Славяна прильнула мокрой от слез щекой к шершавому стволу дерева и впилась глазами в сторону, откуда доносились смех и неторопливая речь. «Корова!» — с досадой подумала девушка, разглядывая Ленку, сияющую от счастья в объятьях ее Игорька. Под ложечкой противно засосало. Ребенок больно пихнул правый бок. Славяна положила руку на живот.
«Ничего, маленький, я верну нам папку! А эта стерва еще пожалеет, что с нами связалась!».
Славяна смотрела с завистью на тоненькую хрупкую девушку в пестром ситцевом платье. Конечно, «корова» сейчас больше самой Славяне подходило – живот совсем огромный стал. Семь месяцев, шутка ли…
Домой идти не хотелось, отец ворчит целыми днями, а мама, словно не замечает последнее время. Принесла в подоле. Но откуда Славяне было знать, что Игорек ее поведется на эту гадину? В один миг, он отвернулся от своей Славки. Забыл о клятвах и обещаниях, словно они не встречались с первого класса и не собирались пожениться этим летом.
Весь вечер тогда Славяна прождала Игоря в яблочном саду, а он так и не пришел на свидание. А утром она увидела их с Ленкой. Он только и сказал «Извини, я другую полюбил». А сам на нее и не взглянул, мимо смотрит и Ленку обнимает. А Ленка улыбается – вся счастливая. То, что Игорь ей нравился, это ни для кого в деревне секретом не было. Она со школьных лет Славке завидовала, других парней от себя гнала. Только Игорь Славяне предан был. А тут как подменили! Снова защекотало в носу, крупная слеза выкатилась на кончик носа. Батя к Игорю ходил разговоры говорить – да что толку? Нос ему разбил и пришел домой ни с чем. С тех пор ворчит, что без нечистого в этом деле не обошлось, кулаком грозит в сторону пролеска.
Там, у пролеска в последней избе на деревне бабка Авдотья живет. Ей лет сто, а то и больше. Мама говорила, что когда она еще дитем была, Авдотья уже старухой ходила и сейчас не особо изменилась. Разве что кожа почернела еще больше, да зубы совсем искрошились. Бабку эту за ведьму считали и на деревне не любили. В детстве перед сном друг друга историями о ней пугали.
«Как взойдет полная луна, обращается Авдотья в свинью и бродит по деревне, в окна рылом заглядывает» — рассказывали старшие ребятишки. Под окно тогда Васька-сосед залез, да как хрюкнет. Вот визгу-то было! Тогда уже Славка с Игорем дружили, он ей портфель со школы таскал и от мальчишек защищал.
А в безлунные ночи вроде ведьма в кошку черную превращается и невидимая в темноте в дома пробирается через отдушины. Находит люльку со спящим младенцем и ложится в его изголовье, чтобы вытянуть жизненную энергию. Вот и живет потому так долго.
Ленка вновь залилась счастливым смехом – Игорь целовал ее белую шею. Славке больно было смотреть на них, но уйти не получалось. Игорь потянул за нежно голубую атласную ленту в волосах Ленки, и волна локонов черных как смоль рассыпалась по ее спине. Парень пробовал их красоту и тяжесть на вес, зарывался в них лицом и что-то говорил-говорил, только тихо очень. Ни слова Славяна не могла расслышать.
Стало смеркаться. Очертания стволов заострились, по траве потянуло прохладой со стороны речки. Парочка, намиловавшись, поднялась с травы и побрела к деревне. Славка все еще обнимала ствол яблони, провожая их глазами. Потом пошла тихонько следом, в траве нашла забытую ленту и механически подняла ее.
У деревни их пути разошлись – Игорь пошел Ленку до дома провожать, Славка повернула в другую сторону. Полная молчаливой решимости она шла к тому дому, который с детства стороной обходила. У заборов девушку встречал лай собак, выслуживавших себе кусок хлеба на ночь, запоздавших кур, спешащих под крышу родного насеста. С каждым шагом, приближавшим ее к дому Авдотьи, Славкина решимость таяла, как кусок масла на горячей сковороде.
Сколько не хорошего про эту ведьму говорили. Колдовство ее черное, от самого сатаны. Даже, если боль зубную заговорит ведьма, расплата за помощь слишком высока. Перед Богом потом придется на страшном суде ответ держать за то, что с дьявольскими прислужниками якшался. Вот Ленка точно будет в адовом костре жариться! Рассказывают девчонки шепотом, что не спроста Игорек к ней прилип – ходила девка к Авдотье и сильный приворот на него сделала. И Славяна верила этим слухам. Что ей оставалось? Не могла же любовь за один миг исчезнуть.
Вот и дом покосившийся показался на отшибе. Стемнело совсем. Славка вошла во двор, заросший прошлогодним сухостоем, и подошла к крыльцу. На ступенях дремал жирный черный кот, под гнилым козырьком в ряд подвешенные сохли пучки трав и кореньев.
— Есть кто дома? – пискнула Славяна. Тишина. Сглотнув слюну, девушка поднялась на ступеньку, под тяжестью ноги прогнулась гнилая доска. Кот лениво открыл желтые глаза, но с места не сдвинулся.
— Бабка Агафья, пусти поговорить надо!
В доме что-то ухнуло, брякнуло, покатилось по деревянному полу. Сердце у Славяны прямо в туфли ушло, она развернулась и быстрым шагом поспешила вон со двора.
— Куда же ты, девица?! – остановил ее скрипучий голос.
Славка развернулась. Из темноты дверного проема выступил силуэт сухой старушки, ростом с десятилетнего ребенка, а весом поди и того меньше.
«Чего это я, правда?! Что она мне сделает, я ж ее одним ударом убить могу!»
Славка вернулась к крыльцу. Кот уселся у ног старухи и смотрел на гостью немигающим взглядом.
— Зачем пожаловала? Если дитя извести – уходи. Поздно уже, он через три месяца сам тебя покинет, своим ходом.
— Он? – моргнула Славка.
— Мальчик будет здоровый и на Игоря, сына мясника, очень похожий.
Слезы опять скопились в глазах.
— Об этом поговорить мне и надо. Бросил меня Игорь ради Ленки!
— Знаю, приходила она ко мне, приворотное зелье выпросила.
— Зачем же вы ей его дали? Она нам все сломала! – Славяна забыла свой страх и со злостью смотрела на старуху.
— Да не знала я, что она Игоря задумала. Обманула проклятая девка! Я тогда приболела, кашель мучил грудной, не разглядела фальши. Теперь уж поздно!- виновато проговорила бабка.
— Помоги мне! Можно же что-то сделать?! – взмолилась Славка и схватила худую старушечью руку холодными пальцами.
— Дык не чем, — покачала головой Авдотья.
Девушка выпустила руку бабки и уселась на ступеньку. Слезы потекли по щекам, идти девушке больше некуда было. Кот мурлыча потерся о ее ноги и, обняв их, живым теплом свернулся калачиком.
