Сейчас Никита с улыбкой вспоминал тот день. Хотя рык отца до сих пор стоял у него в ушах. Он как-то сразу проснулся и протрезвел, когда отец появился в институте. Помнил с трудом, что вообще он сделал, но понимал, что надо молчать. Отец всегда так — кричит, ругается, грозит всеми карами небесными, а потом отходит.
Правда, в тот раз ему не повезло. Отец разошелся не на шутку. Уже дома он стучал кулаком по столу и звонил знакомому главврачу.
— Сергей! Привет, узнал? Дело у меня к тебе! Нет ли в твоей больнице вакансии санитара, ну или на худой конец медбрата? Есть? И то и другое? Работника тебе привезу! Сначала в санитары, а как научится хоть чему-то, можешь его в медсестру перевести! Именно в медсестру, потому что мужики себя так не ведут! Пятый курс мединститута, но два курса точно прогуляны!
Никита не верил, что отец зайдет так далеко, но папа положил трубку и снова заорал, другого определения у Никиты не находилось. У него и так болела голова, а папа все громче и громче кричал, сопровождая свои слова грохотом кулака по столу.
— Значит так! Квартира у тебя есть! Машина есть! Голова есть! А теперь у тебя еще и работа есть! Собирай свои вещи, завтра ты выходишь работать в больницу санитаром! В государственную больницу!
Отец таким тоном это сказал, что Никита сразу понял — что-то не так с той больницей.
Мама хваталась за сердце:
— Вадим, не сходи с ума... Как наш мальчик будет там работать? Санитаром!!! Что ты такое говоришь?
— Нина! Хоть ты не лезь под руку, а то тоже пойдешь туда же полы мыть! Разбаловала! Кого ты вырастила? Он даже сам за себя ответить не может!
Никита все еще надеялся, а очень зря. Утром отец закинул его вещи в его же машину и сказал:
— Едешь за мной. Отстанешь, потеряешься — пеняй на себя.
Они приехали в больницу. Как только Никита вошел туда, то понял, в чем дело. Это было страшно. Краска на стенах облупилась, линолеум уже давно был без рисунка, все страшное, унылое... А еще запах. Запах хлорки, который заставлял слезиться глаза. К ним навстречу шел мужчина. Высокий, в белом накрахмаленном халате.
— Вадим, рад тебя видеть! Это твой сын?
— Да, Сергей, это мой оболтус, который думает, что на него всю жизнь манна небесная сыпаться будет! Отдаю тебе на перевоспитание. Если год не выдержит, сам уйдет, то останется без всего. Машину заберу, денег больше ни копейки не дам! Слышал меня, Никита?
Слышать-то он слышал, только не просто ошалел от такого известия, а чуть не сел. Какой год? Ему через три дня надо быть на даче у друга. А дача находится на море, у них там неслабая туса намечается. Он посмотрел на отца, пытаясь найти там хоть какой-то след улыбки. Он же шутит?
Но нет. Папа так на него посмотрел, что Никите взвыть захотелось. Вся надежда на мать. Нужно ей позвонить, сказать, что у нее два дня, чтобы уговорить отца.
Но Вадим слишком хорошо знал своего сына.
— А наша мама сегодня же отправится в санаторий... Какой она больше всего любит? Ну, тот, в горах. Или ты думаешь, что она откажется?
Никита опустил голову. Это крах. Но одновременно с расстройством в нем стала закипать злость. Значит, отец считает его бесхребетным, безответственным? Хорошо, мы еще посмотрим...
— Папа, как-то однобоко получается... Если я не выдержу, то ты меня всего лишаешь, а если выдержу? Тогда что?
Отец удивленно посмотрел на него, потом усмехнулся:
— Ты? Никогда!
— И все же?
— А чего бы ты хотел?
— Ты отдаешь мне любую фирму и больше не лезешь в ее дела!
— Зачем она тебе? Пропить или в карты проиграть?
— А это неважно.
— Да, пожалуйста, все равно приползешь домой через три дня! И ничего тебе отдавать не придется.
Никите, если честно, фирма нужна была, как собаке пятая нога, но хотелось хоть немного позлить отца.
Отец уехал, а Никита посмотрел на Сергея Николаевича, который глядел на него с улыбкой.
