Бабу Маню в этой деревне знали все. Да что там в этой деревне! К ней и из области приезжали, да и из других городов даже. Лечила она заговорами, да молитвами. Дар у неё был. Настоящий, в наследство от прабабки полученный. Опять же прабабка поделилась им с ней перед своей смертью, когда Маня ещё девчонкой совсем была. Наказала дар по напрасну не транжирить, но и не отказывать в помощи добрым людям.
А ещё сказала, что за этот дар Маня не всегда благодарность получать будет. Найдутся обязательно такие, кто ведьмой назовёт, а кто и ещё как похуже. И она это понимала. Дар свой не продавала, а даром и делилась им с людьми. Денег вовсе не брала. А вот если кто дрова или хлебушек за помощь ей привезёт, так она в ноги таким кланялась.
Жила скромно, всё по дому и во дворе сама делала. Деревенские удивлялись, откуда в ней, такой старой, сил столько, чтоб дрова рубить, да воду с колонки вёдрами таскать. Кому и мысль приходила, что энергию она у людей колдовством забирает, оттого и силища в ней в таком возрасте, как у мужика в расцвете сил.
А ещё у неё в избе на стене крест висел, большой такой, вроде как медный. С этим крестом историй много интересных связано было. Вот однажды, к примеру, гроза разыгралась жуткая, молнии сверкали, гром гремел, аж земля под ногами вздрагивала. А пастушок молоденький с коровами был на лугу. И не справился он со скотиной, разбежалась она со страху в разные стороны. Вечер уж, погода успокоилась, а коров половина стада по домам не вернулась. Ну что делать? Понятное дело, к бабе Мане. Прибежали, умоляют скотинку помочь отыскать.
Баба Маня как раз пироги пекла. Бросила все дела свои, сняла со стены крест тот, да и вышла из избы. Прямиком к дороге деревенской направилась. Что-то на крест пошептала, да и положила его поперёк дороги в пыль-грязь. Деревенские посмотрели, да и забубнили, мол, кощунство какое, крест на землю положить. Да не успели они повозмущаться по полной, как со всех сторон коровы стали, кто из леса, кто из-за чужих изб к этому месту собираться. Все пришли, окромя одной. Хозяйка пропавшей коровы к бабе Мане с вопросом, где, мол, моя-то Зорька. А баба Маня наклонилась, крест с земли подняла, обтёрла о передник и, вздохнув, ответила:
-Не придёт Зорька твоя. Хочешь направление тебе покажу, где лежит она молнией шибленная. Только такое мясо и есть нельзя. Да у тебя ж ещё есть коровка молодая. Вот она тебе Зорьку и заменит, молочная будет, да так, что молоко куда девать знать не будешь.
Да вот ещё случай про крест этот был. Повадился кто-то на деревенских полях сено по ночам воровать. Надо бы дежурных выставлять, чтобы поймать воров. Но мужиков-то в деревне раз-два и обчёлся, не бабам же воевать с воришками. Ну опять с просьбой к бабе Мане. Скажи, говорят, как лучше сделать? Она их успокоила:
-По домам идите, да спите себе спокойно! Всё само управится.
Последний выходящий из избы бабы Мани заметил, что она опять крест со стены снимает. А ночью шум какой-то по деревне, но люди носу не кажут, боятся. Утром из изб повыходили, а у каждого двора по скирде сена стоит и от колёс машин следы. Это как? На поле же ни одного стога не пропало. Хотели было некоторые деревенские бабу Маню расспросить, да та их чуть ли не послала:
-Просили помочь? Помогла! Чего вам ещё от меня надо?
А крест опять на своём месте на стене висит.
Это я так, всё для понимания следующего повествования вам рассказала. Теперь к самой истории.
Приходит как-то одна деревенская к бабе Мане по житейскому вопросу за советом, а та лежит и не дышит, а ещё руки на груди сложены. Побежала она, всем деревенским раструбила о том, что баба Маня Богу душу отдала. Ну а что удивляться, ей поди уж лет сто было. Все деревенские её с рождения своего помнят. Организовали похороны. Договорились про меж собой, что завтра в доме старухи приберутся.
