Сложная, но понятная работа. Забирать муку, везти её по ледяной дороге через Ладожское озеро к мысу Осиновец. А оттуда мешки уже перенаправляли в скованный блокадным кольцом Ленинград.
Полуторка с открытыми дверями скакала по замерзшему озеру.
Васька, вчерашний школьник, вцепившись в кресло, слушал Матвея.
— … Расстояние между машинами не меньше 100 метров. Самая опасная скорость — 35 километров в час. Резонанс! — Матвей поднял вверх указательный палец, — учёный так сказал. Лед дрожит и трескается. А так, значит, безопаснее будет. И это… двери всегда открытыми держи. Машина за секунду под лёд уйдёт. А так хоть ты жив останешься, если вовремя успеешь спрыгнуть. Понял?
Васька только кивнул. Ему было очень страшно.
Колонна машин была видна, как на ладони. В небе господствовали мессеры. Ледовая дорога опасна. Но это была единственная нить, соединявшая Ленинград с большой землей. И только по этой дороге продовольствие могло поступать в блокированный город.
Васька тихо и глубоко вздохнул. Матвей, конечно, все понял.
-Ты, знаешь… Мы ведь с тобой должны о них думать. О тех, кто сейчас в Ленинграде. Об этих жизнях. Об этих людях. Они без нас не проживут. — Матвей понизил голос, — тяжело и страшно… А что делать, Васька? Надо жить — будем жить! И муку повезём, чтобы эти 125 граммов хлеба они могли получить!
Васька опять молча кивнул. Он посмотрел вперёд. Белая дорога, такая яркая, что глаза слепит.
Полуторка проезжала мимо женщин-регулировщиц. Чёрные от мороза, они стояли на дороге с красными флажками. Чтобы ни случилось, с поста им сходить нельзя. Работы много. Обнести воронки, отметить трещины на льду. И трассу от заносов они тоже очищали.
-Не боись, Васька. Сколько отмерено, столько проживёшь. Сейчас спокойно до Кобоны доедем… Слышишь? — Матвей замер.
-Ну, ветер шумит. Машина гудит, — ломающимся голосом сказал Васька.
-Ангелы не кричат. Значит, все хорошо будет.
Васька не понял про ангелов. А спрашивать у Матвея не решился. Может, примета какая-то. А может, просто с головой у него беда.
— Они, знаешь, всегда кричат, когда обстрелы. Ну… предупреждают меня, — мужчина посмотрел на Ваську.
— А что за ангелы? — парень понял, что Матвей ждёт этого вопроса.
— Дети… ангелы мои… Как эвакуация началась, мы же и людей вывозили из Ленинграда. Это был один из первых моих рейсов. Нас тогда три машины поехали. Вместо муки люди. Ко мне в полуторку детей определили. Залезли в кузов и сидят, глазёнками хлопают. Замотанные в шубки, платки, с узелками какими-то... Мороз хрустит. Небо ясное, чистое, ни облачка. С высоты колонна наша, как мишень. Думаю, как же мы поедем, нас же прямо тут и потопят. А что делать? Ехать надо. Двинулись мы. А я слышу, летает он уже над нами. Туда-сюда, туда-сюда… Дразнит, издевается! В любой момент мог открыть огонь, а ждал. Специально, чтобы ещё страшнее стало. Чтобы показать власть свою! Ну… на середине пути посыпался с неба горячий град. Лёд раскололся. Машины начали под воду уходить. Я выскочил, начал детей вытаскивать. Девочка-регулировщица, Валька, подбежала. Мы с ней уж сами по пояс в ледовой каше… Эх… Какой там… малыши ведь. Ещё не поняли, что делать надо. Кто постарше, ещё смогли выбраться. А они так и сидели, прижались друг к другу, как птенчики и это… Ох, не водой они стали, парень, не водой…Матвей поджал губы, и у него затрясся подбородок. Васька почувствовал на своей ледяной щеке горячую слезу. Отчего-то застеснялся этого и украдкой смахнул её.
— Потом этого мучителя наши подбили. А из той бригады водителей один я остался жив. Хочешь — верь, хочешь — нет, а мне ангелы эти кричат теперь. Если рейс будет тяжелый и сложный, то прям шум в ушах. Детвора друг дружку перекрикивает. Уж сколько раз так спасали они меня. Предупреждён, значит, вооружён. Понял? И это… Валька, регулировщица, что мне тогда помогала, тоже ангелов слышит.
