Все дети и внуки приехали на похороны Полины Устиновны. Вся семья наконец то собралась вместе. Пятеро детей, двенадцать внуков и четверо правнуков у них. Не приехали лишь трое — малые дети совсем у них.
Остался Степан Ильич один...
Горько ему, не представляет, как жить то теперь, как он без своей Полюшки будет?.. Обижается на жену. Ну как же так? Почему? Ведь он всегда думал, что это жена его первого схоронит, ведь она на целых семь лет его младше. Да ведь и не жаловалась никогда на здоровье. До последнего дня всегда сама по хозяйству управлялась. Всё что-то суетится, что-то делает. Он даже ворчал на неё, мол, уймись ты, неугомонная. Посиди немного или полежи. А она усмехается, что успею, на том свете належусь. Мне легче, когда чем-то занята.
Да он и сам такой — тоже без дела никогда не любил сидеть. Всё то что-то чинит, то мастерит. Только вот теперь руки уже совсем ни те стали, плохо слушаются, да и глаза видят плохо...
Дети их никогда не забывали. Всегда приезжали, всегда привозили кучу подарков и продуктов. Даже к себе предлагали поехать. Каждый из них к себе звал, но они никогда не соглашались. Здесь, в родном доме помирать будут. Вместе с родными людьми на кладбище лежать будут. Городская жизнь не для них, не смогут они там жить.
А теперь вот после поминок сидят родные все вместе. Мать вспоминают, отца жалеют. Опять наперебой уговаривают старика всё же поехать с ними. Ну как же он один то будет? Совсем уж старенький. Помощь ему нужна. Ну не могут они его одного здесь бросить! И постоянно с ним здесь никто остаться не может. У всех семьи, работа, дети. Каждый то день ведь сюда не наездишься!
Но Степан непреклонен:
— Сказал: — никуда не поеду, значит — не поеду! Не надо меня уговаривать! Точка! Этот дом мы с моим отцом своими руками строили, здесь мои родители померли, здесь моя Полинка до последних дней прожила — значит и мне здесь помирать. Да и за могилками то кто присматривать будет? Раз в год приезжать будете? За меня не переживайте — вон, продуктов то на несколько месяцев вперёд привезли. С голоду не помру. Пока ещё сам себя обслужить могу. Не волнуйтесь.
— Папа, ну тяжело одному то! Да скучно, даже поговорить не с кем. А вместе то легче и веселее будет. Опять же, не дай Бог, заболеешь — кто поможет? А там мы всегда рядом. И больница рядом. И удобства все в доме. Телевизор. Ешь, пей, отдыхай. На улице гуляй, парк рядом, там так красиво, воздух свежий. Вокруг таких, как ты, пенсионеров много. Есть с кем пообщаться. Поедем, папа. Вот давай, как поминки справим, так приедем, заберём тебя. А ты пока подумай, соберись.
— Всё, сказал! На эту тему разговор окончен! Я тут о другом с вами поговорить хотел... Полина всё хотела поговорить, да так и не смогла решиться. Не знала, нужно ли говорить... Или пусть уж так всё и будет...
— Что случилось? О чём поговорить? — дети настороженно смотрят на отца.
Тот встал, в спальне открыл старый сундук. Полине он ещё от матери остался, а та от своей матери получила. В нём Полина хранила какие-то старые, никому не нужные, но памятные и дорогие для неё вещи. Бабушкины платки, материно свадебное платье, какие-то самодельные игрушки, детские потрепанные пинетки и сандалики, кофточки детские, платьица, штанишки, распашонки. Какие-то блокнотики и выцветшие письма, старый альбом с фотографиями.
Мать берегла эти вещи, трепетно их охраняла от посторонних глаз. Дети всегда знали, что там какой-то старый хлам. Особо и не интересовались этим никогда. Ну материна память. У всех ведь есть что-то дорогое как память. Главное — интересного то там ничего нет.
Отец вытащил из глубины сундука старую коробку из-под конфет. Она завёрнута в бумагу, сверху в какую-то тряпицу. Да ещё плотно обвязана ленточкой.