— У-у-у! Ненавижу ее! Дайте и мне зелье, чтоб у нее прыщи по всему телу, чтобы сдохла змеюка! Я ее отравлю и сама утоплюсь! Какая мне теперь жизнь в деревне? С ребеночком..., — выла Славка, утирая потоки слез.
— Ну-ну, полноте, девонька! Не убивайся так! – Авдотья сжала сухонькой рукой плечо Славяны. — Не хорошее это дело, но я тебе помогу. При одном условии.
— На что угодно пойду! Мне терять не чего, – Славяна подняла зареванные глаза на старуху и шумно хлюпнула носом.
В доме бабки было еще темнее и холоднее, чем на улице. Лишь в углу возле уродливой печи с обсыпающимися углами стоял стол с горящей свечкой. Толстая свеча коптила и отбрасывала дрожащие тени на стены, блюдце под ней наполнилось серым воском.
Здесь пахло травами – валерианой, мелиссой, горечью полыни и душицей.
— Садись, — кивнула ей старуха на почерневший от копоти табурет возле стола, и Славяна послушно села. Ноги гудели от усталости, а голова – от дурных мыслей и предчувствий. – На, укройся, дрожишь вся, смотреть жалко!
Славка послушно приняла из рук ведьмы просвечивающуюся от прорех шаль и накинула на плечи. Стало теплее, но дрожь в коленях и кистях рук и не думала униматься.
— Вот что девонька, — начала свою речь бабка, присев, кряхтя на вторую табуретку. – Останешься сегодня у меня с ночевкой. Я по углам пошепчу, пока спишь, попрошу о возмездии от твоего имени. Мне бы только вещь обидчицы личную.
— Сойдет? – Славка протянула Агафье найденную ленту.
— Годна! – схватила лоскут бабка и прижала на миг к носу, шумно втянула воздух через голубой атлас. – Еще пахнет волосами и радостью.
Славяна стиснула зубы. Вспомнился вечер и смех Ленки в объятьях Игоря.
— Утром я дам тебе зелье, будешь пить его перед сном и повторять имя обидчицы, покуда сном не забудешься. Как оскудеет варево мое в бутылке – сгинет твоя Ленка.
— Вот и хорошо! А что я сделать должна? – облизнула подсохшие губы Славяна – очень пить хотелось. – Чтобы вас отблагодарить?
— Благодарность мне твоя без надобности, — ответила старуха. – Только ведь любое колдовство и наговор свою цену имеет. И платить придется.
Бабка, кряхтя, встала, подошла к печи.
— Придешь ко мне, когда я помирать стану. Я скажу, что сделать, — с грустью посмотрела она на Славу. – Мне этого достаточно будет. А вот помощники мои…Тут не знаю. Попрошу, чтоб несчастьем Ленки сыты оставались и тебя не тронули.
— Кто они? – осторожно спросила Славка.
— А вот этого тебе знать точно не нужно, — строго ответила бабка. – Ну, коли ты топиться собралась еще до рождения малыша – они тебе точно ничего не успеют сделать, будь уверена.
— И утоплюсь, если Игорь не вернется…
— Не вернется, милая, он уже не вернется… Под заговором ходит до смертной доски.
Спать Славяну бабка отправила в крохотную каморку за занавеской, а сама осталась на кухне у стола. В комнате пахло плесенью и пылью, постель казалась холодной и сырой.
— Ты постарайся заснуть, девонька, и ни в коем случае из комнаты до утра не выходи, — Славка кивнула в ответ и забралась под старое засаленное одеяло.
Уснуть оказалось сложно. Матрас давил в бока, как Славка ни вертелась. От одеяла воняло кошачьей мочой, а без него было слишком холодно. Бабка свечу не гасила и Славка смотрела сквозь занавеску на ее сгорбленную фигуру над столом. Ведьма что-то шептала – свистящий шепот давил на голову, но был невнятным. Слов Славяне различить не удавалось. Потом шепот стал громче, пламя свечи отчаянно задрожало. Занавеска дрогнула, и на постель Славяны запрыгнул кот. Он прижимал уши и шипел, оглядываясь в сторону кухни. Славка притянула испуганное животное к себе, ей и самой стало страшно. За занавеской двигались черные быстрые тени.
«Одна, две, три…», — считала Славка про себя. Что это? Неужели те самые помощники, о которых говорила старая ведьма? Агафья же так и сидела, склонившись над столом, словно читая молитву, и продолжала шептать непонятные слова. Носящихся теней вокруг себя она не замечала. А потом свеча погасла и наступила кромешная темнота. С ней пропал и жуткий шепот, стали не видны тени.
Кот, примостившийся возле живота, утробно зарычал. Славяна хотела погладить беднягу по голове, но он вскочил, выгнул спину и яростно шипя, бросился прочь. Забился под кровать и затих. С кухни послышались грузные шаги, странный хруст, словно кто-то ломал блюдца через коленку, тяжелое свистящее дыхание сменялось лающим смехом. На лбу Славяны выступил холодный пот, она закрыла глаза и, как в детстве, спряталась с головой под одеяло, шепча почти забытую молитву.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…»
Из кухни послышался звон разбивающейся об пол посуды.
«Да приидет Царствие Твое;да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день…»
Кто-то с диким хохотом побежал по стенам и по потолку.
«И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь!»
Славяна потеряла ощущение реальности, она куда-то летела. Нет, падала. Хотела закричать, но язык отнялся. Полет становился все стремительней, аж в ушах свистело. Открыть глаза Славяна не решалась.
Полет закончился так же резко, как и начался. На грудь навалилась теплая тяжесть, что-то мокрое коснулось ее носа. Славка вздрогнула и открыла глаза. Черный кот сидел у нее на груди и обнюхивал лицо.
— Брысь, зараза! – скинула она наглеца и только потом заметила, что пришло утро. В крохотное окно с мутными от грязи стеклами пробивались солнечные лучи. Славке хотелось есть, пить, писать и было очень холодно.
— Сколько можно валяться?! – занавеска отодвинулась и в комнату заглянула бабка Агафья. При дневном, пусть даже и тусклом свете, она выглядела очень старой. На ее лице не было ни единого волоска, а жидкие лохмы на голове здорово смахивали на прошлогоднюю паутину у Славки в сарае – грязные, путанные, с мелким мусором. Нос у бабки заострился, как у мертвеца, щеки впали, морщин было так много, что и не счесть. Губы почернели и провалились в лицо – зубов у старухи давно не стало. И только в двух поросячьих глазках горели огни жизни. И сейчас эти глаза из-под нависающих век пристально изучали озябшую от утренней свежести Славяну. – Ты пойди нужду справь, туалет в конце огорода и на чай приходи.
— Хорошо, — ответила ей Славка. И шмыгнула прочь из пыльной комнатки. Кот увязался следом.
Когда девушка вернулась в дом, бабка уже выставила на стол горячий самовар. В печи потрескивали полешки.
— Садись, — сказала ей старуха и пододвинула к краю стола чашку с кипятком. – И слушай. Перебивать не смей. Все вопросы потом.