— Ну, что мне делать?
— Пойдем, передам тебя непосредственному начальнику твоему.
Они долго шли по коридору, потом главврач толкнул какую-то дверь.
— Эмма Эдуардовна, пополнение вам. Новый санитар.
Когда Никита увидел обладательницу такого странного имени, жить ему расхотелось. Из-за стола медленно поднималась необъятного размера женщина. Ко всему прочему над верхней губой у нее явственно виднелись усики, а Никита с детства таких теток недолюбливал.
— Пополнение — это хорошо. Но сдается мне, что этого птенчика еще и швабру учить держать нужно?
— Вот этого не знаю. Ну, мне пора. Занимайтесь.
Сергей Николаевич двинулся к двери, но потом остановился.
— Эмма Эдуардовна, это… Парень должен работать очень хорошо и очень много. Обязательно.
Все это было примерно два месяца назад. Срок не такой уж и большой, но за это время Никита научился многому.
Во-первых, есть на бегу. Во-вторых, есть все, невзирая ни на какие посторонние запахи. В третьих, вытягиваться по стойке смирно, как только где-то вдали слышался голос Эммы Эдуардовны. Ну и по мелочи — мыть полы, выносить судна, менять постельное белье. Даже тех, кто не оправился, не вылечился и ушел из этого мира, переносил вместе с другим санитаром в отведенное место.
Скажи кто Никите два месяца назад, что такое с ним когда-нибудь будет…
Пару раз приезжал отец. Говорил:
— Ну, ладно, вижу, не совсем потерянный человек. Можешь вернуться домой.
Но где там… Никита был сыном своего отца. Он улыбался в ответ и говорил:
— Отец, еще рано, я не заработал на фирму.
Вадим вздыхал. Смотрел на то, как сын ловко управляется со шваброй. Нет, ему не жалко было фирму, ему жалко было себя. В санатории жену Вадим смог продержать только две недели, а все остальное время она его пилила. Он и сам уже жалел о своем поступке, а с другой стороны…
Когда он выходил из больницы, его окликнула огромная женщина в белом халате. Подошла.
— Это вы отец Никиты?
— Я.
Вадиму Олеговичу, богатому человеку и довольно жесткому бизнесмену, почему-то стало не по себе. Как будто он маленький нашкодил в детском садике, и сейчас его за это накажут.
— Хороший сын у вас. Не знаю, чем он вам так не угодил, но санитар из него вышел, что надо.
Вадим сел в машину и улыбнулся. Ну, вот. Думал ли он когда-нибудь, что похвала сыну в таком месте и от такого человека будет ему приятна?
***
— Никита, вы не могли бы мне помочь?
Никита обернулся и увидел ее. Вернее, он и раньше ее видел, а первая их встреча вообще прошла на повышенных тонах, он тогда даже обозвал девушку «пигалица конопатая». А потом, чем больше он с ней общался, тем яснее понимал, что таких, как она, он никогда не встречал.
Анюта совершенно не была похожа на тех девушек, с которыми он общался в последнее время. Они все, как на подбор, были высокие, худые… все похожие друг на друга. Аня… Она была полной противоположностью. Маленькая, чуть полноватая, почти незаметно — это, скорее, можно было назвать — все на своих местах.
Аня всегда говорила все, что думает, и по его поводу тоже. Именно из-за этого он первый раз довольно грубо ответил ей, хоть она и была права. А через пятнадцать минут увидел, как она тихонько плачет. Ему стало стыдно — ведь явно из-за того, что он на нее накричал. Никита подошел.
— Аня, вас же Аня зовут?
Девушка быстро вытерла глаза и посмотрела на него.
— Да.
— Аня, вы простите меня, если я вас обидел.
Никита поймал себя на мысли, что он раньше, в принципе, никогда ни перед кем не извинялся. Девушка слегка улыбнулась.
— Ничего, я не поэтому.
— А почему?
— Бабушка умерла из пятой палаты.
Никита наморщил лоб.
— Та маленькая, которая давно не вставала?
— Да.
Ему было не очень понятно, какое отношение имеет бабушка к Ане. Потом его осенило:
— Она ваша родственница?
