Думаете, удочерил её кто-то, да и все дела? А вот и нет. Чудо совсем другое было.
Она бедолага не раз и не два детский дом сменила. Из Дома малютки сначала в один отправили, в десять лет в другой передали, а в пятнадцать в третий определили.
Детишки-то понятно о чём в домах таких мечтают. Что мама-папа за ними придут. А она нет. И ведь не страхолюдина совсем. Просто она нелюдимая какая-то была. Гости придут – а она сидит в углу и знай себе каляки-маляки рисует.
Другие, когда их в другой детдом передают, понятное дело, плачут. А ей как с гуся вода. Нехитрые пожитки собрала и едет куда везут. Без слёз и прочих истерик.
Говорят, дружба детдомовская крепче уз семейных. А у ней и друзей никаких не было никогда. Видимо, понимала, что разлучить в любой момент могут, вот душой к кому-то прикипеть и боялась.
Так одна-одинёшенька во взрослый мир как восемнадцать годков исполнилось, и вышла. Хорошо что хоть умничкой была, не бездельничала, а на повара обучилась.
Так что не сгинула и не пропала. Сначала в забегаловке какой-то работала. А потом хозяин бизнес расширил и кафе вполне себе приличное открыл. А она старательная была, вот её туда и взяли.
Так и жила себе. Работа-дом, и ни шагу влево. А с другой стороны – кавалеров-то где ей взять? Она ж не официантка, а на кухне целыми днями.
А как-то день выдался, ну вот совсем шебутной, хотя ни разу и не праздник. Дело-то летом было. Мало ли, кафе ведь на улице главной городской, до речного вокзала рукой подать. Может теплоход какой трёхпалубный туристический причалил.
Ну ей в причинах запарки такой и недосуг разбираться было. От стола к плите как челнок снуёт. Хлопотное-то оно, поварское дело.
И вдруг начальница зала влетает как мегерища злющая. И давай орать. Народу, мол, в зале тьма. А ты, дрянь такая, среди столов вся из себя рассекаешь! Меня, орёт, увидела, да на кухню шасть, даже вон фартук нацепить успела.
А та и не поймет ничего. Куда ей рассекать? У ней уж ноги как колоды, и разум от жары мутится. Ну начальница её за рукав хвать – и в зал. А тут и самой плохо стало. И ещё бы – в руке-то у ней рукав одной, а напротив, подбоченясь, стоит другая!
Девчонки-то и сами не поняли ничего сперва. Вторая, которая Натальей представилась, за столик присела, заказала чего-то там, да и давай конца работы кафе дожидаться.
А выяснилось-то вот что. Мама ихая в конце девяностых, как раньше говорили, в подоле принесла. Ага, ну вы поняли, двойняшек. А дед с бабкой как рассудили. Времена тяжёлые, двоих трудно поднять, да и дочь, считай, сама ещё ребёнок.
И ведь выбирать-то дитя заставили как! Глаза ей завязали, спиной поставили и говори им, какую оставить – ту что слева или ту что справа. Так Наталья-то с матерью и осталась.
А вторую в Дом малютки отдали, да и всё. С концами, причём. Некоторые ведь отказных бумажек не подписывают, а та по всей форме от дочки своей отказалась.
Вот ведь как судьба-то распоряжается иногда! То никого, из родной души только кукла замызганная одна. А тут появилась сестрица родная! А к матери-то знакомиться она даже и не пошла. Судить, говорит, не сужу. Но и знать тоже не хочу. Вот ведь как бывает!
