— Всё у нас было с тобой Ваня, — вздохнула она, разглядывая фотографию мужа, — и хорошее было, и плохое, и теперь, другой жизни уже у нас с тобой не будет, да что там говорить, Ваня, мне уже семьдесят шесть, жизнь подходит к концу. — Она отложила в сторону фотографию мужа, разгладила большими натруженными руками фартук на коленях, посидела, подумала, опять вздохнув, добавила:
— Ну, что ж Ваня, сиди, не сиди, а дела сами не делаются, надо идти коровник чистить, — она поднялась с дивана, попутно поправила на голове платок, и немного прихрамывая и шаркая ногами, пошла на улицу.
— Дел в деревне всегда много, — мысленно продолжала она разговор с мужем, — ты сам знаешь, и дела эти не зависят ни от погоды, ни от времени года, и сколько ни делай их, все не переделаешь…
— Вот сейчас, например, лето. А летом ты сам знаешь, дел всегда невпроворот. Корм скотине дать надо? Надо. А почистить за ней? Тоже надо. И навоз вынести из коровника, а потом свинарник на очереди, а там уже и Жданка придёт из стада, её подоить…
— А про огород и разговора нету, — продолжала она рассуждать, сгребая лопатой в кучу коровьи лепёшки…
— А вскопать, ведь надо? Надо. Правда, в этом году его трактором пахали, а раньше-то руками, ты же помнишь? А потом посадить надо. А сейчас, пришло время картошку подгортать, а трава прёт, словно оглашенная. Оно и понятно Вань, дожди-то через два дня на третий, земля просыхать не успевает, вот ещё и траву надо прополоть. – Она постояла, посмотрела по сторонам, отогнала назойливую муху, которая так и норовила сесть ей на лицо и продолжила работать.
— Зимой, оно конечно, легче, огорода нет. Но, всё-равно, скотина, её же ни куда не денешь. Но это Ваня, я тебе скажу, приятные хлопоты. Вот Жданка, она же мне как подруга, с ней и поговорить можно, она всё слушает, только изредка головой кивает, то ли соглашается, то ли что-то сказать хочет. Вот и обсуждаем мы с ней, можно сказать все проблемы, вот от неё у меня секретов вообще нету.
А ближе к весне Ваня, я опять поросяток возьму, хотя бы парочку. И не ворчи, — она махнула рукой, будто действительно рядом был её супруг, — возьму, а к Рождеству, в аккурат к концу поста, надо будет их заколоть. Ничего Ваня, всё нормально, и мясо будет, а часть на корм корове продам...
— А как быть, сено для нашей Жданки где брать? Сама я уже не гожусь косить, был бы ты рядом, а так…, — она вздохнула, кончиком платка вытерла накатившие слёзы, и продолжила:
— А как без коровы? Зимой же скучно, а тут хоть пройдёшься по улице, к стогу и обратно, и уже хорошо. Сена надёргаешь, принесёшь в коровник, Жданке дашь, она его жуёт и на меня поглядывает. Вань, и так мне хорошо становится. Я её по морде глажу, а она мне руку лижет, и мычит – муууу, так тихонько, что б только я слышала, это она со мной, Ваня, так разговаривает…
— Что ты сказал? Да всё хорошо Ваня, девчонки приезжают. Вот огород когда вскопать, приезжают, его хоть и вспахали, но не везде, да и картошку посадить надо было сразу. Нет Вань, это они завсегда, и с мужьями. В субботу приехали, и двумя днями, всё сделали. И вскопали, и пробороновали, и посадили. Потом ещё раз приезжали остальную мелочь сажать. Как какую? Вань, ты что, ты там уже всё позабыл что ли? А маркошку, а свеклу, их же позже сажают. Да и рассаду высаживать, тоже надо. Сразу только картошку, да лук повтыкали…
— А у нашей Жданки, Ваня молоко в этом году знаешь какое жирное, я давеча масла напахтала, и девчатам дала. Зятья конечно носом вертят, им магазинное подавай. А что там Ваня в том магазинном масле, вода да пена, и больше ничего. Помнишь, мы с тобой как-то покупали, так ты даже есть его не стал, велел поросятам выкинуть, я тогда пыталась на нём картошку пожарить, ты был прав Ваня, ничего в нём нету, так и пришлось лить постное, ты ещё удивлялся тогда, что за вкус у картошки…
— Ну вот, Ваня, за нашим с тобой разговором и почистила коровник. Теперь нашей Жданке чисто будет, вот только ещё соломки постелю, что б ей приятно лежать было, — она сходила за ограду, где лежала куча соломы, принесла охапку, и разложила в углу коровника, где обычно лежит корова.
