Не зови меня мамой, доченька

Катя стояла возле ограды, поеживаясь от холодного осеннего ветра. Ограда разделяла Катин мир на две части... Там где стояла девочка, мир был пока ещё чужим и пугающим, но довольно таки чистым и сытым, со звонкими детскими голосами.

На другой стороне, мир был конечно привычным, но холодным и голодным, с пьяными лицами, матом и слезами. Катя ещё не могла понять где ей лучше.

Здесь, в интернате, с доброй поварихой тётей Галей и новой подружкой Маринкой, или там, в полусонном городе, рядом с почти всегда пьяной мамой. Хорошо что интернат находился не далеко от дома где жила Катя, и иногда девочка могла увидеть свою маму.

Наверно пол города знало Катину маму, алкоголичку со стажем. Её пьяный крик можно было услышать и днём и ночью. Многие жалели пьяную женщину, досталось ей в жизни, никому не пожелаешь такой судьбы. Но и девочку жалко, как ей жить с такой мамашей.

Вот и определили Катю в интернат, лишив мать родительских прав.

А мать по моему и не заметила что Кати нет рядом. Когда она трезвой то была, теперь и не упомнишь.

Катя стояла возле ограды в ожидании мамы. Мама каждое утро ходила по одной и той же дороге, в одно и тоже время к открытию магазина. Там работал грузчиком дядя Миша, который снабжал Катину маму дешёвым зельем. Утром мама шла к дяде Мише, а вечером дядя Миша шел к маме.

Катя увидела знакомую, ссутулившуюся фигуру. Это была мама. Она шла пошатываясь, ни чего и ни кого вокруг не замечая. Видно было, что женщине очень плохо.

— Мама, — закричала Катя.

Мать вздрогнула, остановилась, но не стала смотреть в Катину сторону. Постояв несколько секунд мать прибавив шагу скрылась за углом.

У Кати потекли слёзы. Катя их вытирала, вытирала, а они всё текли и текли.

Катя вспомнила их последнюю встречу. Это было месяца два назад. В тот день мама почему-то была трезвой. В тот день мама подошла к ограде где стояла дочь. Катя смотрела на заплаканные и опухшие мамины глаза, дрожащие руки, и не могла поверить, что это и есть её мама. Мама, которая ещё несколько лет назад, когда был ещё жив папа, была молодой и красивой. Хоть Катя была ещё совсем маленькой, но она хорошо помнила то время. Помнила то светлое и чистое.

— Не зови меня мамой, доченька. Не надо. Забудь про меня. Тебе здесь будет лучше, — сказала мать, развернулась и пошла.

— Почему, мама, — заплакала девочка, — Мама.

Мать ещё больше ссутулившись, ещё больше постарев, не оглядываясь ушла.

Прошло двадцать семь лет. Вера Ивановна, так звали Катину маму, жила всё в той же одинокой, холодной однушке, но уже не пила. Много лет назад, находясь между жизнью и смертью, что-то вдруг щёлкнуло в её голове, и она будто в другом мире оказалась. В трезвом мире. В мире, в котором у неё была дочь.

Только дочь она так и не нашла. К тому времени Катя вышла замуж и куда-то уехала. Никто толком и не знал, как сложилась судьба Кати.

Вера Ивановна теперь часто сидела возле церкви. Хоть кто-нибудь да подаст, на хлеб с молоком. Ну а что делать. На работу её никуда не брали. Кому нужен инвалид, без стажа. Да к тому же бывшая алкоголичка. Ведь бывших алкоголиков не бывает. Мало ли что. Да и возраст уже не тот.

Тут вот ещё какое дело. Последнее время, два раза в неделю женщина какая-то к ней подходит. Оставит пакет с продуктами, разворачивается и бегом назад откуда пришла. Ни разу слова не сказала, и в глаза не смотрит. Вера Ивановна пробовала с ней заговорить, узнать кто она, и спасибо сказать. Но женщина будто и не слышит. Поставила пакет и ушла.

Сегодня женщина эта должна придти. Она всегда в субботу приходит. Сегодня Вера Ивановна проследит за ней. Так она решила. А вот и женщина.

Женщина поставила пакет возле Веры Ивановны, развернулась и стала уходить. Вера Ивановна за ней. Еле поспевает.

Минут через двадцать женщина вошла в подъезд старого, двухэтажного дома. Вера Ивановна за ней. Чуть не задохнулась пока догоняла. А вот и квартира, в которую вошла женщина.

Вера Ивановна поискав звонок и не найдя, тихо постучала. Дверь открыла та самая женщина.

— А, это вы, — нисколько не удивившись говорит женщина, — Проходите.

— Я хотела вам спасибо сказать, — переступая порог виновато говорит Вера Ивановна, — а вы не разговариваете даже...

— Вам туда, — перебив её, показала женщина на дверь спальни.

Вера Ивановна с каким-то тяжёлым предчувствием подошла к спальне и осторожно толкнула дверь.

Там, в глубине комнаты, на кровати лежала её Катя. Её повзрослевшая дочь.

— Мама?- удивилась Катя, — Ты как здесь?

У матери поплыли стены и потемнело в глазах. Сердце едва билось. Она ухватилась за дверь чувствуя, что ещё секунда и она провалится в черную бездну, как у неё иногда случалось.

— Марина, — крикнула Катя, — Помоги маме. Маме плохо.

Марина подхватила Веру Ивановну и усадила в кресло, рядом с кроватью дочери.

— Доченька, — чуть слышно, держась за грудь прошептала мать, — Значит это ты? А я пробовала тебя искать, но...Видимо плохо искала. А ты здесь, рядом. А где муж? Я слышала ты замуж вышла и уехала?

— Всё было мама. Всё было. Да ничего не осталось. Нет у меня теперь ни мужа, ни ног. В аварию мы попали, Одни стены теперь, да ты, где-то там далеко. Живу теперь у подруги, Маринки. Вот попросила Марину тебе иногда продукты носить. Знаю что трудно тебе приходится.

— Доченька. Милая моя. Если ты только разрешишь...если ты только согласишься...Мы бы вместе теперь. Проживем как нибудь. Ведь не зря Бог нас снова соединил.

— Да конечно вместе, мама. Придумаем что нибудь. Вон и Марина с нами. Правда Марина?

— Конечно Катюша, — вытирает слёзы подруга.

Три женщины обнялись. Три души соединились. Они долго плакали, а потом смеялись вспоминая прошлое, а потом снова плакали...