Дорога вилась меж кустов и деревьев, и казалось, что уходит все дальше и дальше в густые дебри. Иван невольно нагибал голову, как будто ветви деревьев могут задеть голову внутри салона его Пежо. Он вглядывался вдаль, пока наконец не увидел сквозь густые заросли эту заветную избушку.
Но тут резкая боль привычно скрутила все внутри в тугой жгучий узел. Иван резко затормозил и вышел из машины. Ему осталось совсем чуть-чуть, можно уже и пешком дойти, лишь бы боль отступила. А пока он стоял скрючившись, обхватив живот руками. На лбу выступил пот и тек в глаза.
Наконец огненный жгут ослаб, и Иван выпрямился. Подступила тошнота, но это было уже не так страшно, как боль. Мужчина сделал глубокий вдох-выдох и направился к избушке, разгребая ветви колючего кустарника.
«Хорошо хоть не на куриных ножках», — мелькнула у Ивана мысль, когда он подошел к входу над нависшей крышей, заросшей мхом.
— Входи, входи, касатик, чего встал, как неродной? – услышал он старческий хриплый голос и несмело вошел внутрь.
Сумеречная темнота и запах жженных свечей окутали его, а мимо пронесся огромный черный котяра и с громким мяуканьем выбежал наружу.
Иван застыл в дверях, пытаясь разглядеть, кто с ним разговаривает. Но увидел лишь темный силуэт старухи с космами. Она, похоже, сидела на высоком табурете и так, сидя, и разговаривала с ним.
Он вежливо поздоровался, на что она хрипло засмеялась и сказала:
— Не надо мне твое «здрасти-мордасти». Вижу, не приветствовать меня пришел. Да еще ее с собой притащил.
Иван невольно оглянулся.
— Не пялься по сторонам, не увидишь. Стоит понурая смертушка твоя за плечами, никак к рукам тебя не приберет. Не жилец ты, касатик, не жилец… А ведь молодой совсем.
— Да! Я знаю, вот и пришел к вам за помощью, бабушка. Друг подсказал. Врачи мне мало времени отпустили…
— А к знахарке да к святой чудо-иконе в монастырь пошто хаживал? Неужто вздумал у этих шарлатанов помощи получить?
Иван вспомнил свое стойкое недоверие и к той тетке в золотых перстнях, и к молодому церковному служителю, у которых слишком уж солидно налажен бизнес по излечению таких, как он. И эта бабка была его последней надеждой. Он почему-то проникся к ней подсознательным доверием.
— Я заплачу вам, только помогите мне, если еще не совсем поздно, бабушка, — тихо проговорил он, как бы боясь, что смертушка за спиной его услышит.
— Э-э-э, касатик. Жизнь за деньги хочешь купить. Так не бывает.
— А как бывает? Сможете подсказать.
Старуха попросила его подойти поближе, и он, как в тумане, двинулся к ней. И больше толком ничего и не помнит. Только слова ее шепотом и последнее указание:
— Вот тебе два нитяных браслета, один серебряный, другой черный. Запомни! Жизнь за жизнь. Найдешь, с кем счеты свести – тому черный наденешь, а себе серебряный. А там уж твоей гостье заплечной ясно станет, кого отпустить, а кого к рукам прибрать. А теперь ступай, да не оглядывайся.
Иван пошел к выходу и вдруг услышал звонкий смех и девичий голос: «Запомни, себе серебряный, а тому черный! Не перепутай, касатик»!
«Вот же ведьма проклятая!» — мелькнуло у Ивана в голове. Мимо него промчался черный кот и шмыгнул в избушку, из которой все так же доносился девичий смех.
Кое-как дойдя до машины, он сел за руль и с трудом выбрался на дорогу. Странно, боль как будто притаилась внутри, ему не мешает, сидит тихонечко. Он чувствует ее, конечно, но она тихая такая, почти ласковая.
Иван прибавил скорость на радостях, и вдруг боль полоснула так, что у него аж искры из глаз! Он подскочил, резко нажал на тормоз, но тут же почувствовал глухой удар обо что-то упругое, но не твердое. И машина встала, как укрощенный зверь. «Я кого-то сбил», — мелькнула страшная мысль, и Иван вышел из машины на ватных ногах с дрожащими коленями.
В кустах, отброшенная толчком, лежала молодая женщина. Чулки в резинку на ногах, старомодные туфли – это первое, что он увидел. Голова повернута в сторону, веки сомкнуты, рот чуть приоткрыт. Иван с большим трудом заставил себя подойти к ней и потрогать пульс на шее: он ровно бился!
Тогда он полез в карман за телефоном, чтобы вызвать скорую, но пальцы не слушались его, а боль растеклась по всему телу такая адская, что он аж зубами заскрипел. И вдруг его разгоряченный ум пронзает мысль: нитяные браслеты! Жизнь за жизнь… тому черный, себе серебряный…
Он вытащил из нагрудного кармана ведьмины атрибуты, раздумывать было некогда! Вот он, его шанс. Его час настал! И тут женщина застонала, тихо так, жалобно. И он подумал: а что, если и ей сейчас так же больно, как ему, нестерпимо больно! Они на равных, у самой черты.
«Я или она?» — мелькнула мысль в его голове, но тут он вновь взглянул на ее молодое, здоровое и даже красивое лицо. Он скорчился от боли, присел рядом, взял ее руку и... надел на запястье серебряную спасительную нить. Черную нацепил себе и потерял сознание.
Сколько времени прошло с тех пор, Иван не знал. Когда впервые открыл глаза, первое, что он увидел, голубой, почти прозрачный свет, который лился из огромного открытого окна больничной палаты. Он лежал на высокой кровати, весь в каких-то проводках, и о, чудо! Совсем не чувствовал боли!
А рядом сидела красивая незнакомая девушка, черноволосая, черноокая и улыбалась ему.
— Ну вот и хорошо. Теперь все позади.
— Я yмep? — спросил Иван?
Девушка засмеялась уже знакомым ему звонким смехом и ответила:
— Нет, касатик. И еще долго не yмpeшь. Ты прошел мое испытание. Простофиля ты, конечно. Но на таких мир держится. Живи, пока я добрая.
— А она, та женщина, которую я сбил, жива? — еле слышно спросил он.
И снова звонкий смех:
— Никого ты не сбивал, ты уже почти месяц, как здесь маешься, между небом и землей.
Иван ничего не понимал, смотрел на девушку во все глаза и чувствовал запах леса, замшелой избушки и свечного дыма.
В это время в палату вбежала медсестра и со словами: «О, Господи! Он в себя пришел!», стала поправлять проводки. А затем громко скомандовала:
— А ну брысь отсюда!
И тут Иван увидел, как огромный черный кот запрыгнул на подоконник и исчез за больничным окном. После этого он вновь впал в забытье, чтобы вскоре вернуться к жизни «каким-то чудом исцелившимся», как решит изумленный врачебный консилиум.