— Вот так-то Ваня, когда-то ты тут чистил, — она постояла, полюбовалась своей работой, — а теперь я, смотри, какую кучу накидала за это время. Ну, ничего Ваня, вот придёт весна, навоз как раз перегниёт, я зятьям накажу, и они его разнесут по огороду, а потом перекопаем, вот и будет нам удобрение. Всё меньше всякой химии. А кучка-то хорошая, правда? Ну, ничего, зятья у нас хорошие, они справятся….
— Так, здесь управились, пойдём теперь в свинарник, посмотрим, что там у нас…
— Вот видишь, вот они наши с тобой поросятки Ваня, смотри какие у них уши большие, чудно как-то, я раньше такой сорт свиней и не видела. Уууууу, какой ты, — улыбнулась она и потрепала поросёнка по ушам, — это, Пётр Иваныч сказал, ну как какой, зоотехник наш, колхозный, забыл что ли, это, он сказал, какая-то новая мясная порода. Их отбраковывали в колхозе, вот я и решила прикупить подешевше, чем на рынке. Ну и что ж, что три штуки, мне же не тяжело, я Ваня привычная, ты же знаешь.
А я так подумала, где два, там и три, разница-то не большая, это же не сено заготавливать. Они с огорода питаются, ещё на пай зерно, да и комбикорм прикуплю. Всего-то у меня пока хватает Ваня, и сил, и денег. Тебя только нет рядом, скучно мне одной Ваня, тоскливо.
Летом ещё ничего, весь день кручусь, кручусь. То туда надо бежать, то сюда, то тут прополоть, то там подёргать, то полить, то подгорнуть. А зимой прямо тоска одолевает. Хорошо, что кладбище рядом, на холме, а вон и твоя могилка, на пригорке, я отсюда вижу. Посмотрю на тебя в окошко, рядом ты, а не дотянешься.
Так и проходят дни – утром посмотрю и поговорю, в обед тоже, только иногда кусок в горло не лезет, когда подумаю, что ты один там, и может голодный, поплачу немного, да опять за работу, что б не думать. А потом ещё вечером, гляну в окошко, что б спокойной ночи тебе пожелать, и лежу потом полночи, уснуть не могу, всё думаю о тебе…, — она вытерла набежавшие слёзы и прибавила, — бросил ты меня одну, Ваня…
— А поросятки справные, правда? А этот, большенький, Васька. Трюнь, трюнь, Васька иди сюда, трюнь, трюнь, трюнь, иди я тебя почешу. Видишь, какой он хороший, а болел-то как, ну, думаю, околеет, я его и молоком Жданкиным поила, и таблетки, да я вообще, всех их поила молоком, но этого было особенно жалко, я его даже в хату взяла, мне Галкин Игорь закуток в прихожке сгондобил для него.
Так он пока болел, там и жил, мы с ним вечерами чай пили. Он смотрит на меня из своего закутка и хрюкает – хрю-хрю, а я ему молочка дам, и животик почешу, а он глаза прикрывает и улыбается мне, ну прям как сейчас, видишь, улыбается. Видишь, видишь? Трюня, трюня, вот так, вот так…
— Ну, вот и свинарник готов, и обедать уже пора, да и отдохнуть, дух перевести надо, а то, Ваня, я с раннего утра, как Жданку нашу в стадо спроводила, так и не ложилась. Пойду я Ваня, пообедаю, у меня щи есть, вчерась вечером сварила, и консерву, сайру открыла на ужин, да так и не съела, вот сейчас и доем...
— Щи у меня сегодня Ваня на говяжьей грудинке, — продолжала она, — как ты любишь, с хрящами, мясо сладкое, и щи тоже сладкие получились, я ещё свежего укропчика бросила, ох, и дух же от него идёт, у меня даже уже слюни текут, как вспомню. Сейчас вот, сливками забелю, ещё вкуснее будут…
— Эх, Ваня, Ваня, — она посмотрела в окно, там, на пригорке виднелось кладбище, где лежал её супруг, вздохнула ещё раз и села обедать…
— Вот и поспала немного, после обеда оно полезно немного вздремнуть. — Она выглянула в окно и ласково, с нежной заботой спросила, — а как тебе там Ваня, не жёстко? Ну, да, понимаю, земля не пухом выстлана…
— Ну что ж, лежи, не лежи, а вставать надо, вода сама не придёт, как говорится, и в бак не зальётся. Хорошо, хоть воду таскать не надо, успели мы с тобой, провели её в хату, сейчас как хорошо, открыл кран, и она льётся, спасибо девчата настояли, завести воду в дом, колонка, она хоть и рядом, через дорогу, а натаскайся, вёдра они тянут руки, а года уже не те. То себе воды надо, то постирать, то скотине корм запарить. Умная у нас Галинка, правда Ваня, да и Санечка тоже.