Славка снова кивнула, села на табурет и, плеснув из грязной банки заварку в чашку, втянула пахнущий отчего-то рыбой, но приятно горячий чай.
— Сухари бери, больше уважить не чем! – любезно предложила бабка Агафья. – Вот зелье. Начиная с сегодняшнего дня, будешь пить его перед сном, на три ночи растяни в равных долях. Засыпая, тверди ее имя. Будут сны плохие сниться – терпи и помни, что ей стократ хуже и наяву. От меня выйдешь, стань на перекрестке. Скоро повезут ребенка хоронить, прикопаешь ленту в его могилку и беги потом домой. Дело это плохое, но коли выпьешь сегодня вечером первую порцию зелья – иди до конца, назад дороги нет.
— А кто умер? – осторожно спросила Славка, когда бабка закончила свою жуткую инструкцию.
— Братишка младший Ленки твоей. Это ее расплата за приворот, — ответила ей старуха.
— Не может быть! И она на такое согласилась? – возмущению Славки предела не было. А уверенность в желании отомстить коварной сопернице возросло.
— Не совсем так, — пробормотала старуха. – Первенец у нее должен был мертвым родиться от Игоря твоего. Вот на что девка-дура согласилась, но этой ночью решилось, что матерью она стать не успеет. Вот темные силы и забрали другого ребенка.
— Ужас какой, — только и смогла сказать Славка. Она вспомнила Мишку, год ему был всего. Пузатенький, с глазками смородинами и пухлыми губками, он был похож на маленькое чудо.
— Еще не поздно передумать, — сказала старуха и посмотрела Славке прямо в глаза. Внутри девушки все задрожало, но отступать она и не думала.
— Ни за что! Получит свое, мерзавка! – решительно заявила Славка и вылезла из-за стола. – Спасибо, бабка Агафья!
— Не благодари! Придешь, когда мое время придет…
— А как я узнаю? – обернулась уже в дверях Славка.
— Узнаешь, — ответила ей старуха. – Вся деревня узнает…
Славяна прижала к трепещущей груди заветный флакон с зельем и голубую ленту, зажатую в кулак, и поспешила на перекресток.
Долго ждать ей не пришлось. Потянулся печальный караван. Первой телега ехала, на ней гробик крошечный стоял, а вокруг него сгорбились, словно вороны, все в черном мамка Ленкина, сама Ленка и тетка ее. За телегой понуро брели два младших Ленкиных брата – Костик и Егорка. Их отец утирал скупые мужские слезы и нес венок из сосновых веток. Еще шли сельчане, в том числе и Славкины родители. В горе своем никто и не заметил, как девушка прибилась в след печальному шествию. Под общий слезный вой похоронная процессия направлялась к сельскому кладбищу.
Не заметно в могилку ленту кинуть было сложно, и Славка дождалась, когда провожающие разойдутся по домам, спрятавшись за старой березой. Потом быстренько раскопала голыми руками небольшую ямку на земляной насыпи и засыпала черной землей голубую ленту.
— Спи спокойно, малыш, — прошептала Славка, уходя. За смерть эту на сердце у нее залегла тень вины – но откуда ей было знать, что неведомые силы заберут забавного кроху вместо первенца Ленки?! Она и представить себе не могла, что соперница на такой уговор пошла, и что последствия будут так несправедливо ужасны.
Домой Славка мышью прошмыгнула. Родителей еще не было, видно на поминках остались. Мать с Ленкиными родителями работала вместе, помочь, наверняка, вызвалась. Славка припрятала зелье ведьмино под подушку, переоделась и поела вдоволь. Дома делать было особо не чего, и девушка решила по селу пройтись, чтобы скоротать время.
У магазина столпились бабы. Они качали головами, кое-кто даже слезы утирал уголком платка. Славка подошла ближе и опустилась на лавку.
— Здравствуй, Славочка! – прошелестела бабка Нина, сидевшая на своем вечном посту с мешком жареных семечек. – Как самочувствие?
— Спасибо, баба Нина, все нормально, — ответила ей Славка, вяло улыбнувшись. Баба Нина протянула девушке кулек семечек, и она не стала отказываться от подарка.
— Люську жаль – сильно убивается! Им младшенький больно люб был, — качала головой тетка Маша.
— Ничего переживет потихоньку, вон Ленка замуж собралась – родит внуков и отвлекутся! – проворчала в ответ ей Галина Петровна, старшая у них на почте в селе.
— Тссс! – шикнула ей Евгения Борисовна, школьная учительница Славки и Игоря. – Славочка вон присела, тяжело ей про Ленку слушать.
— Ничего потерпит! – резко и чересчур уж громко ответила ей главная почтальонша. – И, вообще, не чего уши греть на чужих разговорах!
— Я и не думала греть! – обиделась Славяна. – И мне плевать, говорите про Ленку сколько влезет! Я подышать вышла и никуда не уйду, пока сама не захочу.
— Ух, какая молодежь грубая пошла, — закачала головой тетка Маша, утерла набежавшие слезы и тяжело вздохнула.
— Ну, что вы, девоньки! У Славочки сейчас гормоны, токсикоз! Вы будто ребеночка не носили, не знаете, — укоризненно обратилась к подругам Евгения Борисовна. – Я эту девочку много лет учила, она – сама скромность и доброта!
«Сама скромность и доброта» горделиво задрала нос и манерно щелкала семечки, расплевывая шелуху вокруг себя и время от времени стряхивая, мусор, залетавший в складку одежды над животом.
«Ничья мне защита не нужна! Была хорошая девушка, теперь – нет!» — думала про себя Славка.
— А что это за болезнь такая, никак ума не приложу? – прорезался голос и бабы Нины. – КДС?
— Коэффициент детской смертности – печальная штука, — расшифровала диагноз Евгения Борисовна. – Засыпает здоровенький малыш и больше уже не просыпается. Очень грустно и поделать ничего нельзя.
Славка и сама не заметила, как и, в правду, прислушалась к разговору – про Мишину ведь смерть говорили.
— КДС, как же! – фыркнула Галина Петровна. – Это врач отписался, чтобы вопросов лишних не было. А я ведь рядом была и видела Мишеньку одной из первых. Поверьте, бабы, дело там не чистое!
— Что ты видела, скажи? – от любопытства тетка Маша забыла, что секунду назад слезно скорбела из-за смерти ребенка – вытянулась вся струной, глаза разгорелись.
— Серый трупик в кровати лежал утром, уже разлагаться начинал – словно ребенок умер дня три-четыре назад, а не ночью накануне. Я бы сама Люське не поверила, если бы Мишу вечером на их крыльце не видела живехонького!
— Вот ужас! – глаза у тетки Маши как блюдца огромные стали. – Точно без темных сил не обошлось!
— Вот и схоронили мальца в тот же день, Бога боясь, — сказав это Галина Петровна, покосилась в сторону Славяны.