— Ну вот. Видимо пришло время... Может и не надо было говорить, не знаю... Но видно мне то уж тоже недолго осталось... Кто же вам потом расскажет? А потом сами бы нашли и узнали всё... Толком то и не смогли бы понять ничего... Сжечь то — рука не поднимается... — говорит отец, распаковывая коробку и открывая её содержимое.
— Вы присядьте, пока ребятня на улице бегает, а мы давайте и поговорим...
Мы ведь тогда тоже в городе жили. Да... Знаю я вашу городскую жизнь не понаслышке...
Так вот, мать то всё по больницам ездила. Роды у неё очень тяжёлые были. Сказали, что не будет больше детей...
А потом с Колей в областную клинику поехала. Сказали, что операцию сыну надо делать. Серьёзная операция, сложная. На сердце. Но без операции долго малец не протянет. Тогда Полинка с матерью своей продали родительский дом, Только вот этот сундук и остался. Мать к нам перебралась. В деревне с больным ребёнком опасно, а в городе больница хорошая.
Ну сделали Коленьке операцию. Всё вроде наладилось. Только в полгода раз Полина с ним в больнице лежала. Всё обследовали, да проверяли.
А потом вернулась из больницы ещё и с Танюхой. От неё мать отказалась. Девчонка слабенька очень, болезненная. Да и мать её сама без жилья, без родных. Некуда ей с больным ребёнком то податься. Вот Полина и стала меня уговаривать: — «Жалко девчонку, давай к себе заберём!» Я сначала то боялся. Один больной, еле справляемся, а тут ещё одна такая же... Но уговорила Поля. Вот мы и оформили Танюшку на себя...
А оно и правда только к лучшему. Вдвоём то детям веселее. Так оба и пошли на поправку. Всё реже по больницам стали ездить.
Потом Полина захотела узнать, как там мать то Тани? Может ей чем помочь надо? Ну стала выяснять. Выяснили, что померла она. Сама тоже болела сильно. Тоже сердечница была. Но, оказывается, у неё ещё один ребёнок есть, брат Танюшки. Когда от Тани отказывалась, уже второго ждала. Умерла она, когда его рожала. Тане то тогда уж три года исполнилось. Ну выяснили мы, где он находится. Поехали и его забирать. Как же разлучать то брата с сестрой родной?
Не сразу всё получилось, там его уже хотели усыновить. Но потом всё же тоже решили, что родные брат с сестрой должны вместе быть. Так что, Таня, Никитка то твой родной брат по матери...
Когда за ним приехали, а рядом Настюха лежит. Плачет, криком кричит. Вся в какой-то сыпи, в потнице. А никому до неё дела нет никакого. Полина её на руки взяла, а та вдруг замолчала сразу, успокоилась да ещё и заулыбалась, губками зашлёпала. А Полинка в слёзы, не могу, говорит, её бросить. Она ведь меня, как мать признала. Плохо ей здесь. Девчонка то сирота круглая. Нет у неё никого родных. Мать умерла, а отца и не было. Погубят девчонку, ей мама нужна, ласка, забота...
Ну и начались опять хлопоты, как удочерить. Мы тогда решили сюда переехать. Детей много, да взрослых аж трое. А в своём то доме места много. Опять же хозяйство своё. Можно и корову, свиней держать. Куры свои. Опять же огород большой.
Ну добилась Полина, отдали нам и Настюшу. Даже сделала документы, вроде Никита с Настей близнецы. Разница то в рождении всего полторы недели была. Переехали мы всей оравой сюда. Мы с Полиной, её мать, детей четверо, да моя мать. Отец то не за долго до этого помер...
Хозяйством кое-каким обзавелись, чтобы всё всегда свеженькое и домашнее было. Я на тракторе работал. Нормально вроде зажили. Потом у Матрёны беда случилась... Они по-соседтву жили. Коля, Таня, вы поди помните её? Вы то уж большенькие были. Коле, кажись, лет семь или шесть было, а тебе, Таня, значит пять-шесть где-то.
Коля с Таней отрицательно качают головами. Что-то помнится, но очень смутно. Игната помнят, а Матрёну очень смутно. Вроде была ещё какая-то бабушка, но кто именно — не помнят. По фотографии знают, что была у них ещё бабушка Матрёна. Старенькая очень. Считали, что сестра материной мамы, то есть прабабушка двоюродная по матери...
