— А с чего это я должна за ним ухаживать?
Тамара стояла, руки в боки, и презрительно смотрела что на Ольгу, что на отца.
— Ну наверно, с того, что это твой отец...
— Ха, отец! А какая мне польза от этого отца? Это я должна сейчас все бросить и засесть дома, чтобы выносить за ним горшки и грязное белье стирать? Нет уж, мне такого счастья не надо! Если тебе он нужен, сама смотри за ним, ты же всегда была лохушка!
Тамара усмехнулась злобно и продолжила:
— Тем более сейчас ты можешь ему отплатить за всё! Признайся, ведь хочется отомстить? И за слова обидные, и за побои... Вот тебе и случай, он теперь не страшный, а жалкий, даже постоять за себя не может, пользуйся моментом!
Быстро подошла к Максиму и прошипела ему в лицо:
— А ты узнаешь, что такое унижение и боль!
Развернулась и вышла из палаты, не прощаясь ни с кем.
Ольга с Максимом остались в палате одни. Оба молчали, погрузившись в воспоминания тридцатилетней давности.
Папа у Оли исчез, когда девочку только привезли из роддома, не выдержал «радости отцовства». После этого они долго жили одни. И вот наконец в доме появился мужчина — Максим. Восьмилетняя Оля была счастлива, что у нее тоже есть отец, что она больше не услышит обидное слово «безотцовщина», что есть кому защитить ее и маму.
Первое время так оно и было. Максим их называл «мои девочки», покупал подарки. Но родилась Тамара, и Оля резко превратилась из «дочки» в «твою дочь», а потом и в «твое отродье». Она начала мешать, стала лишней для отчима, который даже запретил называть его папой, только Максим Андреевич. Оля не понимала, что случилось, в чем она провинилась. Она любила сестренку и не могла представить, что именно из-за нее (родной крови, как с гордостью говорил Максим) отчим так изменился.
«Она не оправдывает свое содержание! Нам деньги нужнее для Тамары, это моя родная дочь!» — кричал однажды вечером Максим, когда Оля нечаянно порвала платье, играя на улице. И ударил девочку по лицу. Мама бросилась к плачущей девочке, а отчим вышел из комнаты, бросив жене: «Надо ее деть куда-нибудь, пусть живет хоть у твоей матери».
И Оля полтора года жила у бабушки, пока она не умерла. Потом пришлось вернуться к матери с Максимом. Она стала служанкой в родном доме. Смотрела за сестренкой, убиралась, стирала, готовила. Отчим же все время напоминал ей, что кормит ее из жалости, потому что она ему никто — только падчерица, нагулянная матерью неизвестно от кого. Не стеснялся ударить Олю, если что-то ему не нравилось.
Мать не могла защитить ее, она как-то резко превратилась в тихую забитую женщину, боящуюся поднять на мужа глаза.
Но однажды классный руководитель Оли, тогда уже восьмиклассницы, увидев синяк на ее руке, подняла шум. Отца с матерью вызвали в школу, куда пригласили и председателя сельсовета. И было сказано, что если побои продолжатся, школа подаст в суд на лишение родительских прав, причем в отношении обеих дочерей, хотя маленькая Тамара жила, как принцесса. Но директор школы сказала, что родители воспитывают ее неправильно, унижая и избивая при ней старшую дочь.
Придя домой, Максим выместил всю свою злобу на жене, избив ее почти до потери сознания. Но бил ее не по лицу и рукам, а по туловищу, где синяки и кровоподтеки не были видны. В этот вечер Оля решила, что уедет учиться сразу после девятого класса и больше сюда не вернется. А до этого будет терпеть все, что угодно, только чтобы отчим больше не избивал маму.
И действительно терпела. Молча, стиснув зубы. Никому ни разу не пожаловалась. В школе решили, что положение в семье улучшилось, ведь синяков больше не было видно. А то, что удары теперь приходились чаще по почкам, Оля молчала.
