...В народе ходит много поверий о змеях, этих зловещих и загадочных созданий божьих. В одном из таких поверий говориться что два раза в году все змеи живущие в одном ареале обитания собираются в одном месте, не зависимо от вида и спутываются в один большой клубок, или для спаривания, или по каким то другим причинам. Это бывает весной, когда почуяв тепло они выползают из мест зимней спячки и осенью, перед тем как спрятаться и заснуть, пережидая зимние холода.
Лично я всегда скептически относился к этим поверьям, потому что ни разу не видел подобного, хотя будучи беспечным подростком частенько гуляли с друзьями в лесополосе, обрамляющей бескрайние виноградники и ловили там безобидных желтобрюхов и ужей, греющихся на солнышке.
Мы запихивали их себе за пазуху и приносили к себе во двор чтобы пугать девчонок. Встречались конечно же и гадюки, но мы старались обойти их стороной. Вот сейчас вспоминаю и думаю что змеи за пазухой это весьма неприятные ощущения, но в то далекое время это был повод выделиться среди других подростков и вызвать, как нам тогда казалось симпатию у девчонок, типа он такой смелый. Хотя чувство брезгливости и тогда присутствовало, к тому же оставался этот стойкий и не очень приятный, специфический запах от ползающих по твоему телу змей...
...Прошли года и мои взгляды на эти поверья изменились, еще бы... я увидел это наяву, как говориться столкнулся носом к носу... Служил я тогда уже на Северном Кавказе, как раз в то время когда началась эта ни кому не нужная война. Но сетовать на это не приходилось... я солдат, офицер, сам выбирал свою профессию и стало быть и судьбу... Мы проводили разведывательную операцию в горах. По данным разведки ГРУ на нашем участке должно быть перемещение боевиков с караваном на котором перевозили тяжелые, крупнокалиберные минометы на доминирующую высотку.
По их данным боевики должны были подняться на высотку под номером 71 и развернуть там свои огневые позиции, для обстрела рядом проходивших стратегических горных дорог-серпантинов. Эта высотка была самая высокая в этом районе где располагались разрушенные строения древнего селения и несколько современных хибар, где иногда останавливались пастухи, перегоняющие с места на место отары овец.
Наша задача была высадиться с вертолета на близлежащую высотку, под номером 73 и проследить, так ли это на самом деле, верны ли данные полученные из генштаба. И в случае если эти данные верны, то радировать в штаб уже нашей, дивизионной разведки, для вызова вертушек и подавления каравана, в бой вступать категорически запрещено, да еще бы... наша группа состояла из семи человек, а по данным разведки на этом участке должны быль находиться более ста пятидесяти боевиков.
Высадка на высотку 71 была однозначно отклонена, потому что там могли находиться пастухи и нам не было известно связаны они с боевиками или нет, тем более уже тогда у них были спутниковые телефоны и портативные рации, а у нас, полковой разведки, старые рации с проволочными антеннами, по этому чтобы не рисковать операцией, решено было высадиться на соседней высотке...
...Как сейчас помню. двадцать второго апреля, как раз в день рождения лысого дедушки Ленина, в четыре часа утра мы вылетели на вертушке к месту проведения операции. Так как высотка под номером 73 была поросшая одинокими деревьями и многочисленными кустарниками и груды рассыпанных камней, нас высадили на изгибе горной речушки, на широкой размытой косе, в полной темноте за пять километров от заданной цели. А что такое пять километров для разведчика, это как два пальца обоссать, хотя сугубо принципиально, разведчики на пальцы не ссут.
Посадка с трехметровой высоты была не очень мягкой и не столь приятной, но это уже издержки производства и группа из семи человек, подтянув все ремни и пояски на своем обмундировании, предварительно попрыгав на месте, дабы выявить посторонние звуки и убедившись в обратном, построилась в колонну по одному, с дистанцией в пять метров, потопала вверх по горной тропинке. На высотку поднялись когда узкий полукруг желтого солнца стал уже выходить из за гор и его робкие, теплые лучи стали падать на землю, пытаясь согреть ее и испарить серебряные капельки росы, блестящие на молодой, пробивающейся сквозь камни траве и на лепестках сказочно пахнущих эдельвейсах...