— Нет. Она нам не родственница, просто соседкой была. Семья у них хорошая была. Матрёна рано овдовела, одна дочь вырастила. А та в город уехала. Замуж вышла. Муж у неё детдомовский. Парень хороший был. Детей долго не было. У них работа хорошая. Машину купили. Старенькую, подержанную. Потом вдруг забеременела дочка Матрёны. Уж как они все радовались! А потом приехали молодые Матрёну навестить. К себе звали её. Дочка то уж скоро рожать должна, возможно помощь матери пригодится. Но Матрёна не поехала, решила позже приехать, как родит. А они в этот день на той проклятой развалюхе то и разбились... Такие вот дела...
Парень то сразу насмерть, а Маринка ещё жива была. Уже в больнице кесарево ей сделали. Ребёнка то спасли, а вот её не удалось...
Матрёна тогда Петю сама забрала... Но она сама то совсем больная была. У неё этих болячек — целый букет, а тут горе такое. Она совсем свалилась, где уж ей самой-то пацана поднять?
Вот тогда мы и забрали Матрёну вместе с Петей к себе. А она уж и ходить толком не могла. Всё просила не бросать внука. Да как же его бросить то? Ребёнок живой, здоровый, а уж столько бедному в жизни досталось...
Матрёна потом дом то свой продала, мы на эти деньги корову купили, поросят ещё взяли, да так детям, что нужно, набрали. Матрена с нами, как родная жила, видела, что никто внука её не обижает. Он с нами, как наше родное дитё живёт. Просила она, чтобы и его сыном сделали, документы оформили. Ну вот. Появился у нас ты, Петя...
Потом Матрёна умерла. Тут у Игната горе приключилось. Он ведь старый да одинокий был. Баньку затопил, да труба давно прохудилась. Искры летят во все стороны. Вот и загорелась баня. Пока «пожарку» ждали, все сбежались на помощь. Но куда там? Тушили, тушили. А ветер, как назло. Перекинулся пожар на дом. Когда «пожарка» пришла, так бани уже и в помине не было, дом тоже почти весь сгорел. Хорошо, что больше никуда не перешёл огонь. А Игнат остался без дома. Вот мы его и взяли к себе.
Потом моя мать умерла. Игнат ещё три года с нами жил. Вы все должны его помнить. Потом уж и Полинина мать нас покинула.
Ну а дальше вы всё и сами помните. Теперь вот понимаете, почему вы все так непохожи между собою... Это мать всё говорила, что тот на бабку, тот на деда, а этот весь в тётку. Но теперь всё знаете. Поэтому и близнецы то наши такие непохожие — Степан хитро смеётся в бороду. Потом опять серьёзно говорит:
— Вы, главное, всегда помните, что все вы нам — родные! Всегда родными были. И между собою вы все родные. Всегда это знайте и помните! Всегда держитесь друг за друга. Родные то люди своих в беде не бросают. И вы всегда болейте друг за друга. Помогайте. Берегите. Мать там сейчас за вас радуется, а скоро и я оттуда буду за вами присматривать.
Вот тут все ваши документы настоящие. Об усыновлении. Мать всё записывала ещё, когда кого и где взяли, есть ли у кого кто из родственников. С кем что и когда случилось, кто где схоронен...
Но только нет теперь у вас никого кроме вас самих. Вы все есть друг у друга. Всегда об этом помните!
Вот тут в сундуке и вещи ваши сохранились. Кто в чём был, когда вас забирали... Смотрите, если хотите. Нет теперь никаких тайн...
Дети все сидели, глубоко задумавшись. Кто-то вытирал слёзы, кто-то откровенно всхлипывал. Сердца всех были переполнены бесконечной любовью и нежностью. Бесконечной благодарностью к своим таким родным и таким незнакомым им родителям. Говорить никому ничего не хотелось. Они обнимали отца, обнимали друг друга, словно впервые увидели. Все благодарили отца и мать — ведь она сейчас рядом, тоже слышит. Все чувствовали это.
Каждый понимал, насколько они действительно близкие и родные друг другу люди... И так будет всегда.
Автор: Фата-Моргана