— Нет, что вы... Просто, так жалко. К ней никто не приходил, и теперь уже не придет.
Он опешил. Как так? Посторонний человек, а тут слезы… Искренние, горючие. Никита не нашелся, что сказать, но с того дня все чаще поглядывал на Аню.
Однажды не выдержал и пригласил ее на свидание. Точно знал, что она ему не откажет. Специально утром подъезжал на своем «мерседесе» так, чтобы она видела. Но Аня повела себя странно.
— В ресторан?
— Ну да. Сходим в ресторан, потом можно в клуб.
— А потом?
Никита растерялся. Она что, не понимает? Но, оказалось, что она очень даже все понимала.
— Нет, Никита, спасибо большое за приглашение, но я откажусь. У нас много медсестёр, которые с удовольствием с вами сходят. Вам же все равно, с кем проводить время? Все равно все и всегда заканчивается одинаково?
Она ушла, а он остался стоять. Как будто из-под земли рядом появилась Эмма Эдуардовна. Она подошла, легонько ладошкой закрыла ему рот и сказала:
— Вот так-то.
И тоже ушла. Тут Никиту бешенство взяло. Да кто она такая, эта пигалица конопатая? В больнице, и правда, любая медсестра с ним пойдет!
Но приглашать никого не стал. И совсем не из-за нее. Просто не было настроения.
***
— Да, Аня, конечно, что случилось?
— К нам больной поступил. Понимаете, ему нужен покой. Ему двигаться нельзя, а он все куда-то бежать хочет. У меня уже сил нет, мне даже успокоительное ему не вколоть. Поможете?
— Конечно, пойдемте.
Они вошли в палату. На кровати сидел пожилой мужчина. Он раскачивался и пытался встать.
— Тише, тише, вам нельзя.
Никита ловко уложил его на кровать. Мужчина открыл глаза.
— Парень… Парень, я прошу тебя. Друг у меня там. Мой друг. Погибнет он без меня. Он меня спас, понимаешь, а я, получается, его бросил.
— Друг? Он болен? Вы скажите адрес, мы вызовем туда скорую.
— Нет, не надо скорую. Понимаешь, предали его все. Все, как один. Он не доверяет никому и еду ни у кого не возьмет. Он мне поверил, понимаешь? А я здесь.
— Подождите. Что за друг-то?
— Собака. Понимаешь, собака друг…
Аня отозвала его в сторону.
— Никита, там у нас во дворе, настоящий волкодав сидит или овчарка, я в них не разбираюсь. Говорят, что за скорой прибежала. Охранники полицию вызывать собираются. Боятся ее.
Никита подошел к мужчине. Тому было совсем плохо.
— Большая собака во дворе ваша?
— Друг, да, Друг… Присмотри за ним. Он хороший.
Аня оттеснила Никиту и занялась пациентом. Он вышел из палаты. Подумал, сходил в свою подсобку. Покупал пирожки на ужин, да так и не съел. Вышел на улицу.
Пса увидел сразу. Там действительно была еще та громина. Шерсть свалявшаяся, худой. Но видно было, что пес молодой.
— Эй, ты. Иди сюда. Друг!
Собака повернула морду в его сторону и оскалила клыки. У Никиты по коже мурашки побежали, но отступать он не любил. Собравшись с духом, он немного приблизился и присел на корточки.
— На вот, пирожок тебе принес.
Он протянул в сторону собаки пирожок. Но пес никак не реагировал. Тогда Никита бросил ему под ноги пирожок. Пес отодвинул лапу и продолжил смотреть на больницу. Никита вздохнул.
— Ты думаешь, ты один такой гордый? Нет, Друг. Вон Анька... Она знаешь какая. Я вот и хочу с ней подружиться, а подойти теперь боюсь. А чего боюсь? Боюсь, что снова меня пошлет. А ты? Вот ты чего? Ну, обидел тебя кто-то, это не повод всем не доверять. Слушай, а может, и ее кто обидел?
Никита разговаривал с собакой, вернее выговаривал ей свои мысли. Пес сначала не слушал, потом повернулся к нему.
— Вот ты мне скажи… Тебя вон как хозяин любит. Хотя за что тебя любить? Ты же просто собака. А я? Чем я хуже тебя? Меня может полюбить девушка?