Матвей остановил машину и по-дружески хлопнул Ваську по плечу.
— Ну всё, инструктаж окончен. Завтра первый рейс… А вот и Валька!
Парень оглянулся. Рядом стояла махонькая девушка. С потухшим, но очень красивыми синими глазами.
— Валентина, — она протянула парню шершавую, обветренную руку и слегка улыбнулась.
***
Васька потом спросил у неё про ангелов.
— А как они кричат? Что говорят?
Девушка достала огарок самокрутки. Затянулась и смахнула слезу, которая выступила то ли от едкого дыма, то ли от горьких воспоминаний.
— Слыхал, как дети во дворе играют? Кто-то что-то не поделил, кто-то хочет в салки играть, кто-то в ножички. Кто смеётся, кто-то упал и коленку зашиб. Вот и они так. Я тогда на линии стояла. Как их услыхала, испугалась. Оглядываюсь, откуда, думаю, здесь дети? Полуторки только прошли, муку повезли. Нигде никого нет. Снег метёт, может, думаю, за вьюгой не видать. Кричать стала, звать их. А мне же с поста уходить нельзя. Я в слезы, что делать, не знаю… Флажок свой в сугроб воткнула, думаю, отойду чуток, посмотрю. Иду, смотрю под ноги. Ба… трещина! Лёд по воде хлюпает, пар морозный валит! Побежала указатели расставлять. Ну а вскоре ещё колонна подошла. Уже по новой разметке проехали…
-А можешь попросить, чтобы ангелы и мне кричали, — Васька замялся.
-Я попрошу, — глаза девушки на миг зажглись, — попрошу за тебя!
***
Васька быстро влился в работу. Был внимателен и осторожен. Сам себе тихонько говорил:
— Берегись! Смотри в оба. В Ленинграде без тебя не смогут, ждут!
Он уже застревал в воронках, и видел, как машины за минуту скрывались под толстым Ладожским льдом.
А когда случалось ехать в колонне за Матвеем, то был спокоен. Ангелы предупредят мужчину. Может и Васька их услышит.
***
Гружёные полуторки двигались в сторону Ленинграда. Уже очень опасно. Зима потихоньку сдаёт позиции, лёд тает. Регулировщицы разметку по несколько раз на дню меняют.
А ещё погожий день сегодня. Солнце слепит, небо синее. Как глаза у Вальки.
Впереди Матвей едет. Самый первый. Васька за ним. Смотрит вперёд, руль крепко сжимает. Сердце у него сегодня не на месте. Все слушает, не летит ли кто.
Только полпути проехали. Девочки-регулировщицы приветливо машут водителям красными флажками.
Вдруг Васька услышал детские голоса. Звук все нарастал, превращаясь в оглушительный шум. Ещё ничего не поняв, парень увидел, как Матвей выпрыгнул из машины и бросился прямо в сугроб. Васька, не думая, за ним.
Лежит и чудится ему, что дети рядом спорят о чем-то. Слышит тоненькие голосочки. Парень хоть и был в снежной каше, но его в жар бросило… Неужели, ангелы теперь и ему будут кричать?
Впереди взрыв. Слышно, как лёд трещит. Ещё чуть-чуть бы Матвей проехал, так его полуторка под воду бы ушла.
Васька лежит и дышать боится. Слушает, как над ними враг летает. Ангелы кричат, разрываются. Такой громкий шум, что Васька даже уши руками зажал. А потом они замолчали.
Где-то бухнула зенитка. Подбили врага. Упал куда-то за горизонт…
Матвей первый поднялся. Васька за ним. Ни одна машина не пострадала, и груз цел.
Постоять пришлось, пока разметку новую сделают. И в путь.
Васька плакал. Горячие слёзы лились из глаз. Он не боялся выглядеть смешно. Не боялся, что его кто-то увидит. Васька плакал по детям. По тем жизням, которые уже закончились. А сколько их ещё будет? А сколько это ещё продлится? Доживет ли он до конца? А Валька и Матвей?
Снег вперемешку с водой под колёсами хлюпает. Колонна с продовольствием едет вперёд.
Дорога тяжелая, ухабистая. Смертельно опасная. Но единственная. Дорога жизни.
