— Жрать давай! — Миша пьяно качнулся, входя в дом. -Только не надо кислых щей! Задолбала! Готовить разучилась?!
— Ты опять пьян? — Наташа смотрела на него широко открытыми глазами.
Что с ним случилось? Ведь золотой парень был. Встречались, потом свадьбу сыграли, какой село никогда не видело. Всегда заботливый, внимательный, сильный, красивый. Мечта каждой девушки.
Но едва поставили в паспорте штамп, Миша преобразился до неузнаваемости. Стал грубым, хамил ей и её родителям. Пить начал. С недавнего времени и руку прикладывал.
Родители Наташи плюнули на зятя и перестали к ним ходить в гости. Но когда у них на пороге появилась дочь посреди ночи с синяком под глазом и распухшим от слёз лицом, отец не выдержал. Он побежал на соседнюю улицу, где жили молодые, взял непутёвого зятя за воротник и хорошенько поколотил.
А на другой день, как ни в чем не бывало, Миша встал и пошёл на работу. Он работал на ферме и числился лучшим работником. В селе поначалу никто и не замечал, что парень превращается в алкоголика, тирана и деспота. А когда заметили — многие пожали плечами.
— Не обессудь, девонька. — Говорили Наташе бабы. — Судьба бабья такая. Бьёт, значит, любит.
Другие возражали.
— Да поди ж ты, любит. Разве так любят? Просто ты ему попускаешь многое. Сегодня бухает и дерётся, завтра налево побежит. Они ж, мужики, такой народ. Как кони. Не запряжёшь в оглобли — сбежит.
— Ты бы, Наташка, гнала его в шею. — Советовала лучшая подруга Таня. — Убить же спьяну может. На кой он тебе такой нужен?
Наташа утирала слезу и вздыхала. Она уже сожалела, что вышла замуж. Но ещё больше было жаль тех лет,что они встречались с Мишкой. Да и любила она его. Всё надеялась, образумится. Но Миша становился всё хуже. Стал драться чаще, по поводу и без.
Однажды, избив жену в очередной раз, Миша пьяно покачиваясь, вышел из дома. Наташа обессиленно упала на кровать. Слёзы душили молодую женщину и она дала им ход. Ревела и ревела без окончания. Потом приняла решение. Наташа взяла чемодан и начала паковать вещи, которых было немного. Взяла чемодан, оглядела дом. Вроде ничего не забыла. Чтобы не возвращаться. И тут её взгляд упал на маленькую подушку в кресле, подарок Татьяны. Наташа взяла её в руки и внезапно её что-то кольнуло изнутри подушки в палец. Наташа поставила чемодан, и пощупала то место. Там явно что-то было и это были не просто перья. Женщина взяла нож, аккуратно разрезала подушку по шву. И к её ногам выпала какая-то странная связка иголок, перьев и волос.
— Что это? — Вслух изумилась Наташа.
Она отложила подушку, наклонилась, взяла в руки непонятную связку и рассмотрела её внимательно. Иглы, связанные крест-накрест, переплетённые перьями и длинными волосами.
Наташа сложила связку в пакетик и решила посоветоваться с матерью. Она оставила чемодан и, взяв пакетик со странным предметом, пошла к родителям.
Мать даже смотреть не стала.
— Зря ты эту гадость в руки взяла! — Упрекнула она дочь. — Порчу на тебя навели. Надо срочно к бабке Прасковье идти.
Быстро собравшись, женщины торопясь, зашагали в другой конец села. Там, в одиноко стоявшем на отшибе доме, жила потомственная ведунья и знахарка Прасковья. Было ей лет семьдесят, но выглядела знахарка лет на двадцать моложе. Всю свою жизнь бабушка прожила одна, не подпуская к себе мужчин постоянно постясь.
Бабка встретила их у калитки.
— Проходите. Жду я вас. — Сухо сказала она и пропустила гостей во двор, где в центре стояли друг напротив друга две лавки, между которыми стоял деревянный столик, на котором стояла обычная поллитровая банка с солью.
Когда женщины уселись, Прасковья присела напротив них.
— Ну, выкладывай на стол, чего принесла. — Коротко бросила она Наталье. Мама Наташи, Галина Николаевна начала выкладывать на стол подарки — тушку утки, яички...
— Да не то! — Поморщилась бабка. — И этого не нужно. Пощусь я. Али не ведаешь?
Галина Николаевна, поняв ошибку, молча убрала со стола провизию. Наташа положила на стол пакет с порчей.
Бабка заглянула в пакет, прошептала заклинание.
— В подушке нашла?
Наташа кивнула, сдерживая слёзы.
— В...подушке. — Выдавила она.
— Почему подушку не принесла? Ну да ладно. Ты, девочка, не волнуйся, я помогу тебе. — Знахарка встала и пошла в дом. Вернулась через минуту со стаканом отвара. — На, попей отвара с ромашкой и чабрецом. Успокоишься. И по порядку давай выкладывай.
Наташа начала рассказывать. Как они с Мишкой встречались, как ухаживал, как изменился после свадьбы, начал пить, драться, стал груб.
— Погоди. — Остановила её бабка. — А подушку-то кто вам подарил?
— Танька, подружка. — Наташа после отвара успокоилась и немного даже расслабилась.
— Танька, говоришь?
— Танька. — Подтвердила Наташка.
— Да не могла она. — Вмешалась Галина Николаевна. — Они д как сестры родные. Всю жизнь с рождения дружат.
Бабка молча глянула на мать Натальи. Та замолчала.