Никита и не заметил, что пес съел пирожок и подошел к нему. Видя, что парень его не замечает, пес тихонько толкнул его носом. Никита спохватился.
— Съел? Вот молодец. На еще. Хозяина твоего успокою…
Сзади послышался смешок. Никита резко обернулся и увидел, как Аня скрылась в больнице. Черт! Она что, все слышала?
Он машинально погладил собаку. Пес сначала напрягся, а потом ничего. Даже прилег.
— Так, и что же мне теперь с тобой делать? Аня сказала, что вы с хозяином вдвоем и дома у вас нет. Дела….
***
Не с первого раза, но Никите удалось уговорить собаку перейти к черному входу.
— Вот, посиди тут. Я сейчас.
Пес сел. Как будто понимал, что говорит Никита. Тот забежал в больницу, открыл кладовку, вытащил старый матрас и снова вышел на улицу.
— Вон, пойдем туда. Там в подвал дверь давно не открывается, да и не ходит тут никто, а крыша есть.
Никита расстелил матрас. Пес немного посмотрел и лег.
— Вот и хорошо. Ты только по территории не бегай, тут сиди. Я еду тебе приносить буду, а ты не высовывайся. Может, и выкарабкается твой хозяин.
Никита вернулся в больницу, подошел к Ане. Как ни в чем ни бывало, спросил:
— Ну как он?
— Спит. Но все очень плохо.
***
Рано утром Никита заглянул в палату. Мужчина лежал, опершись на высоко подставленную подушку. Он увидел Никиту.
— Парень, эй, парень!
Он вошел.
— Это же я тебя просил вчера Друга посмотреть? Как он? Не убежал?
Никита присел.
— Нет, я ему постелил там, возле входа в подвал. Пирожков дал. Умный пес. Правда, не сразу договориться получилось.
— Умный не то слово! Мне вообще кажется, что он добрее и умнее многих людей. Понимаешь, его хозяева в лес завели. Да не в лес, а вон, перелесок сразу за заводом. Привязали и ушли. А он даже не лаял, все верил, что вернутся. Я на него чудом наткнулся. Иногда в том лесочке интересные вещи найти можно, даже телефоны попадались, любит его молодежь… Ну вот, я время от времени там хожу. Друг уже не вставал. Земля вокруг погрызена. У меня водичка с собой была, кое как напоил его, отвязал. А он смотрит на меня, а в глазах слезы… А я и сам заплакал. Сколько на свете подлости людской, по себе знаю.
К их разговору прислушивались те, кто лежал тут же, в этой палате. Еще Никита видел, что у двери стоят Аня и Эмма Эдуардовна.
— А вас зовут-то как?
— Так Михаил Сергеевич я раньше был, а уж лет пять как Миха.
— Так вы не всегда...
— Бомж? Нет… Кто же с рождения бомжом бывает… Все у меня было. Квартира, семья. Только вот детей своих не было, а у жены были. Мы не ругались никогда, я их, как своих любил. Работа хорошая у меня была. Еще Галина жива была, еще даже на пенсию не ушла, квартиру мы купили большую. Чтоб всем места хватало. Ту, первую, старшему оставили, а младшему тоже попозже собрали. Не очень они довольны были, что мы-то в большой остались, а им маленькие, но у Гали не забалуешь. Так рявкнула на них: «Мы вам жилье купили. Надо больше — вперед, зарабатывайте». Прощения просили. А как Гали не стало, так и попросили меня вон. Сказали, я им никто и звать меня никак... Хотел было судиться, а потом передумал... сил уж не было, да и гордость заела... а на работу не берут. Так вот и дошел до помоек.
Я тогда около Друга сутки находился. Даже пришлось пачку сосисок украсть в магазине. Никогда воровством не занимался, а тут согрешил. К утру он встал… И пошли мы с ним ко мне. Уголок у меня там обустроен, на теплотрассе. Там удобно, много помоек вокруг. В общем, отлежался пес и пропал. Обидно мне немного было… ну, не искать же его.
А в городе у нас молодежь уж больная злая. Она-то, может, и везде такая, но другую-то я не видел.