Уехав в город, девочка поступила в строительное училище. Потом устроилась на работу там же в городе, жила с двумя такими же девушками в общежитии. Набравшись кое-какого опыта, начала подрабатывать ремонтом квартир. Практически без выходных, работая по 12 часов в сутки, Оля заработала на собственное жилье. За свою двухкомнатную квартиру она выплатила последний взнос в прошлом году. И почти сразу забрала к себе мать, у которой отнялись ноги после инсульта.
А теперь паралич разбил отчима, который лежит в постели и даже говорить не может. Только что родная доченька Тамарочка отказалась забирать его из больницы. Тамарочка — родная кровь, Тамарочка — принцесса, красавица и умница. Тамарочка выросла такой же жестокой, как и отец. И когда ее обеспеченной и беззаботной жизни могла помешать болезнь отца, она с легкостью отказалась от него.
Максим же лежал и думал о том, как несправедлив был он когда-то к маленькой беззащитной девочке Оле, которая так радовалась появлению у нее отца. А теперь он даже не знает, чего боится больше: что его оставят здесь, а значит, отсюда прямая дорога в дом престарелых, или Оля заберет его домой и будет там мстить за свое поруганное детство, пользуясь его беспомощностью...
— Ладно, будем собираться домой. — Ольга подошла к отчиму. — Будете жить в одной комнате с мамой. Буду ухаживать за вами, пока Тамара не одумается, если, конечно, она одумается. Но только ради мамы, которая вас все еще любит, несмотря ни на что. Но, Максим Андреевич, — Ольга посмотрела на отчима строго и серьезно, — если вы позволите себе хотя бы словом, хотя бы взглядом ее обидеть, я вас просто выгоню из дома. И мне будет абсолютно все равно, как и куда вы пойдете.
Максим быстро закивал головой, соглашаясь.
Ольга забрала его домой, устроила рядом с мамой. Конечно, получилось тесновато из-за двух кроватей, но они не жаловались. Мама уже потихоньку передвигалась по дому, днём чаще находилась на кухне. Она могла покормить Максима, принося еду из холодильника на столике с колесами. Ольга же вечерами готовила еду на следующий день, потом мыла отчима, делала ему массаж от пролежней, меняла бельё. Дело пошло легче, когда наконец Ольга купила стиральную машину-автомат.
Как-то заявилась Тамара. Максим обрадовался, думая, что дочь приехала за ним. Ему было неудобно жить у Ольги, несмотря на то, что она больше не напоминала ему о прежней жизни и о своих обидах. Относилась к уходу за ним так, как к работе, добросовестно и без особых чувств.
Но Тамара к нему и не заглянула. Посидела на кухне с матерью и сестрой. А перед уходом сказала:
— Да сдайте его куда-нибудь, что мучаетесь? Он бы вас не пожалел...
Максим весь сжался, ожидая решения Ольги. А она только спросила:
— Как ты можешь так говорить? Тебя-то он всегда любил, никогда не обижал...
— Знаешь, я всегда представляла себя на твоём месте. Не когда была маленькая, а когда уже подросла. И пришла к выводу, что мне просто повезло родиться его родной дочерью. Всегда боялась, вдруг я окажусь хуже тебя хоть в чем-то. Тогда он и меня может бить, ругать, оскорблять. Этот страх сидит внутри меня до сих пор, он и меня лишил радостного детства... И я тоже постаралась быстрее уйти из дома, побыстрее вышла замуж. Всё время боялась, что муж окажется таким же, как он... Мне очень повезло, муж меня любит, ни разу не обидел. А этого я и видеть не хочу.
Максим не мог сдержать слез. Только сейчас до него дошло, что он испортил жизнь обеим, не только падчерице, но и родной дочери. Хотел бы броситься на колени перед ними, вымаливать у них прощение, но ни ходить, ни говорить он уже не может. Только слезы текли, не останавливаясь, как когда-то из глаз маленькой Оли. Он узнал, что значит, когда тебя предлагают выкинуть, как ненужную вещь. И боялся больше всего, что она тоже сейчас от него откажется...