Родственников у неё вроде бы и не было никого уже. Ночью один деревенский во двор по нужде вышел, а дом его ровно напротив бабы Маниного был, глядь, а в окнах-то напротив свет в окошках! Подумал, что залез кто к бабке, на крест поди позарился, что на стене висеть так и остался. Разбудил жену, та к соседям сбегала ещё, вилы взяли и в бабкин дом чешут.
Двери открыли, да как закричат! Баба Маня, в чём её похоронили, стоит и тесто в кадушке замешивает. Глянула на них чуть зло так с прищуром и ну ругать:
-Какого вы меня живую в деревянную коробку определили? Я вас просила?
Они поуспокоились, да и давай ей объяснять, что не живая она была. Не дышала и пульс не прощупывался.
-Кто тут из вас врач-то будет?
И опять потекли людские реки к бабе Мане. Кого от пьянства излечить, кому ребёночка больного отмолить, а кому и жениха доброго найти. Год почти прошёл с «первых похорон». Приехали к ней из города, на дорогой машине с проблемой житейской. Зашли в избу, а бабка на кровати лежит и крест на груди сжимает. Пробовали разбудить, да поняли, что всё, никому она больше не поможет. Деревенские врача не нашли, но ветеринара позвали, тот и заключил, что мол точно всё, хороните её.
Деревенские обождали день. Ночь продежурили по очереди у её кровати, а утром и похоронили, так прямо и с крестом в руках зажатым.
Этой же ночью к соседям в окно стук. Смотрят, а там баба Маня с крестом:
-Ироды! Баню мне делайте, раз дрова мои уже по своим дворам растащили!
Да кулаком грозит.
Дрова деревенские ей все вернули, даже с излишком. Но вопросов у них масса накопилась. Тут баба Маня сама попросила в её дом прийти всех, кто может. И говорит им:
-Скоро я правда уйду, навсегда. Но вы знать будете, я вам и день и час скажу. Крест мой в храм снесите, там ему место.
Под пасху случилось, что к бабе Мане котёнок чёрный пришёл. Больной весь, хвоста и нет почти. Поспрашивала она деревенских, ни у кого не пропадал вроде. Ничейный, значит. Баба Маня даже как-то облегчённо вздохнула, так деревенским показалось. И стал котик жить у неё.
Дело к майским. Баба Маня к соседу, что напротив в доме живёт, сама пришла и бумажку подаёт. А там день и час последний её. А ещё наказывает:
-Кота Тимоху не гоните, он сам уйдёт, когда время настанет. Хозяйку вот только приметит себе новую. Кормите чуток, ему много не надо.
В написанный на бумажке день и час баба Маня действительно навсегда успокоилась. В избу зашли, лежит бабка и улыбка такая блаженная на её лице, точно спит она. Деревенские, припомнив прошлые похороны, даже верить не хотели, что вот теперь точно всё. А котик, малой ещё совсем, в ногах у неё лежит и умывается лапкой.
В третий раз похоронили бабу Маню. Но теперь уже не пришла она, видать, и правда срок её настоящий наступил. Крест в ближайший храм в райцентр отнесли, как велено было. Котик за лето подрос хорошо. Соседи кормили его, кто чем мог. Осенью приехали к бабе Мане из другого города, дочку больную ей показать. Не знали они, что баба Маня уже с умершей роднёй на том свете беседы ведёт.
Ну, что теперь делать. Попросили воды им в дорогу набрать с колодца. Девочка больная лет десяти из машины не вышла, только дверь распахнула и ноги на землю попыталась поставить. Одна ножка заметно короче была. А тут Тимоха откуда не возьмись, и к ней на коленки прыг! Родители поспрашивали, чей кот, деревенские всё и рассказали, как есть, как было. Забрали городские кота Тимоху, увезли его далеко от этого места.
А через несколько лет слух до этой деревни дошёл, что в таком -то городе девочка есть, юная совсем, а других лечить уже берётся. Сама хроменькая, но помогает другим больным заговорами и молитвами. И ещё удивительное, кот у неё чернее ночи, большой такой, пушистый. Всё время, пока она стоит молится, шепчет что-то, он у ног её распластается, мурлычет в такт и умывается лапкой.