Возвращался как-то я к себе. Поздно уже было. По средам просрочку в супермаркете нам вывозят. Хорошо так я еды набрал, а тут они. Подвыпивши, скучно им. Пристали, все отобрали, раскидали, а потом и меня пинать стали. Что я? Если и прибьют, то мир только чище станет. Я уж голову руками прикрыл и глаза закрыл. И вдруг тихо. Потом визг. Глаза открыл, а Друг их буквально раскидал. Бежали они с визгом.
Подошел ко мне, в глаза смотрит, как будто прощения просит. Умный он очень.
А потом заболел я. Температура, холодно. Ни встать, ни сесть не могу. Он меня собой согревал. Я очнулся, пить хочу... А ничего нет. Сам себе сказал: «Попить бы», — да снова провалился куда-то. Глаза открываю, стоит надо мной, а в зубах бутылка с водой. Уж не знаю, у кого и отобрал. Ты пойми парень, пропадет он, не доверяет никому...
Сзади кто-то всхлипнул. Никита обернулся. Ну, конечно, Аня. Выскочила из палаты.
— Вы не переживайте. Лечитесь, я его пока подкармливать буду.
Никита встал. Кто-то из пациентов окликнул его:
— Эй, парень, подойди.
Его звал мужчина с самой дальней кровати. Никита подошел, и мужчина протянул пакет.
— Вот, возьми Другу. Тут котлеты... и макароны вроде.
Никита улыбнулся.
— Спасибо.
Хотел уйти, но и остальные пациенты закопошились. Из палаты выходил уже с большим пакетом.
— Ну, Другу тут на два дня.
Так и повелось. Каждое утро стоял пакет, дожидался Никиту. Всем женам было приказано приносить гостинцы псу.
Каждый раз, когда Никита приходил к собаке, тот с надеждой вставал ему навстречу. Но Никита качал головой.
— Нет, Друг, не может он пока...
Собака вздыхала почти по-человечески и опускала голову.
Никита гладил его, приговаривал:
— Ну потерпи, потерпи немного.
Пес как будто не верил ему. И правильно делал. Никита прекрасно знал, что Михаил Сергеевич из больницы больше не выйдет.
Вечером Никита вышел подышать, заодно и Друга покормить. Настроение было отвратительным. Михаилу Сергеевичу становилось все хуже.
Когда подходил к подвалу, услышал, что кто-то там говорит. Испугался, что собаку прогнали, шаг прибавил, а потом остановился.
Рядом с Другом сидела Аня. Ее смена закончилась больше часа назад, а она все еще здесь была. Собака что-то доела из контейнера, Аня убрала его в пакет, а сама достала расческу:
— Сейчас мы все колючки вычешем, и будешь ты красивый.
Никита дернулся, у пса пасть такая, что он Ане руку откусит и не заметит, но Друг покорно лежал. Аня долго его расчесывала и все что-то говорила. Казалось, что собака даже задремала. А потом девушка достала из сумки красивый, дорогой ошейник.
— Друг, давай, потерпи. Нужно. Без ошейника ты, как бездомный. А с ошейником тебя никто не тронет.
Видно было, что пес не очень доволен. Но он терпел.
Аня встала.
— Ну, все. Я завтра еще приду, только не рассказывай никому.
Она ушла, а Никита долго еще стоял и думал о том, что жизнь, которой он жил раньше, какая-то ненастоящая...
***
Утром Михаилу Сергеевичу стало хуже. Он задыхался.
— Никита, мне ничего не нужно. Никаких ваших лекарств, ничего. Только прошу тебя, дай мне попрощаться с Другом. Прошу. Отсоедини от меня это все…
Мужчина кивнул на капельницы.
— Не могу я так уйти. Понимаешь, не могу…
По его щеке скатилась слеза. Никита понимал, что если он все это отключит, то может и не докатить его до выхода.
К ним собрались мужики со всей палаты.
— Никита, ну, неужели ничего нельзя придумать? Негоже так…
— Да понимаю я… Только здесь больница, стерильно все.
— Да плевать… Ты посмотри, человек уйти не может.
Да все он понимал. Но что он мог? Никита встал. Все он может. К черту этот спор, к черту эту фирму отца. Пусть его уволят. Он резко повернулся и наткнулся на взгляд Ани. В нем читалось восхищение.
