Эту историю рассказала общительная женщина, с которой мы вместе ехали в одной маршрутке в Алушту. В разговоре она упомянула бабушку Фатиму. Заметив моё удивление, светловолосая синеглазая Оля улыбнулась и сказала:
— Да-да, вы не ослышались, именно Фатима. Бабуля — крымская татарка, мой дед ей жизнью обязан. Если бы не она — кто знает, что с ним стало бы и каким бы он вырос.
И я с интересом стала расспрашивать.
…В довоенные годы в одном селе близ Алушты жила большая дружная крымско-татарская семья. У молодых супругов Асана и Фатимы подрастало трое ребятишек — шестилетняя Реяна, пятилетняя Эльзара и четырёхлетняя Севиль. Рядом с ними стоял домик соседей — Анны и Петра Екимовых, сынишка которых, босоногий Тимофей, частенько прибегал поиграть к своим подружкам. Было ему в ту пору около трёх лет, соседи на свой лад звали его Тимуром.
В те годы люди, особенно в сёлах, не делили детей на своих и чужих. Все они были общими. Каждая мать старалась приветить соседского ребёнка — и вкусненьким угостить, и по голове погладить.
А уж забавного вихрастого Тимошку семья Алиевых и вовсе считала за своего — собственного-то наследника Бог не дал, одни дочери в семье.
Так бы и жили соседи дальше, не тужили, да нежданно пришла беда. Рожая второго ребёнка, Анна умерла, спасти не сумели обоих. Обезумевший от горя отец не находил себе места, дневал и ночевал на сельском кладбище на могиле Аннушки.
Стоял морозный февраль, Пётр же ходил на погост, не особо заботясь о том, тепло ли одет. Тяжёлое воспаление лёгких встретил с облегчением: жизнь без Анны была лишена смысла. В одну из ночей Пётр ушёл вслед за Анной, оставив маленького Тимошку круглым сиротой.
Родни у супругов не было, и единственное, что ждало ребёнка, — это детдом.
— Тимурчика никому не отдам, — твёрдо сказала Фатима, — это сын наших дорогих соседей, а значит, и наш сын тоже. Воспитаем как своего, ничего, где трое — там и четвёртому место найдётся.
Бедно жила семья Алиевых, но любви и ласки у родителей с лихвой хватало на всех детей.
С началом Великой Отечественной отца семейства забрали на фронт. Первое время жена и дети исправно получали весточки, радуясь, что папка жив-здоров, отважно бьёт фрицев. Все надеялись, что совсем скоро наши разгромят гитлеровцев и с победой вернутся домой.
Однако враг оказался силён, и надежды таяли с каждым днём. В один из дней на тихую окраинную улочку принесли похоронку. Собрав остатки воли в кулак, заплаканная Фатима буквально заставила себя вернуться в повседневную жизнь — детям как никогда была нужна её забота.
Тимофей, потеряв второго отца, не отходил теперь от матери ни на шаг: вглядывался в её лицо, ловил малейшее движение. Чуткое сердечко трепетало от боли и сострадания к этой враз постаревшей женщине, глаза которой не просыхали от слёз. По ночам, крепко прижавшись к маме, приёмный сынок слышал, как сотрясалось от рыданий её худенькое тело. Но натруженные руки, годами не знавшие покоя, продолжали нежно гладить сыночка по голове, шептать ему на ушко ласковые, ободряющие слова:
— Мы справимся, родной, всё будет хорошо!
В мае 1944-го в дом пришла новая беда: ранним утром крымских татар вывели во дворы и приказали собрать весь скарб. Впереди были долгие годы депортации.
Десятилетнего Тимофея, русского по национальности, Фатиме не отдали. Сцена прощания была настолько душераздирающей, что даже конвоиры отводили в сторону глаза, дав матери возможность попрощаться с сыном. Обессилевшего от слёз мальчишку вырвали из её рук буквально силой.
— Мама, мамочка моя, не оставляй меня! — захлёбываясь от плача, Тимошка бежал вслед за грузовиком, увозившим мать и сестёр в неизвестность. В маленькую жизнь ребёнка вновь пришло большое, недетское горе.
— Тимурчик, жди меня, родной, мы обязательно вернёмся, помни, что я тебя очень люблю! — рыдала Фатима, к платью которой тесно жались насмерть перепуганные девчонки.
Возвращение затянулось на десятилетия. В Узбекистане Алиевым пришлось всё начинать с нуля. Горя, выпавшего на долю этой молодой женщины, хватило бы не на одну книгу. Но с Божьей помощью и при поддержке местного населения осиротевшая семья потихоньку наладила жизнь. Фатима устроилась на швейную фабрику, дочки пошли в школу. Осенью все вместе собирали в колхозе хлопок.
Но не было ни одного дня, ни одной ночи, чтобы мать не вспомнила о своём сыне. Мысли о том, где он, что с ним, продолжали терзать измученное сердце.
Ни на минуту не забывал о маме и сёстрах и Тимофей, которого сразу же определили в детский дом. В родное село он вернулся несколько лет спустя — когда возмужал и вырос. Парнишке пришлось самостоятельно обживаться в опустевшем доме. Со временем освоил строительную специальность, построил много домов своим землякам, позже женился на хорошей девушке, с которой познакомился ещё в детдоме. Люба знала, сколько горя выпало на долю её супруга, да и сама она настрадалась не меньше — родители погибли в войну.