Славяна почувствовала, как липкий пот потек по ее спине. Ей показалось, что тетки знают, где она была прошлой ночью, ну, или догадываются, что она косвенно виновата в проявлении этих самых темных сил. Девушка поднялась с лавки и побрела в сторону дома – лучше с книгой посидит на заднем крылечке, вдыхая аромат цветов яблони под окном.
Отец был дома, но Славке и слова не сказал. А мать вернулась только вечером, уставшая с опухшими глазами. Ужинали молча, потом Славка закрылась в своей комнате.
Зелье бабки Агафьи словно мерцало в мутной бутылке. Славка на миг засомневалась. Стоит ли пить эту гадость? Посидела немного, погладила живот, и обида вновь захватила разум девушки. В два глотка выпила она треть из бутылки, сунула ее под подушку и зарылась в одеяло.
«Страдай Ленка! Ленка! Ленка! Ненавижу, гадина!» — шептала она пока не забылась сном, на языке оставался слабый мятный вкус.
Во сне Славка очутилась у дома Ленки и ее родителей. Из его окон доносились жалобные крики и надрывный плач. Славяна подошла ближе и заглянула в окно, за стеклом показалось испуганное лицо Ленки в одной ночной рубахе. Девушка заметила, что за ее окном кто-то есть и завизжала:
— Свинья! Свинья в окно лезет!
Славяна отступила назад, обо что-то споткнулась а, поднявшись, пустилась наутек. Бежать ей мешали высокие травы, не весть откуда взявшиеся в деревне, и боль в животе. Что-то липкое и горячее побежало по бедрам. Слава остановилась и посмотрела на ноги. Весь подол был в черной жиже, которая изливалась из нее самой.
Утро разбудило Славку суетой за дверью.
— Не ходи! Зло пометило тот дом! – ругался с матерью отец.
— Не могу я так, Леша! Мы же их сто лет знаем. Беда у людей, надо помочь, — оправдывалась мать дрожащим голосом. Славка поднялась с постели и осторожно выглянула за дверь. В их большой светлой кухне у дверей мялся Костик, брат Ленки. Мать суетливо собиралась. Отец сидел с хмурым видом у пустого стола.
— Славка! Накорми отца завтраком, мне уйти надо! – крикнула ей мать, заметив ее в дверях комнаты.
— Ладно, — буркнула в ответ Славяна и, набросив халат на плечи, вышла в кухню.
— Что там случилось? – спросила она отца, когда за матерью и костей закрылась дверь.
— С Ленкой что-то. Костик сказал, кожа вся волдырями пошла, девка орет дурниной и ногтями себя раздирает, — ответил отец не охотно. – Не к столу о таком говорить. Мать вернется спросишь ее.
Славка кивнула и стала разбивать яйца на разогретую сковороду. Хрясь! Одно из яиц оказалось черным. Славка вздрогнула и к горлу подошла тошнота – черные нити потянулись по всей яичнице, складываясь в рисунок. Чье-то лицо с черными глазницами смотрело на нее из сковороды.
— Ты чего? – спросил отец. Когда Славка отпрянула от плиты. – Тошнит опять?
— Там! – ткнула девушка пальцем в сковородку.
— Что? – спросил отец, подойдя ближе.
Славка вновь глянула на яичницу, но никакого лица уже и в помине не было. Обычные яйца золотились на сковороде, источая аппетитный аромат.
— Ничего, – проговорила она и стянула сковороду с плиты, чтобы яичница не подгорела.
Позавтракав, отец отправил Славку за матерью.
— Ты сходи, может, чем поможешь. Мать, главное, забери! Не чего там ей так долго сидеть.
И Славка пошла. У нее были и свои причины – хотелось видеть результат зелья, которое она приняла ради мести. Двор Ленкиного дома тонул в молчаливой скорби. На крыльце в угрюмом молчании, повесив головы, сидели в ряд Игорь, отец Ленки и оба младших брата. Матери видно не было.
— Здравствуйте, а где моя мама? – спросила Славка у мужчин.
Ленкин папа поднял на нее невидящий взгляд и кивнул головой в сторону входной двери.
— Я зайду тогда, — тихо добавила девушка и прошла между ним и Игорем. – Привет, Игорь!
Но ее любимый молчал, он даже глаз на нее не поднял, словно не заметил прихода бывшей девушки.
В доме странно пахло – вонючей мазью, облепиховым маслом, валерьяной и еще чем-то сладковато-приторным. Мама славки чистила картошку, склонившись над ведром. Тетя Люся мыла в тазу тарелки.
— Мам! – позвала Славяна.
— Тише ты! – хором зашипели на нее женщины.
— Только уснула, Леночка, — тут же виновато добавила тетя Люся.
— Можно загляну? – попросила Славка, сама дивясь своей наглости.
— Отчего ж нет, глянь! Только не буди, — разрешила тетя Люся.
Славяна отодвинула пестрые занавески, отделявшие комнату Ленки от общей залы, и сморщила нос. Вот откуда несло неприятные запахи! Ленка раскинулась на кровати в одних плавках. По всему телу лежали повязки, большинство из них уже намокли от ран. Лицо не было забинтовано, и кожа на нем багрово-красная, местами коричневая морщилась и облазила, словно девушка умылась кипящей водой.
Молча, Славка покинула комнату и села за стол рядом с мамой.
— Что с ней такое? – спросила она.
— Никто не знает из местных докторов, а до города можем не довезти. Волдыри ночью вздулись, а потом она сама их расчесала до мяса, — рассказала тетя Люся и залилась слезами. – Словно кто-то детей моих извести решил! Что же это…
— Не плачь, все еще наладится…
— Ой, не знаю! Отправлю сегодня же мальчишек к сестре, может вдали от дома они уцелеют, — вытирая слезы, сказала тетя Люся. – А вы идите домой, Алексей ругается, наверняка уже.
И они ушли. Дома вареники затеяли, потом уборку, чтобы не думать о чужом горе и не говорить. Славке было не просто. Сказать она не могла, что знает откуда хворь. Ленку ей жаль не было, а вот тетю Люсю – очень. Как она сразу не подумала, что накажет не одну только Ленку?! Родители у ее соперницы хорошие добрые люди. И им сейчас очень горько.
Вечером над бутылью Славяна всерьез призадумалась. Бабка сказала, назад пути нет. Еще пара глотков, уже знакомый мятный привкус и девушка легла. В голове глухо отдавалось сердцебиение.
«Ленка! Ленка! Ленка! Что же ты наделала, Ленка!» — прошептала девушка и забылась беспокойным сном.
Ей снился яблоневый сад, в котором они с Игорем гуляли сотни раз. Здесь случился у них первый поцелуй и первые признания. Только во сне сад весь выгорел и стоял мертвый, черный, чужой. Славка заблудилась в нем и все звала Игоря, но на зов пришла Ленка. В ситцевом платье с голубой лентой в волосах. Красивая и здоровая, как прежде она встретила соперницу вызывающей улыбкой.
— Что, брюхатая, надумала как дитенка одна растить будешь?