...Поднялись, рассредоточились по периметру, с дистанцией примерно десять метров друг от друга. Я занял позицию крайним слева, метров за пять от скальной гряды, с трещинами и нишами в ней. Расстелив поролоновую подстилку между двух, рядом стоящих пушистых кустов можжевельника, я притянул две близ растущие ветки этих кустов и связал их тонкой медной проволокой, сделав так называемую арку, для хорошего обзора ущелья и для своей маскировки.
Между груды камней я зафиксировал свою винтовку и в окуляр прицела начал осмотр ущелья. По размытой дождями дороги в ущелье, с большими лужами, проехал старенький «Газ-66», с заляпанными грязью номерами и остановился, съехав с дороги на полянку, возле поваленного дерева у подножия семьдесят первой высотки.
Из кузова выпрыгнули четверо мужчин в камуфляжной форме и стали выгружать на землю ящики с боеприпасами... Солнышко стало подниматься все выше и выше, прогревая холодную весеннюю землю и припекая мой затылок. Я оглянулся в сторону на бегающие лучи солнца по земле и по моей камуфляжной форме, еще новенькой и не успевшей выгореть на солнце и по этому весьма заметной среди серых камней и пожухлой прошлогодней травы, не смотря на накинутую на плечи маскировочную сетку в серо-коричневых тонах. Решив замаскироваться по надежней, я покинул свою позицию и пошел в сторону густых зарослей барбариса, куда ветром нанесло большую кучу сухих листьев, увядшей травы и хвороста.
Схватив большую охапку травы, я услышал непонятный гул и странную возню неподалеку, как будто я стоял рядом с пчелиным ульем, в котором гудели непоседливые труженицы пчелы. Присмотревшись я увидел большой клубок из разномастных змей, которые ползали друг по другу, изгибались, чуть ли не запутываясь в замысловатые узлы, грозно шипели и издавали странные гудящие и булькающие звуки.
Жуткое чувство на секунду сковало мои конечности, пробежавшись по ним холодной дрожью, но опомнившись я сделал несколько шагов назад, не отворачивая взгляд от копошащихся и шипящих соседей, потом резко развернулся и вернулся на свою позицию. Разложив небольшие пучки травы вокруг своей подстилки, снял с головы давящую на нее каску, что по инструкции делать запрещено, сделал из небольшого пучка длинной травы венок и водрузил его на свою голову, получилось нечто похожее на птичье гнездо. Прильнув к окуляру прицела, стал осматривать окрестности ущелья...
...Из за поворота, размытой дождем дороги, показался караван из десяти лошадей-тяжеловозов, к бокам которых были закреплены стволы крупнокалиберных минометов и несколько вьючных ослов, с мешками и коробками на спинах. Рядом с ними шли вооруженные люди, в разномастных одеждах. Вот группа в клетчатых и полосатых халатах, скорее всего это афганские или пакистанские маджахеды, идут обособленно от остальных, негромко переговариваясь между собой, а иногда хохоча и жуя, как жвачные животные свою любимую наркоту насвай.
Отдельно от них шла группа, в человек двадцать, в черных одеяниях и тюрбанах, скорее всего это арабы. На грациозном арабском скакуне восседал статный горец, в черной папахе, с биноклем на груди и короткой саблей на боку, похоже полевой командир. По данным разведки их должно было быть не более ста пятидесяти человек. По привычке я стал считать и насчитал более чем триста боевиков... Наш радист, сержант Макляков, разворачивал рацию, закинув на одинокое дерево проволочную антенну, чтобы радировать нашим, что данные подтвердились и требуется удар с воздуха.
Я на секунду отвлекся от прицела, услышав какие то шорохи. Сзади от меня, по пыльному склону, резво ползла большая кавказская гадюка, направляясь прямо ко мне. От волнения я замер не сводя с нее глаз. Она подползла справа от меня и приподняв голову от земли, глядя на меня негромко прошипела, нервно махая раздвоенным языком в своей пасти. Я вытащил нож из ножен и был готов первым нанести удар. Увидев это она почти наполовину оторвалась от земли и громко зашипела, брызгая слюной. Я притянул свою руку с ножом к своей груди.
Гадюка вроде бы успокоилась, вытянулась во всю длину, рядом с моей подстилкой, томно зевнула, моргнув третьим веком и тихонько засопела, выпуская из носа капельки влаги с булькающим звуком, прямо как человек страдающий насморком. Мелкие чешуйки на ее коже искрились и поблескивали на солнце. Настороженный неожиданным соседством я отвлекался от осмотра местности, дабы убедиться что не званная гостья все еще сладко спит, сопя и похрапывая. Она закрыла основные веки, наслаждаясь бегающими по ее телу солнечными лучами и уголки ее пасти приподнялись вверх, изобразив умиленную улыбку...