Вот, приезжали совсем недавно, а хотя ты и сам знаешь, мы же к тебе приходили попроведать, но всё равно расскажу. Как приехали, сразу кинулись порядок в доме наводить, пыль протёрли, половики выбили, пропылесосили всё, и стирку затеяли. А мне неудобно было, будто я сама без рук. Отдыхайте, говорю им, потом наработаетесь, а они — нет, мама, сейчас сделаем и тогда отдохнём, ты пока посиди, или если хочешь, — говорят, запарь тесто на блины, вечером ужинать блинами будем с кислым молоком.
Ох, Ваня и хорошее же кислое молоко у меня получилось в этот раз, словно сметана. Вот вроде бы всегда одинаково делаю, а получается разное, и отчего это, даже и не знаю...
Она тем временем открыла калитку и вошла в огород, — вот, видишь Ваня, сколько травы уже наросло, а я ведь только на неделе тут полола, а она опять, прёт и прёт. Дожди, будь они неладны. Но делать нечего, кричи, но иди. – Она взяла в руки тяпку, проверила остроту и принялась за работу, — до вечера пополюсь, — прошептала она, — пока Жданку не пригонят…
— Да, совсем забыла Ваня, прохудилась твоя печка, та, которую ты из бочек сделал, прогорела, я даже расстроилась, сижу и не знаю в чём поросятам запаривать.
Там как удобно было, зерно засыпал, воды налил, и только дровишек подкидывай, да помешивать не забывай. Думала, думала и решила в хате запаривать, на газовой плите. Тяжело очень, потом Анатолий Санин приехал, привёз сварку и заварил, где прогорела. Обещал новую сгондобить, как только бочку подходящую найдёт…
— А Саня мне платье привезла в подарок, ситцевое, как раз сейчас носить, когда тепло, но пока оно новое, я в нём базарую, вчера вот, ходила за мясом и одевала.
Так знаешь Вань, Витькова Настя позавидовала, — какое платье у тебя тёть Валь красивое, такое весеннее, говорит, что даже настроение поднимается, и улыбаться хочется. Да ладно тебе, говорю я ей, скажешь тоже, весеннее, обычный ситичек. Оно у меня всё в голубой цветочек, с пуговками до самого пояса, и поясок есть, и ещё карманы. Да, — она улыбнулась, — для семечек. Не смеши меня Ваня, какие там семечки, зубов-то уже нету, иль ты забыл?
— Ого, как время пролетело, ты, что ж Вань молчишь, не подсказываешь, я так и Жданку прозеваю, уже и стадо идёт, слышишь, как наша мычит, пить хочет бедная. Я её голос, наверно из тысячи узнаю. Ладно, ты давай, отдохни немного, а я пойду нашу Жданочку встречать, сейчас я её напою да и подоить надо…
— Нууу, куда прёшь, куда, иди в стойло, там тебя вода ждёт, иди, иди милая. Умаялась бедная, жара там на лугу, и оводья поди накусали, вот так, давай, пей, пей, золотко ты моё, вот так, вот так, — она гладила корову по шее и приговаривала ласковые слова, а корова жадно глотала воду и левым глазом поглядывала на свою хозяйку, — ну, всё, хватит, хватит, давай сюда ведро, видишь, вода уже кончилась, — но корова никак не хотела отдавать пустое ведро, всё лизала и лизала его, пытаясь отыскать ещё хоть каплю влаги…
— Вот и всё Ваня, вот и день закончился, вроде и дел особых не было, но что-то умаялась я. Сейчас вот молоко остынет немного, и я его по банкам разолью, и в холодильник, а завтра утром решу, что сдать, а что себе оставить…
— А что у нас по телевизору сейчас? Какая-нибудь кино есть? Вот же время настало, двадцать каналов, запутаться можно, то ли дело раньше было, два канала и всё. Как ты в них разбираешься? Я до сих пор привыкнуть не могу, где какой. Вот где этот, как его, домашний? Ладно тебе, не усну, немного посмотрю и пойду спать. Сама знаю, что завтра Жданку рано в стадо отправлять…
— Ну, вот откуда ты знал, что я усну? И кино уже закончилось, — она зевнула и мелко перекрестила свой беззубый рот правой рукой, — ладно Ваня, — она посмотрела в тёмное окно, которое выходило на холм, где располагалось кладбище, — ладно Ваня, давай спать, спокойной тебе ночи, утром обязательно разбуди меня, Жданку проводить. Да будильник я завела, но и ты не забудь Ваня, — она выключила телевизор и пошла в свою комнату….
Автор: Николай Голодяев