— Заткнись, дура! Я все знаю, ты у Авдотьи была!
— Теперь уже поздно что-то менять, он мой навсегда! – засмеялась Ленка ей в лицо.
— Может и так! Только я тоже у Авдотьи была! – со злостью крикнула ей Славяна и гордо вскинула голову.
Тут Ленка поменялась в лице. Глаза испуганно забегали, а руки задрожали. Кожа на лице и плечах покраснела и вздулась, Ленка завизжала, словно ее резали, и стала ногтями сцарапывать с себя плоть, открывая страшные кровоточащие раны. Ситцевое платьице быстро покрылось кровавыми потеками. Славка отпрянула от девушки и потупила взор.
— Что?! Противно тебе? Смотри на меня! – визжала Ленка и сдирала с себя кожу, потом запустила скрюченные болью пальцы в волосы. Завидная копна посыпалась с ее головы клочьями, обнажая череп. — Это ты сделала! Ты! Ты! Ты!
Славка проснулась с криком на губах. В ее дверях застыли бледные лица матери и отца.
— Я в порядке, — пробормотала девушка, присев на постели. – Уходите!
Родители ушли. Славяна расплакалась в подушку и вскоре снова уснула, но снов больше не видела.
Утром на кухне оказался только отец. Он хмурился и бросал на Славку взгляды исподлобья, словно обиженный на мать ребенок.
— Что-то не так? – не выдержала молчанки Славяна. — Мать опять там?
— Там, — ответил ей отец и снова замолчал.
Славка быстро позавтракала блинами, которые мать успела на заре постряпать, и накинула кофту на плечи.
— Дочь, погоди минуту! – окликнул ее отец уже на пороге.
— Да? – притормозила Славка. Сердце девушки ушло в пятки. Папа называл ее «дочь» только в школьные годы, если она сильно провинилась.
— Где ты ночевала два дня назад? Я думал, ты на сеновале задремала, но теперь сомневаюсь, — отец поднялся с лавки и подошел ближе.
— Там и ночевала, — не моргнув, выпалила Славяна.
— Дочь, если ты ходила к ведьме…, — вздохнув, проговорил отец.
— Не ходила! – перебила его Славяна и выскочила из дому настолько быстро, насколько ей позволял раздавшийся живот.
Затаив дыхание, она подошла к дому Ленки. На широком их крыльце все сидел Игорь, будто и не уходил вовсе. Входная дверь распахнулась, вышел незнакомый мужчина с чемоданчиком в руке. За ним следом бледная как зимнее утро вышла тетя Люся.
— Спасибо доктор, — сказала она уходящему гостю.
— Получается, не за что! – невесело ответил он ей.
Доктор спустился со ступенек и быстрым шагом пересек ухоженный дворик. У калитки его встретила Славка.
— Как она? – спросила девушка.
— Она умирает, — коротко ответил доктор.
В дом Ленки ей идти не хотелось, домой возвращаться тоже. Славяна помялась немного возле двора тети Люси и пошла на крыльцо к Игорю. Села рядом, погладила поникшее плечо. Любимый осунулся, под глаза залегли синие тени, нос заострился.
— Игорь, милый мой! У нас ведь будет мальчик, — прошептала Славяна, склонившись к его уху. – Маленький розовый мальчонка. Он любить тебя будет и папкой звать…
Игорь даже не шелохнулся, все смотрел в одну точку и молчал. Из дома послышались крики и стоны Ленки, им вторили успокаивающие слова и плачь тети Люси.
— Волосы! Где мои волосы?! – вопила Ленка нечеловеческим голосом.
Славяна вспомнила сон и содрогнулась. Оставаться в этом дворе ей стало невыносимо.
Деревня жила своим неторопливым бытом. У забора жевала траву пестрая корова, не обращая внимание на заливающуюся лаем шавку у своих ног. На скошенной лавке спали две трехцветные кошки, похожие как две капли воды. Ребятня с улюлюканьем гоняла стадо гусей, а после с визгом улепетывала уже от них. Славка расслабилась и не спеша шла вдоль знакомых заборов, здороваясь почти на каждом шагу с односельчанами.
С дальнего конца деревни донесся первый тревожный собачий вой, его подхватили остальные дворовые псы. От этой музыки волосы на голове зашевелились. Во дворах слышались ругательства хозяев, но собаки продолжали протяжно выть. Встречные бабки крестились и округляли глаза, ребятня исчезла с улицы и со дворов.
— Славка! – окликнула девушку соседка, когда та уже подошла к своему дому. – А, ну, шуруй домой! Негоже в такой день с ребеночком под сердцем гулять!
— В какой это «такой»? – спросила Славяна.
— Слышишь, собаки как воют?
— Воют, как их не услышать? Ну и что?
— То Агафья помирает! Может, не один час отходить будет. Беги, девка, домой, запрись и молись, чтобы ее черная душа пятна на карму твоему мальцу не наложила!
«Я ведь ей обещала!» — подумала Славка, заходя в дом. У себя в комнате она обнаружила кота бабки Агафьи. Животное выжидающе уставилось девушке в глаза.
— Да иду я! Иду! – вздохнув, сказала она коту.
А идти было страшно, но что делать. Отец ушел куда-то, говорить с ним больше не пришлось. Славяна быстро переоделась, повязала материн платок серый на голову и поспешила к дому на отшибе окольными путями. Будет трудно с родителями объясняться, если ее кто-то из деревенских узнает.
Собачий вой все не унимался, в чьих-то дворах жалобно мычали коровы. У самого дома бабки Агафьи Славяна услышала и вой самой ведьмы. Вот от чего поистине застыла кровь в жилах – ее словно в родных стенах пытали раскаленным железом или выдирали ногти на живую. Яростный вопль умирающей колдуньи переходил в визг, потом резко падал до грубого рычания, а то и сменялся лающим хриплым смехом. Славка замедлила шаг, идти внутрь ей совсем расхотелось. У двора столпились мужики – кто с вилами, кто с топором. Лица их испуганные были полны решимости, а глаза — жестким блеском.
— Эй, девонька! Шать отсюдова, пока жива-здорова! – крикнул ей кто-то из толпы. Славка послушно свернула в переулок, спорить с мужиками явно было бесполезно. Но далеко от дома все же не ушла – обошла полу заваленный забор кругом и шмыгнула в кусты малины. Найти трухлявую доску труда не составило, удар ногой и Славка уже в заросшем огороде ведьмы. Пробираться к дому пришлось чуть ли не ползком, чтобы мужики не увидели ее случайно и не выгнали прочь. В дверь зайти не решилась, полезла в окно. Хорошо хоть щеколда была не заперта. Живот мешал страшно, а от воплей бабки Агафьи закладывало уши.
В доме все занавески были задернуты. Славяна заглянула в комнату бабки Агафьи и охнула. Старуха металась на кровати и стонала, часто срываясь на крик. Как только заприметила она Славяну, сразу притихла и зашептала громким шипящим шепотом:
— Пришла, девонька, моя ты хорошая! Ох, тяжко мне! И никто кроме тебя не поможет ведь! – причитала она. – Люди ироды! – сорвалась бабка на крик и опять глухо протяжно завыла.