...Вдруг раздался легкий свист, справа от меня, где в десяти метрах от меня находился мой командир. Я повернулся в его сторону, одним глазом поглядывая на мирно спящую гадюку. Командир провел ребром руки себе по горлу, а потом поднял вверх обе свои руки с расставленными пальцами. На левой руке их было три, а на правой два. Это означало что он увидел цель номер тридцать два...
...Перед каждым заданием нам показывали стопку с фотографиями боевиков, успевших отличиться и находящихся в федеральном розыске и приговоренных к ликвидации. В моем мозгу, как колода карт разложились фотографии и из них выскочила одна с изображением молодого лысого человека с козлиной бородкой, под номером тридцать два. Это был арабский эмиссар Хаттаба Аббу аль ля Шариф. Я протер оптику и стал вглядываться в лица, находящихся в ущелье боевиков... Вот рядом с гнедым тяжеловозом идут трое людей, двое из них в натовской форме без опознавательных знаков, один белобрысый с множеством оспин на бледном лице, а другой чернокожий со снайперской винтовкой за спиной, видно американские или британские советники-инструкторы.
Рядом с ними, в светлом халате и тюрбане, расшитым золотом, шел человек с фотографии, с широкой улыбкой на лице, что то рассказывающий своим спутникам, которые в ответ негромко смеялись. Поймав в перекрестье прицела, лысого бородача я плавно спустил курок. Горячая пуля вырвалась из ствола и полетела к выбранной цели. Я оторвал свой взгляд от прицела, чтобы глянуть на спящую рядом соседку и убедиться не разбудил ли ее мой внезапный выстрел. Но она безмятежно спала, вытянувшись и греясь на солнышке. Командир присвистнул и показал мне на правой руке согнутый большой и указательный палец, что означало ноль, то есть цель поражена. Я снова упер приклад СВД-шки в плечо и стал осматривать ущелье.
Эмиссар лежал на земле, возле ног тяжело нагруженного коня, его недавних собеседников не было на месте, видно где то залегли неподалеку. Остальные боевики тоже разбрелись по ущелью и начали беспорядочно стрелять в разные стороны. Моя, до этого мирно спящая соседка вдруг оживилась, открыла глаза и встав в боевую стойку, сделала резкий выпад вперед, больно ударив меня в правый локоть.
От неожиданности я оставил свою винтовку на месте и отпрянув от агрессивной гадюки в сторону, несколько раз перекатился и уселся возле скалы, прислонившись к ней спиной и стал осматривать свой локоть. Не заметив никаких следов на рукаве, я расстегнул пуговицы и задрал его вверх, оголив руку и рассматривая свой локоть. Там были лишь две бледно-розовые точки, кожа не была прокусана и не было никакой влаги от впрыскиваемого яда. Зная что гадюка при ударе всегда откидывает вперед два верхних зуба, как нож с откидным лезвием и впрыскивает свой яд.
В это время года их укусы наиболее опасны, если в течение двадцати минут не ввести сыворотку, то все закончится мучительной смертью. Странно, подумал я, почему же она меня не укусила, а лишь больно стукнула своей мордой, попав в болевую точку или в нервное окончание. Обозленный неожиданной выходкой гадюки, я подобрал с земли кусок сухой ветки и запустил в нее. Палка до нее не долетела и упала на мою подстилку.
Обиженная змея злобно зашипела и приподнявшись сделала мощный удар, вонзив в палку свои зубы. Резко подавшись назад, она подкинула палку над головой, широко открыла свою пасть, с торчащими зубами и вытекающей слюной, нервно шевеля своим языком, потом вдруг развернулась и поползла в сторону собравшихся в один клубок собратьев.
Я вернулся на свое место в смятенных чувствах, потирая свой оголенный локоть. Осмотрев кусочек брошенной мной ветки я заметил в ней две свежие дырки от змеиного укуса, глубиной более сантиметра и мокрый след от впрыснутого яда. Отбросив палку вслед отползающей гадюки и высказав то что я о ней думаю, я обратил внимание, что винтовка оставленная мной вдруг изменила свое местоположение и сместилась в сторону.