— Вот что. — Нарушила паузу Прасковья. — Связка на разрушение брака. Иглы на постоянные ссоры, волосы это твои. Откель у вражины твои волосы? Пучок целый. Перья, чтоб птицей вылетела из дома мужнина. Хорошо, ключей нет. Ключ, девонька это закрытие заклятья. То есть, кромеинаславшего никто снять не сможет. Люто ненавидит тебя заклявшая. Вишь, какой грех-то на душу взяла. И пьёт Мишка твой потому что порча действует. Хорошо, что пришла. Будем снимать порчу-то. Встань-ка.
Наташа встала. Прасковья подошла к ней. Была она выше молодой женщины на голову, потому смотрела сверху вниз.
Потом она достала из кармана спички и свечу, которую сразу подожгла и поставила в банку с солью.
— Яйцо подай! — Приказала она через плечо Галине. Та снова достала яйца, вытащила одно и подала в протянутую ладонь.
Катая яйцом по лицу, волосам, макушке, затылку, лбу Наташи, знахарка бормотала:
— За морем синим на острове Буяне злат- горюч Алатырь-камень. Яйцо даю, жизнь даю. Взлети завет чёрный смертельный разрушительный птицей-вороном да лети чрез море синее на Буян-остров, превратись в змею чёрную гадкую да ползи под Алатырь-камень. Сгори чёрным пламенем в огне адовом лютом, да не возвращайся более...
Внезапно над их головами пролетел чёрный ворон. Знахарка подняла раскрытую ладонь и подхватила плавно опускавшееся чёрное перо птицы. Протянув перо к свече, она подожгла его и бросила наземь. Через секунду перо сгорело до основания.
— Плюнь! — Указала знахарка на пепел, лежавший на земле. Наташа плюнула.
— Растопчи его! — Приказала Прасковья.
Наташа одной ногой наступила на пепел и покрутила стопой.
— Как топчет страдалица пепелище от порчи лютой, так пусть затопчет хворь ответная наславшую порчу! Небо — замок ключ — язык! Аминь! — Громко объявила ведунья.
— Садись, девонька. Всё. Осталось только дело за малым. Этот пучок уже не принесёт вреда. Но сегодня в полночь зарой его на перекрёстке четырёх дорог. А подушку сожги сверху. За домом вашим такой перекрёсток есть. Будешь закапывать — скажи: — « Сгинь оружие чёрное, не принесешь вреда ни малому, ни большому». И уходи, не оглядываясь, оттуда. Оглядываться нельзя, запомни! А опосля надо в храм сходить, исповедоваться и причаститься. Магия, она Богу неугодная, грех это. И наблюдай. Кто из девок в селе зачахнет та и наслала порчу. Пойдёшь к ней проведывать, хлеб испеки, подай ей в руки и скажи громко: «Простила!». Поняла? Ну всё. Ступайте с Богом. И подарки свои заберите, не нужно этого. А ты, Наталья, к мужу возвращайся, увидишь результат.
В тот вечер Миша пришёл домой трезвым. Как-то ласково взглянув на жене, он с удовольствием поел борщ и жареный картофель. На удивление, он был нежен и ласков. Притянув к себе Наталью, он чмокнул её в щёку.
— Зовут мужики сегодня, значит, после работы самогонки попить. — Рассказал он. — А у меня отвращение к ней. Не пойму, что так. И как захотелось мне домой, что даже бежал. Бегу, а по дороге думаю, сколько ж зла тебе причинил, родная! Зверем диким был. Прости уж.
— Прощаю! — Наташа улыбнулась и поцеловала небритую щёку. — Ой, колючий, как поросёнок! Ты побрился бы что ли!
Наташа закопала связку на перекрёстке, как советовала знахарка. И ушла, не оглядываясь...
Жизнь наладилась. Мишка перестал пить, и к жене и к её родителям стал относиться как и до свадьбы уважительно и по доброму.
Вскоре по селу пронеслась новость. Светка — парикмахер заболела сильно. Её и в город родители возили, и Прасковью звали. Но никто помочь не мог. Прасковья закрылась с больной в комнате, побеседовала, дала отвару и ушла. После отвара больной стало немного легче.
Наташа, узнав о беде Светки, старой приятельницы, всё поняла. Она испекла хлеб и пошла к ней проведывать.
Войдя в комнату, она достала хлеб, протянула больной:
— Прощаю! — Громко объявила Наталья.
Когда хлеб оказался в руках Светки, бледность сошла с её лица и кожа на щеках стала розоветь.
— Ты прости меня. — Сказала Светка. — Это я порчу наслала. Ненавидела тебя за Мишу. Нравился он мне, ох, как нравился! Но женился на тебе. Вот и зашила в подушку связку. Ты ко мне укладывать волосы приходила перед свадьбой. Я и отрезала клок. Поехала в город к ведьме одной, та и наложила порчу, связку сделала. А потом я зашила в подушку и Таньке отдала, чтобы она тебе подарила от себя. Прости, Наташа, грех мой.
Всё это говорила парикмахер, держа в руках хлеб. Внезапно булка стала темнеть. Вскоре в руках больной был полностью чёрный хлеб. Наташа раскрыла пакет.
— Брось сюда. — Сказала она.
Светка бросила батон в пакет, отряхнула руки и встала. С того дня она пришла в себя. Наташа ушла с чувством какой-то брезгливости и полного удовлетворения. Пакет с хлебом она сожгла за селом.
Со Светланой Наталья больше не общалась. Вскоре та уехала в город и никогда в село не возвращалась.
Наташа и Миша до сих пор живут в любви и преданности. Пожалуй, не найти в округе более счастливой семьи. Дочь свою они назвали Прасковьей.