— Что мне сделать? – шепотом спросила Славяна.
— Проберись, детка на чердак и пробей доски, чтоб мне на небо взглянуть…
— Да как же я с пузом-то! – воскликнула Славка, она еще от перелазанья в окно не отошла.
— Ты на чердак заберись, там все доски гнилые и лом небольшой есть. Захочешь – справишься!
Славка послушалась и пошла в кухню, там лаз был на чердак.
— Девонька, ты только меня случайно не коснись! Даже, если просить стану! – крикнула ей бабка Агафья напоследок.
«Я бы и не стала. Ни за какие коврижки!» — думала Славка, с тревогой прислушиваясь, как скрипят и оседают перекладины под ногами на лестнице, упиравшейся в потолок. На чердаке и правда лом оказался, и под его тяжестью доски легко проломились. Славка выдирала их руками, засаживая в кожу болючие занозы, задыхаясь от поднявшейся в воздух пыли, пока не увидела в дыру изнеможенное муками лицо Агафьи. А ведьма все визжала, почуяв приближающуюся свободу, зло внутри ее остервенело окончательно. Славка с ужасом замерла, смотря, как тщедушное сухонькое тельце бьется об стену возле кровати, словно кто-то невидимый и огромный треплет бабку, как тряпичную куклу.
— Ломай! Ломай крышу! – взвыла ведьма, выпучив глаза на испуганную девушку. Славяна ударила ломом выше головы, сидела правда она на корточках – пузо тянуло книзу. Доски хрястнули, поддались, щепки и труха полетели вниз на кровать умирающей ведьмы. Бабка закричала еще истошней, от ее визга потрескались стекла во всем доме и заболели ушные перепонки. Наконец, яркий солнечный луч пробился в образовавшуюся дыру.
Славка, упав на пятую точку, наслаждалась наступившей тишиной. Бабка Агафья тяжело дышала внизу, но орать перестала. В солнечном столпе кружили пылинки. Через минуту потянулась черная нить из дыры в потолке. Сначала одна, потом еще и еще – как живые танцевали ниточки в солнечном свете, тянулись к синеве неба. Такого чуда Славяне видеть никогда еще не приходилось, она подвинулась, вся зачарованная, ближе. Нити были похожи на смоляные, перекручивались в воздухе, поднимаясь все выше и выше. Их уже было так много, что они образовали столб такой толщины, что двумя руками не обхватишь.
Славка скосила взгляд вниз. Ведьма биться перестала. Ее глаза были открыты, а рот открыт. От туда и тянулись нити эти черные.
Сердце глухо билось в барабанные перепонки, но не от страха, а от необъяснимого волнения, поднимавшегося из груди и тесным металлическим кольцом перехватывающим горло. Она протянула руку перед собой – неловко, неуверенно – указательным пальцем, самым кончиком, коснулась черной ниточки. На ощупь нить оказалась теплой, невесомой. Девушка провела пальцем вдоль странного видения, нить слегка выгнулась, словно кошка, разморившаяся на солнце, когда ты ее спящую по спине погладишь. Остальные нити замедлили передвижение, странная масса словно смотрела на Славку, чего-то ждала.
В центре столба прямо напротив ее изумленных глаз образовался круг — нити словно слились воедино. В этом черном зеркале Славяна увидела отражение своего лица. Глазницы провалились чернотой, очертания плыли по колышущейся поверхности, рот открывался и закрывался, не издавая звуков. Но это была точно она. Славка отпрянула назад, ее замутило. Дышать стало тяжело, как будто кто-то отнял часть кислорода из воздуха.
«Надо уходить!» — вспомнила она о толпящихся возле входа в дом мужиках.
Покинув двор мертвой ведьмы тем же путем, что и пришла, Славка побрела в сторону пролеска. Домой идти не хотелось. Хотелось воздуха, солнца и травы – всего самого живого. Узкая тропинка спустя полчаса привела девушку к быстрой речке – мелководной, но ледяной и кристально чистой. Речку местные звали «Большой родник» и воду из нее считали целебной.
Славка вышла на место, где речка раздавалась вширь. Присела на берег. Наклонилась над дрожащей гладью, смотрела, как туда-сюда снуют водомерки на своих тоненьких лапках. Вода была так прозрачна, что казалось можно дотянуться до дна и на середине реки. Как стало вечереть, девушка и не заметила.
Уже собираясь уходить, она услышала тоненький голосок, едва слышно кто-то плакал в камышах. Не кстати вспомнилось, что здесь в прошлом году малец утоп. Да шутка ли, полез в самую глубину, ногу свело, и все. В минуты под водой скрылся. Только в этом месте – шириной чуть меньше километра — речушка была широка и глубока.
— Холодно, мне так холодно!- донесла прохлада до ушей.
— Эй, там кто? – крикнула Славка.
— Холодно мне! – снова пискнул тонкий голос.
Славяна нехотя подошла ближе, развела камыши руками. Порыв вера пошел по макушкам стволов деревьев, одна из самых старых ив застонала.
«Послышалось мне. Это просто ветер!» — решила Слава и отпустила камыш. Он сомкнулся с громким шелестом. Что-то ледяное цепко поймало ее лодыжку.
Славка дернулась. В сырых камышах и траве ей не сразу удалось разглядеть тонкую кисть руки, сомкнувшуюся на ее ноге. Серые костлявые пальцы обжигали холодом.
— Пусти! Пусти! Помогите!!! – кричала Славка и билась, хватаясь за стебли камыша вокруг себя.
— Холодно мне! – услышала она вновь. – Приходи скорее!!! Я жду-у-у!
Мир почернел и закружился, Славка потеряла сознание.
Очнулась она в своей комнате в сухой одежде под толстым ватным одеялом. На ее школьном столе горел ночник, за окном густели сумерки. Рядом на табурете стояла кружка парного молока и тарелка с румяными мамиными пирожками. От запаха свежей выпечки заурчало в животе. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и из кухни доносились приглушенные голоса родителей.
— …говорю тебе, это точно она была! – шептал голос отца.
— Слава умная девочка, все это какая-то ошибка, я уверена, — возражала ему мать, в ее голосе чувствовалась смертельная усталость.
— Ты сама слышала, что она говорит во сне! Если в деревне узнают, ей и ребенку тут совсем житья не будет!
— Отправим их к моей сестре. Начнет новую жизнь, — мать звенела посудой, скорее всего, вытирала насухо тарелки и составляла высокой стопкой в буфет.
— И как можно скорее, лучше до родов! – согласился с ней отец.
— Не знаю, можно ли ее сейчас везти так далеко… Марфа Николаевна сказала, ребенок очень крупный и лежит неправильно – ножками. А если роды в дороге начнутся? Погибнут оба!
