Я варю варенье в большой кастрюле, помешиваю деревянной ложкой, снимаю пенку. В этом какое-то колдовство, что-то от детства и старости одновременно. Моя бабушка любила вишню, сочную сладко-кислую ягоду. Три вишнёвых дерева росло в нашем саду. Одно было огромным. Дед приставлял к нему большую лестницу, мне давали бидон на шнурке (он вешался на шею), и я забиралась на самый верх, где вишня была особенно спелой и крупной. Две в бидон, одну в рот; две в бидон, одну в рот... И обязательно серьги из спаренных ягод. Они закладывались хвостиками за уши, но потом всё равно съедались...
Я варю варенье и вспоминаю, как бабушка вытирала мокрые руки о передник, посыпала вареники сахаром, поливала сметаной и выносила большую миску во двор, где целая кучка детворы строила шалаш за дедовским сараем. Мы мыли руки прямо тут во дворе, водой из шланга. Дурачились, брызгались, хохотали.
Вареники с вишней!
Тогда казалось, что ничего вкуснее на свете нет! Сладкий сок стекал по рукам до самых локтей, липкие пальцы, сметана на подбородке. Хватали по два, по три, всё боялись, что не хватит.
– Не торопитесь, не испачкайтесь, – говорила бабушка. – У меня там ещё много!
Мы торопились, пачкались, обжигали губы.
О чём мы тогда говорили, что обсуждали?
Кажется, всё это было не со мной, не с нами, в какой-то прошло-вечной жизни...
...Я варю варенье и думаю о том, как удивительна жизнь, как быстротечна. Как недостаточно мы любим друг друга. Как бываем невнимательны, как озабочены ничего не значащими вещами...
И здесь должен быть какой-то вывод, какая-то мораль.
Но ничего такого у меня нет.
У меня есть кастрюля вишни, тёплый июльский вечер и сердце, полное нежности и благодарности.
Елена Касьян
