— Боже мой! Кто это? Это Дима? Нет, фотография старая. Кто это, мама?
— Это мой муж Саша. Мариночка, милая, где родился Дима?
— Не знаю. Его привезли в наш детдом из Москвы. А туда он попал после какой-то железнодорожной катастрофы. Ему после, когда подрос, говорили, что его родители погибли.
— Боже, какая чудовищная ошибка! Мишенька, деточка моя, мне же показали труп и я опознала его. Ведь рубашечка была, как на тебе. А личика совсем не было. Сыночек, родной, Мишенька! Ты жив! Твоя жена, дочка живут у меня, а я и не знаю. Господи, это ты привел Мариночку ко мне. Доченька, подай мне фото.
Марина, совершенно растерянная, не могла понять, что происходит. Она подала фото в рамке. Раиса Дмитриевна целовалаего, обливая слезами: «Мишенька, солнышко мое, детонька моя!»
— Дима, — робко поправила Марина.
— Пусть будет Дима, но ведь это сын мой, Мариночка, — сын! Ты на фотографии отца взгляни — одно лицо!
Молодая женщина все-таки была в сомнении.
— Мариночка, а родинка? Родинка выше правого локтя есть? На звездочку похожа. Я ведь точно опознала младенца в аварии за своего, потому только что возраст подходил и рубашечка была, как у Миши. А ручку у него раздавило, потому родинку я не нашла. Ну что же ты молчишь?! Есть родинка?
— Родинка есть. На звездочку похожа. Мамочка, родненькая, есть родинка!
Обе женщины, обнявшись, плакали, не обращая внимания, что в соседней комнате пищит Раечка, требуя мамину грудь...
Автор: Зинаида Санникова