Я вернул винтовку в прежнее положение и глянув на прицел я обомлел...оптика была разбита точным снайперским выстрелом, видать чернокожий снайпер был профессионалом своего дела, быстро среагировал на мой выстрел в эмиссара и тут же выстрелил в блеснувшую от солнца оптику. Неужели греющаяся возле меня гадюка почувствовала выстрел в мою сторону и своим ударом предупредила меня об опасности и спасла меня от неминуемой смерти. Я до сих пор думаю случайность это или нет.
Я послал воздушный поцелуй и сказал «Мерси» отползающей назад моей спасительнице и сняв разбитую оптику, приподнял немного вверх прицельную планку для лучшей стрельбы на большие расстояния. Оглянувшись на тихий свист командира я увидел как он махнул рукой в сторону ущелья и на правой руке показал пять пальцев, а затем подняв вверх обе руки с тремя растопыренными пальцами на левой руке и сжатым кулаком на правой.
Это означало что наш пятый разведчик, сержант Кулешов, трехсотый, то есть ранен вражеским снайпером. Я расчехлил свой бинокль и стал осматривать ущелье, ища темнокожего снайпера и заметив его за поваленным деревом я отодвинул затворную раму и вложил туда патрон с разрывной пулей, чтобы выстрелить наверняка и без оптики, ведь расстояние от него было большое, около четырехсот метров.
Совместив его голову с мушкой и прицельной планкой, я нажал на спуск. Отложив в сторону винтовку я глянул в бинокль на результат своей стрельбы. Снайпер лежал на боку с окровавленным и перекошенным лицом. Озверевшие боевики бросили стоящих в ущелье лошадей и стали быстро взбираться на нашу высотку, беспорядочно стреляя. Я успел выстрелить еще пару раз пока не услышал гул, пролетающих над нами вертушек.
Острые стрелы их ракет и пулеметные очереди полетели на головы врага. Ущелье запылало и заклубилось черными клубами дыма, послышались разрывы сдетонировавших мин и боеприпасов, находившихся в деревянных ящиках и мешках. Их осколки со свистом пролетали над нашими головами и падали позади нас Когда все немного стихло и вертушки пошли на второй круг, командир скомандовал «Сбор».
Я смотал свою подстилку и закрепив ее на рюкзаке, подошел к месту сбора. На изготовленных наспех носилках из плащ-палатки и двух толстых жердей лежал раненый сержант которому оказывали первую помощь. В прострелянную дырку в груди, ближе к левому плечу, прапорщик Антипов запихал женский тампон «Тампакс» и приложив сверху мед пакет, приказав раненому придерживать его рукой, сделал ему укол обезболивающего в плечо из шприц-тюбика.
Командир, глядя на меня, грозно спросил:-Ты почему, Санек так медлил? Я показал ему разбитый выстрелом прицел и рассказал о случае с гадюкой. Он ухмыльнувшись, пристально глянул на мое лицо и на мою бороду. Разведчикам разрешалось ношение бороды и неуставной формы одежды, ведь во время развед-операций бывали визуальные встречи на расстоянии с местным, мирным и не очень мирным населением, достаточно было просто махнуть рукой, чтобы они приняли нас за своих.
— Да ты никак поседел, старлей, у тебя пучок седых волос в бороде:-удивленно сказал капитан. Я достал из кармана маленькое зеркальце в кожаном футляре и глянул на свою физиономию и бороду с большим пучком седых волос. — Вот тебе фортель! — подумал я: — И это в двадцать семь лет! — Хватит прихорашиваться, пора в путь, летуны нас ждать не будут, вертушка будет ждать нас внизу через пятьдесят минут, так что давайте шевелите булками, сержанта будем нести по очереди, первыми несут прапорщик Антипов и старлей Костакис... змеелов хренов... так пошли... пошли...
...До вертушки и обратно в расположение части добрались без эксцессов. После, перед зеркалом я состриг седые волосы из бороды, а потом и вовсе сбрил ее, так как седина все равно продолжала расти на одном и том же месте...
Прошли года... закончилась моя служба... и частенько сидя за столом с чекушкой водки перед сном, чтобы не снились кошмары с пересчитыванием патронов и проверкой ручных гранат в своей сбруе, не разогнулись ли усики на кольцах и аккуратно, мысленно их загибать... Вот и недавно, сидя за столом и смотря по телевизору передачу про змей, мне вдруг вспомнился тот странный случай с кавказской гадюкой, моей спасительницы, которой я обязан по гроб жизни...
Автор: Дед Добрый