В особо тяжёлые минуты она, как когда-то это делала Фатима, гладила Тимошу по голове и говорила:
— Мы справимся, родной, всё будет хорошо. И мама к нам обязательно вернётся.
Пролетели годы. Дочери Фатимы вышли замуж, создали свои семьи, подарив бабушке долгожданных внуков. В конце 80-х многие крымские татары начали возвращаться домой, в родной Крым. Сердце матери рвалось туда с неистовой силой, ведь оно продолжало жить надеждой на встречу с сыном.
В конце жаркого узбекского лета большая семья собралась на совет. Дочери с зятьями приняли решение: едем! Вот только куда? Собранных денег едва хватало на сельский домик в степном Крыму — изрядно потрёпанный временем и давно не знавший ремонта.
— Ничего, справимся! — сказала Фатима. — И не такое переживали, Всевышний нас не оставит, с Его помощью всё преодолеем.
Первые месяцы ушли на благоустройство и привыкание к новой жизни. Но дети и внуки знали: матери очень хотелось поехать в Алушту, в родное село, к своим истокам. Туда, где она оставила сына. Расспросить, узнать, что стало с её любимым мальчиком.
И вот старшая дочь Реяна с мужем Сервером попросили соседа, имевшего старенькие раздолбанные «Жигули», отвезти их в Алушту — подарить маме встречу с прошлым. Фатима едва дожила до утра — нестерпимо болело сердце, ведь впереди опять ждала неизвестность.
Чем меньше километров оставалось до родного села, тем неспокойнее вела себя старая женщина. Реяна, прижав её к себе, успокаивала как могла.
Вот уже и родные пейзажи Алушты, знакомые места. Машина свернула на узкую улочку, впереди показался дом. Но Фатима его не узнала. Вместо маленькой мазанки стояло крепкое просторное строение, огороженное красивым забором.
— Пустят ли нас во двор новые хозяева? — робко спросила она у зятя, с надеждой посмотрев ему в лицо. — Мне бы только воздухом родного двора подышать, спросить, знают ли они хоть что-нибудь о Тимуре.
— Не волнуйтесь, мама, думаю, нам не откажут, — ответил Сервер.
Еле-еле передвигая ослабевшие ноги, поддерживаемая с обеих сторон, Фатима подошла к калитке. Реяна нажала на кнопку звонка, где-то в глубине двора раздалась заливистая трель.
Любаша, готовившая обед, выглянула в окошко.
— Тимош, там люди какие-то стоят, а у меня руки в тесте, выйди, пожалуйста, к ним сам, — обратилась она к мужу.
Тимофей Петрович, сняв с переносицы очки, отложил в сторону газету и отправился во двор. Распахнул калитку, вгляделся в лица — и буквально остолбенел. На пороге стояла его мама, мамочка, мамуля! Конечно, она постарела, да ведь и он уже давно не мальчик. Но он не мог не узнать её, образ матери навечно запечатлелся в его сердце.
— Тимурчик, родной! — на всю округу раздался крик старой женщины. — Хвала Аллаху, ты жив, мой мальчик!
Тимофей, плечи которого затряслись от рыданий, опустился на землю и крепко обнял колени старушки.
Навзрыд плакали все — Реяна и Сервер, пожилой водитель-сосед, Любаша, прибежавшая на крики и сразу осознавшая, что произошло.
— Добро пожаловать в дом, гости дорогие! — первой оправившись от слёз, гостеприимно пригласила Любаша.
— Мама, познакомься, это ещё одна твоя дочь, Люба, — Тимофей подвёл супругу к Фатиме.
— Ну, здравствуй, девочка моя, — обняла и расцеловала Любу Фатима.
Женщина, с малых лет не знавшая родительской ласки, прижалась к матери мужа и снова заплакала.
Позже, когда все вдоволь наговорились друг с другом, расспросили о житье-бытье, насмотрелись на фотографии детей и внуков, а гости собрались ехать обратно, Тимофей с твёрдостью в голосе сказал:
— Реяна, вы как хотите, но маму я не отдам. Она останется у нас, в своём доме — с моей семьёй, моими детьми и внуками. Слишком долго я её не видел. Да и стара она жить в степи, в неприспособленном доме — впереди зима, а здоровье у неё слабое. Со своей стороны, с ремонтом вам обязательно помогу: я же строитель, как и двое моих сыновей. И запомните: наш дом всегда открыт для вас, вы — моя семья на всю оставшуюся жизнь.
— Бабушка прожила у нас более десяти лет, — с теплом вспоминает Ольга. — Мы её очень любили, а дед Тимофей и вовсе пылинки сдувал. По вечерам они наговориться не могли: вспоминали прошлое. Бабушка научила меня шить, вышивать, готовить татарские блюда. А самое главное — научила любить. Через годы, через расстояния, наперекор всему.
Нам всем её очень не хватает. Но благодаря ей у нас теперь такая большая и дружная семья, и хотя мои замечательные тётушки Реяна, Эльзара и Севиль, к сожалению, тоже ушли из жизни, но остались их дети и внуки.
И как бы каждый из нас ни был занят, в день рождения бабушки мы собираемся вместе, и в бабушкином доме вновь многолюдно и шумно, пахнет пловом, чебуреками и кубете, и мы с теплом и любовью вспоминаем, каким удивительно душевным и добрым человеком она была…