Так ясно, значит, пока Славка в отключке была, мать повитуху зазвала. Девушка погладила тугой живот. Да, сын и в правду должен быть крупным, вот и Агафья даже сказала «здоровенький родится».
Славка накинула халат и вышла к родителям, опустив глаза в пол.
— Где ты была днем? – строго спросил отец.
— У реки гуляла, — ответила Слава, стараясь сохранять спокойствие.
— Ну, что ты сразу на девочку набросился? – закудахтала мать, отложив протирание посуды. – Ты ела? Как себя чувствуешь?
— Да нормально все мам, я в туалет и спать пораньше лягу…
— Не хочешь спросить, как себя Лена чувствует? – спросил отец уже в след. Мать зашипела на него, как змея в кустах, но его это не остановило. – И еще, мужики заметили беременную девку недалеко от дома ведьмы. А потом кто-то крышу разобрал и помог старой карге в мир иной отойти. Может, ты про это что-то знаешь?
Нужно было что-то ответить, но Славка не могла даже развернуться к отцу лицом. Так и стояла на пороге.
— Иди, доченька. Завтра поговорим, утром, — пришла на выручку мать. И Славка не заставила себя ждать, исчезла в сумерках вечера.
Пока она ходила до деревянного туалета, мать успела переговорить с отцом. Теперь он, нахмурив густые брови, занимался починкой валенка, и глаз на дочь не поднял.
— Ты приляг, Славочка, мы тебя когда в камышах нашли, очень перепугались, вот папа и нервничает, — мать проводила Славяну в комнату и плотно закрыла дверь.
— Мне такое померещилось…, — Славке хотелось довериться матери.
— Не думай о плохом. Доченька, чтобы ты не сделала, мы любим тебя, знай об этом! И из дома пока не выходи, так лучше будет, — прошептала мать. – Ложись спать, тебе отдых нужен.
Последняя порция зелья светилась на дне бутылки. Славяна, укутанная в одеяло, поджала ноги и выпила все содержимое одним большим глотком.
«Прощай, Ленка!»
Во сне она снова оказалась на реке. Только не на берегу, а в самом ее центре, где течение было таким быстрым, что голова кружилась. Она сидела не в лодке, а в большом деревянном гробу. И весел не было ни у нее, ни у Ленки, которая устроилась в противоположном конце.
— Мы теперь с тобой в одной лодке, — сказала ей Ленка. – В одной лодке, понимаешь? Я умру – ты тоже.
— Ну, конечно! Ты умрешь и я снова буду счастлива! – дерзко вскинула подбородок Славка.
— Смотри! – Ленка указала рукой на берег.
А на берегу стоял Игорь и тянул в их сторону левую руку, а правой он держал ручонку крохотного мальчика. Славка почувствовала странную легкость и обнаружила, что у нее нет живота.
Игорь, словно под воздействием транса, медленно спускался в ледяную воду. Мальчик плакал, но послушно шел рядом с ним.
— Стой! Не нужно! Подождите меня там! – закричала Славка. Игорь поднял на нее глаза полные тоски и сделал еще два шага вперед. Ему вода только чуть выше колен дошла, а ребенок почти полностью скрылся в потоке.
Ленка засмеялась — противно, протяжно, каким-то старческим смехом. Славка глянула на нее, но вместо нее в их гробу-лодке сидела бабка Агафья с черными без белка глазами и кривила рот. Ее черные губы приоткрылись, обнажив ряд мелких острых зубов. Славка прыгнула в реку и поплыла к Игорю, который с тем же безучастным видом погружался все глубже. Течение относило ее, Игорь вскоре пропал с глаз.
Славяна стала все чаще скрываться под водой с головой. Вода в реке почернела и заливала ей глаза, уши, пробиралась в горло. А деревянный гроб со смеющейся бабкой все носился кругами вокруг нее, поднимая черные волны.
Славка проснулась на мокрой от холодного пота подушке, ей все еще было трудно дышать. В ушах все звенел противный старческий смех. Привстав, девушка свесила голову с кровати и закашлялась. Из ее легких хлынула черная жижа и растеклась по прикроватной дорожке. Обтирая губы руками, Славяна залилась слезами. Ее обуял такой приступ паники, что кружилась голова. Наскоро одевшись в не себя от чувства паники, девушка выскочила из дома, не закрыв даже за собой дверей.
Она бежала по пустующей ночной улице. Ноги сами вели девушку к дому Ленки. Из-за тучи выплыла полная луна. Славяна остановилась возле знакомого забора, не понимая, зачем она здесь. Двор Ленкиного дома освещал лунный свет. Возле дровяника на большом пне для расколки дров сидел Игорь. Он смотрел себе под ноги и правой рукой крутил топорище.
— Игорь! – позвала вполголоса Славка.
Он поднял на нее невидящие глаза и взялся за топорище двумя руками, лезвие топора он направил на свое лицо.
— Ты что задумал?! Стой! – только и успела крикнуть девушка. Собаки подняли лай. В окнах соседских домов вспыхнул свет. Игорь, взяв максимальный размах, всадил лезвие топора себе между глаз.
Кровь хлынула на его рубаху, руки и топорище, влажно поблескивая в лунном свете. Славяна кричала, отпрянув от забора на дорогу. Закрыв лицо руками, она пятилась назад. Где-то радом и далеко хлопали двери, кто-то кричал, улица стремительно наполнялась людским гулом. Для Славки все слилось в сплошной гудящий фон, она завалилась на пятую точку под какой-то забор.
Поднял на ноги и отвел ее к себе в дом отец Ленки. Кожа на его лице приобрела серый оттенок, под глаза залегли тени.
— Посиди тут, девонька, — ласково сказал он и оставил девушку на кухне. – Наша Леночка этой ночью умерла. Игорь, видимо, умом от горя тронулся.
Слава смотрела на мрачные стены некогда полного жизни дома – сердце сжимало черным капканом чувство вины.
«Все это сделала я?»
Во дворе людей все пребывало, но в сам дом никто не заходил. Славке захотелось пить, и она почерпнула берестяной кружкой воды из большого ведра в углу комнаты.
Что зашуршало рядом.
«Наверное, братья Ленкины!» решила слава, но тут же вспомнила, что их вроде отослали из дома.
Тем временем кто-то ворочался за одной из стен.
— Кто здесь? – голос прозвучал жалостно. Шуршание стихло. Славяна осознала, что звук доносится из комнаты, в которой лежала Лена.
«Ее отец сказал, что она мертва!»
Славяна подошла к занавеске и отодвинула ее, затаив дыхание. Ленка стояла прямо напротив. Ее лицо походило на сплошную рану — глаза полностью залила кровь, окровавленные губы растянулись в широкую улыбку.
— Ты же мертва! – отшатнувшись, прошептала Славка.
А Ленка все улыбалась. С ее пальцев капала кровь, собираясь в две темные лужицы на полу. Славяна медленно отступала назад, пока не уперлась спиной в дверь.
