Дождь заливал маленькое вздрагивающее тельце. Люди проходили мимо котенка. Они не слышали его крика. Слишком силён был дождь. А если бы и услышали? Разве не прошли бы они мимо?..
Дождь заливал осенний город. Серое небо, серые люди в серой одежде, серые мысли. И лужи, бесконечные, необъятные, в которых отражалось плачущее небо. Небо плакало, и плакали ангелы.
Их слёзы, горючие, как огонь, и тяжелые, как свинец, падали на людей, проникая через зонты, плащи и капюшоны. И люди останавливались, удивлённо оглядываясь. Они опускали зонты и капюшоны. Им казалось, что кто-то позвал…
И голос... О, Господи, этот голос. Такой близкий и такой знакомый. Будто родной, любимый и забытый человек, вдруг промелькнул… и исчез.
Но в следующую секунду они опять кутались в плащи и прикрывались зонтами. И бежали, бежали, бежали. Как будто сама смерть гналась за ними. А холодные капли, падающие с неба, шептали:
“Нет надежды... Нет…”
И лужи отражали перекошенный лик судьбы.
Маленький котёнок, совсем недавно начал есть то, что приносила ему мама-кошка. Совсем недавно. Он был очень голоден. Очень. И жалобно мяукал, но мама…
Она ушла давно, с самого утра. Раздобыть для себя и единственного выжившего котёнка немного еды.
Вот только машина, большая, черная и мокрая от холодного осеннего дождя, не свернула в сторону. Водитель не захотел въезжать в большую лужу, и малыш остался без своей кошки-мамы…
Он не знал этого, и ему казалось, что кто-то там, за окном его подвала, что-то шепчет. Может, он знает, может, он скажет, где мама и когда она придёт?
И котенок пополз вверх, по наклонной, бетонной дорожке, ведущей из глубины подвала к разбитому окну, из которого дул холодный ветер. Мама в один прыжок могла преодолеть этот бесконечный подъём, но он...
Полз, полз и полз. Ведь где-то там была мама. И может, она его звала. И он сумел, выбрался из тёплого подвала на промозглый ветер.
“Нет надежды... Нет…” — шептал дождь, заливая маленькое вздрагивающее тельце. Люди проходили мимо. Они не слышали его крика. Слишком силён был дождь. А если бы и услышали? Разве не прошли бы они мимо?
А она не прошла. Маленькая девочка в красном плащике, как одно единственное яркое пятно в сером сумраке города. Среди пиков серых небоскрёбов, тянущих свои руки к небу.
Она присела и подняла маленькое и почти безжизненное тельце.
— Брось. Брось! Разве ты не видишь? Он умер давно. Сейчас же брось его! — крикнула мама, державшая над головой большой черный зонт.
Но девочка знала совершенно точно:
— Нет! Нет!!! Он жив! И я заберу его! Ты не смеешь бросать его тут!!!
Она закричала так, что мама запнулась, и перед её глазами вдруг всплыло старое, очень старое воспоминание...
Как она когда-то так же точно просила свою маму, и та не разрешила ей. И как она потом долгими ночами плакала и просила прощения у того котёнка, который остался один среди ночи и дождя.
И тогда мама подошла к дочке и спокойно взяла из её рук маленькое, безжизненное тельце.
— Идём домой, доча. Идём, — сказала она вдруг совершенно спокойно, — Конечно же, я не брошу его.
И они пошли к подъезду...
А дома мама помыла малыша тёплой водичкой и протерла полотенцем. Его сердечко билось еле-еле, и тогда она взяла маленькую бутылочку, наполнила её тёплым молочком, а на горлышко натянула резинку от пипетки и сделала в ней дырочку. Мама вставила соску в рот малышу и стала осторожно нажимать на резинку.
Сперва теплые капли молока вытекали наружу, но через минуту тельце серого котёнка дёрнулось, и он судорожно стал пить, задыхаясь и не открывая глаз.
— Ну и слава Богу, — произнесла мама, — Будет жить, вЫходим, — сказала она дочке.
И та, привстав на цыпочки, поцеловала маму и прошептала:
— Мамочка. Я очень люблю тебя. Ты у меня самая хорошая.
А потом потянулись длинные дни и недели, когда мама носила рыжего малыша, а он оказался именно рыжим, когда с него смыли всю грязь… Носила его в правом кармане своего старого и тёплого шерстяного халата.
Она время от времени опускала руку в карман и гладила котенка, а он покусывал её пальцы, и маме становилось хорошо. Она доставала его и кормила понемножку молоком из сосочки, а позже он перешел на блюдечко с детской смесью, и рос.
Рос, рос, рос… Так, будто очень спешил...
По ночам он спал только с мамой, забираясь ей на голову или шею, и она очень боялась повернуться на другой бок. Но днём...
Он не отходил от своей спасительницы, будто понимал, благодаря кому остался жив. И между ними установилась невидимая нить. Тонкая и звенящая, как струна. Стоило девочке только посмотреть на рыжего котика, и тот всё понимал без слов, а вскоре...
Наступила весна. Как-то ранним утром мама открыла окно. И рыжий кот вдруг проснулся от знакомых звуков. Будто кто-то шептал какие-то знакомые, но давно забытые слова…
Он вспрыгнул на подоконник. За окном шел весенний, лёгкий дождик. И солнце улыбалось, а на деревьях распускались первые листочки.
Девочка подошла и посмотрела на котика.
— Куда ты смотришь? — спросила она его. — Куда? Ведь там никого нет. Только дождь. Обычный противный дождь. И нельзя пойти на улицу гулять.
Рыжий кот взглянул на неё удивлённо. Разве она не слышит? Разве не слышит? Ведь так явно и так громко дождь говорил:
“Я знаю тебя. Я знаю. Знаю… Ты надежда… Надежда… Надежда…”
Рыжий котик улыбался. Тёплые капли разбивались о подоконник и падали ему на лапы.
— Он говорит, — сказал рыжий котик девочке, — дождь говорит со мной. Он говорит о надежде. Разве ты не слышишь?
Девочка посмотрела на кота, а потом на дождь, ливший за окном, и прислушалась. И тут же тысячи звуков, тысячи незнакомых звуков, шорохов и рассказов наполнили её голову.
— Ух ты! — восхищённо прошептала она. — Вот это да…
И прижала к себе влажного рыжего котика.
А мама смотрела на них из глубины комнаты и улыбалась. Она вспоминала свою маму. И просила у неё прощения.
За всё.
Автор: Олег Бондаренко