Никита выскочил на улицу.
— Друг, я прошу тебя, только тихо. Может и не заметит никто. Пойдем, пойдем к хозяину.
Он уже открыл дверь, как проход заслонили. Перед ним стояла Эмма Эдуардовна.
— Это еще что такое?
— Эмма Эдуардовна… Я прошу, пожалуйста. Пять минут. Дайте им попрощаться. Я все понимаю. Уволите меня потом.
Она минуту молчала. Кто знает, что происходило в тот момент в ее голове, но женщина вдруг сделала шаг в сторону.
— Ладно. Пусть и меня тогда увольняют.
— Друг, за мной!
Никита бросился бегом по коридору больницы, Друг рядом. Впереди Аня открыла дверь. Собака, как будто что-то почуяв, в два прыжка оказалась перед палатой... еще прыжок, и Друг стоит на задних лапах перед постелью Михаила Сергеевича, передними лапами опирается на край кровати. В палате мертвая тишина. Мужчина открыл глаза. Попытался поднять руку, но у него не получалось. Мешали капельницы. Тогда он их просто вырвал второй рукой.
— Друг! Ты пришел…
Собака положила голову на грудь Михаила Сергеевича. Тот погладил Друга. Раз, другой. Улыбнулся… Улыбка так и застыла на его губах. Рука соскользнула. Кто-то сказал:
— Собака плачет….
Никита подошел к кровати. Друг и правда плакал.
— Все. Пойдем... Пойдем…
***
Никита сел на заборчик, а Друг ушел в кусты и улегся там. К Никите подошел мужик из палаты, который когда-то первым отдал свои котлеты. Протянул пачку сигарет. Никита посмотрел на него, хотел сказать, что не курит, но потом махнул рукой. Закурил.
Рядом присела Аня. Глаза красные, нос распух.
— Ань… Я последний день сегодня.
— Почему?
— Понимаешь, я здесь сначала в наказание, потом потому что хотел отцу доказать, что я могу… Он мне фирму должен был отдать. Да не в фирме дело. Я не могу. Поеду домой. Скажу ему прямо -твой сын никчемный человек. Прости, Ань…
Никита ушел. Написал заявление, собрал вещи. Аня наблюдала в окно, как он подъехал к входу на своем «мерседесе», вышел. Открыл пассажирскую дверь и направился к кустам. Что-то говорил Другу, потом пошел к машине, оперся на нее и стал ждать. Собака подошла минут через пять. Долго смотрела в глаза Никите, а потом прыгнула в машину.
Аня снова плакала.
— Ты не никчемный! Ты лучший!
***
Через пару дней Аня увидела, как с главврачом идет мужчина, на которого был очень похож Никита. Она вихрем спустилась по лестнице и выскочила на улицу.
— Вы папа Никиты?
Главврач удивленно на нее посмотрел.
— Аня, что происходит?
— Подождите, Сергей Николаевич, потом меня уволите! Так это вы?
Вадим Олегович также удивленно смотрел на маленькую девушку с милыми конопушками.
— Я.
— Вы не смеете! Слышите! Вы не смеете думать, что Никита никчемный! Он самый лучший! Он единственный, кто не побоялся и дал попрощаться человеку перед смертью со своим другом! У Никиты есть сердце и душа!
Аня развернулась и пошла в здание. Вадим Олегович улыбнулся.
— Видал, какая?
Сергей Николаевич ответил:
— Вот и что с ней делать? Девочка хорошая, но все время ей правду подавай!
— Это плохо?
— Это не всегда хорошо…
***
Прошло три года.
Из ворот красивого дома вышло целое семейство. Никита катил коляску, а у Ани на поводке был огромный холеный пес. Они дошли до речки, и Аня отпустила собаку.
— Друг, далеко не уходи!
Собака огромными прыжками понеслась к реке. Минуты через две ребенок в коляске запищал. Друг тут же такими же прыжками оказался у коляски.
Аня рассмеялась.
— Никита, нам, похоже, нянька не потребуется. Ну что ты примчался? Соня просто соску потеряла.
Ребенок снова уснул, Друг заглянул в коляску и, только удостоверившись, что все в порядке, снова погнался за бабочкой…
Автор рассказа: Ирина Мер