Только выскочив на улицу, пробираясь среди толпы, девушка начала дышать. Ей решительно все равно стало, что будет дальше происходить в этом проклятом доме. Ей хотелось оказаться с родителями на кухне, она уже была согласна упаковать вещи и уехать прочь из родной деревни.
В окнах дома горел свет. Суматоха разбудила всю деревню. Родители выслушали сбивчивый рассказ Славяны и отправили ее в комнату.
— Сиди дома и не высовывайся! – приказал отец, закрывая за собой дверь. Родители спешили туда, где собралось все село. Славяна только выдохнула – ей нужно было побыть одной.
Месть свершилась, но радости девушка не испытывала. Мертвая Ленка в темноте комнаты и ее кровавая улыбка все еще стояли перед глазами. Игорь убил себя, как и предсказывала Агафья. «Под заговором ходит до смертной доски» были ее слова. Во всем этом кошмаре до Славяны стало доходить, что Игоря больше нет. И не будет он ни с ней, ни с кем-то другим.
Слез уже не было. Уснуть девушка даже не надеялась, просто лежала и пялилась в потолок.
— Сыно-о-о-чек! Сыно-о-о-чек! – позвал чей-то тихий отдаленно знакомый голос.
Звук доносился в приоткрытую форточку. Славка осторожно отодвинула занавеску, свет луны блеснул на металле. Игорь с топором в голове стоял прямо за окном. Словно рыба на берегу, Славка судорожно хватала воздух ртом. Мертвец ощупывал раму, пачкал кровавыми отпечатками стекло ее окна и все звал:
— Сыно-о-чек! Сыно-о-чек»!
Заливаясь истеричным смехом, слезами и полубезумным воем, Славка залезла под стол.
«Господи, помоги!»
Мертвец исчез лишь с первыми лучами солнца. Вскоре вернулись родители.
— Доченька! – ахнула мать на пороге ее комнаты. Отец бросился вытаскивать Славку из-под стола.
— Он ушел? – дрожа всем телом, спросила девушка.
— Кто? – хором проговорили родители.
— Игорь…там за окном, — махнула рукой Славка.
— Там никого нет, — мама залилась слезами и погладила Славяну по голове. – Доченька, ты вся седая.
— Что?! – Славяна подошла к зеркалу, подвешенному на стену в комнате, и обомлела. На нее смотрела исхудавшая, если, конечно, не брать в расчет огромный выпирающий живот, бледная женщина. Славка, не узнав себя, коснулась пальцами поверхности зеркала. От хохотушки с рыжей россыпью волос, с веснушками на курносом носике не осталось ровным счетом ничего. Зеленые глаза потухли и стали тускло-серыми, белая кожа посерела, на лбу залегла морщина, а губы потрескались. Но хуже всего были белые пряди, рассыпанные по плечам. Славка схватила пучок волос и с силой дернула, от боли на глаза выступили слезы.
— Не может быть! – она оглянулась на родителей. Отец без сил опустился на ее кровать. Мама вытирала слезы, оперевшись о дверной косяк.
— Завтра же увезу тебя к тетке! – сказал папа. – Да что там, все вместе поедем.
— Да, да! – кивала мать.
Весь день ушел на сборы. Славка паковала посуду в газеты, отец подлаживал телегу, мать пекла пирожки, да булочки в дорогу. Суета в доме приутихла только к вечеру. Ужинали молча, пока Славка не подняла глаза на родителей.
— Простите меня, это я во всем виновата, — тихо проговорила она.
— Ничего доченька, теперь главное тебя увезти. Все наладится, — печально улыбнулась ей мама и сжала холодными пальцами ее руку на столе.
— Ложитесь спать, завтра рано уедем, — сказал отец, закончив с едой.
Мама поцеловала Славку перед сном и погасила огонь. Укутавшись в одеяло, девушка улыбнулась в темноту.
«Все будет хорошо!»
Ей снился яблоневый сад в цвету весь залитый солнечным светом. Так хорошо пахло, и пели птицы. Она куда-то шла, напевая себе под нос колыбельную. Впереди между деревьев ей вышел навстречу человек, он быстро приближался, но лица Славка разглядеть не могла. Что это Игорь, поняла лишь оказавшись с ним совсем рядом.
— Пойдем со мной! — позвал он.
— Нет, ты умер! А я буду жить, — покачала головой девушка.
Игорь нахмурил брови и зло улыбнулся:
— За тобой должок!
Резкая боль внизу живота заставила Славку тяжело охнуть и опуститься на траву. Среди деревьев замаячили и другие фигуры – Ленка с младшим братом за руку, и бабка Агафья, почтальон, замерзший на смерть в прошлую зиму в лесу, Марфа соседка, умершая два года назад в родах, и другие мертвые из их села. Все они обступили стонущую от нахлынувшей боли девушку, склонились над ней и хором твердили:
— Должок! Мы ждем! Должок!
Славка изошлась криком, легла на спину и развела ноги. Она чувствовала, как сын стремиться покинуть ее тело, разрывая внутренности.
— Дочка, дочка, проснись! — прорвал голос матери страшный сон. – Очнись скорее!
Славяна открыла глаза, в дверях мялся встревоженный отец.
— Беги уже за повитухой! Вот-вот родит! – крикнула ему мать.
— Мама, мне больно! – пожаловалась Славка, когда новая схватка скрутила ее за поясницу раскаленными щипцами.
— Терпи, милая! И помни, это скоро кончится, и ты увидишь своего малыша, — мама гладила Славяну по руке и улыбалась. Она попробовала улыбнуться в ответ, но скривила губы от новой вспышки боли.
Вскоре вернулся отец с повитухой. Боль к тому времени стала совсем невыносимой, Славка металась по кровати. Ее седые пряди волос пропитались и потяжелели от пота. Повитуха твердой рукой развела ей колени и, шепча молитву, просила тужиться.
И Славка вложила оставшиеся силы в выдох, чтобы вытолкнуть своего сына на свет Божий. Боль сменилась странным чувством невесомости. Легкая, как пушинка, Славка почувствовала себя абсолютно счастливой и приподнялась на локтях, силясь увидеть своего малыша.
— Пресвятая Богородица! Сохрани и помилуй! – повитуха отошла от кровати бледная, часто крестясь трясущимися руками.
— Что с ним?! – просипела Славяна, выпучив глаза.
Мама тихо осела на пол. Слава подтянула ноги. Никто не брал ее ребенка на руки, не хотел показать ей. Славка наклонилась над сыном и истошно закричала, ее крик подхватили мать и повитуха. В комнату ворвался отец, ожидавший исхода родов на кухне. Он подошел к кровати и пошатнулся, на ощупь пытаясь найти опору.
В скомканном тряпье, в крови и родовой слизи шевельнулся он – новорожденный младенец с копытцами вместо крохотных пяточек, с длинными коготками на маленьких ручках, со свиным пяточком на месте носа. Дьявольское дитя распахнуло веки и уставилось черными глазами без белков на свою молодую измученную мать. Славка видела свое отражение в бездонной черноте и кричала, кричала, кричала…
Автор: Марина Маркина
