В первый день в этой школе его побили ребята из его класса, порвали новые брюки и вымазали рюкзак в чем-то едком и вонючем.
Рюкзак он отмыл под краном в школьном туалете, штаны зашил дома сам — теперь на них был безобразный шрам, который, как говорят, должен украшать мужчину. Но как быть с теми шрамами, которые остаются где-то внутри — стыд, растерянность и осознание своего бессилия? Разве они могут кого-то украшать?
Как же неудобно и неуютно жить на свете, когда тебе всего-то четырнадцать лет, и ты понимаешь, что не такой, как все. Как быть, если тебе не интересны фильмы про супергероев и гоночные машины, а девочку за руку ты держал всего один раз, да и то это было еще на утреннике в детском саду? А тут еще эти очки, и детская фигура, и имя это дурацкое — Валя, будто он чья-то тетя.
И в голове у него вечно какие-то фантазии необычные, скачут, обгоняя друг друга: кому рассказать об этом, обхохочутся. Например, в лифте с соседом и его собакой Вале пришло в голову, что для собаки, не понимающей всех технических подробностей устройства лифта, его кабина — нечто вроде кабины нуль-транспортировки, волшебным образом переносящая тебя из замкнутого мира тесной квартиры в яркий, безумный, насыщенный мир живой улицы, — как на другую планету, с другими правилами и законами. Вот и бы и у людей была возможность хоть иногда переносится в другую вселенную, непохожую на существующую...
Валя любит узнавать на уроках новое, и учителей ему жалко — у них такие растерянные лица, когда кто-то в классе сделает какую-нибудь гадость, а все вокруг заливисто хохочут. Валя не хочет смеяться, ему так и подмывает сказать учителю что-нибудь ободряющее, или просто взять за руку и тихонько пожать. Но он понимает, что никто не воспримет это нормально, даже учитель. Это те самые законы жизни, которые нужно принять и жить, как все; но Валя противится этому и посему его в классе не любят и дали обидную кличку Ботаник.
Почему ботаник? Однажды на уроке биологии, когда учитель объяснял материал про регенерацию кожных покровов, Валя рассказал об интересном факте регенерации в природе. Представители одного вида саламандр могут отращивать себе не только поврежденные части тела — лапы или хвост, но и, при необходимости, внутренние органы, и даже мозг. Валя прочитал об этом одну статью, которая поразила его несправедливостью — почему люди так не могут? Сколько проблем медицины решилось бы, имей люди такую способность!
Его слушали внимательно, но потом одноклассники начали выкрикивать шутки и хохотать, а после прозвали Ботаником, и ввели в обычай, завидев его, толкать или отбирать рюкзак и пинать его, или просто говорить что-нибудь обидное. Однажды Валя не выдержал, и ударил насмешника; его снова побили — небольно, но обидно, а главное, разбили очки. Запасные очки находились дома, а на следующем уроке, как назло, была контрольная работа по математике. Валя с трудом разбирал написанные на доске мелкие цифры и, похоже, не раз ошибался — за работу он получил тройку с минусом.
Еще несколько месяцев назад у Вали было многое — и друзья, и школа, в которой он чувствовал себя комфортно, но главное — папа и мама были вместе. Теплым весенним вечером родители сообщили Вале, что хотят развестись и его милый, надежный мир рухнул в одночасье. Папа остался в их прежней квартире, а мама с Валей, наспех собрав вещи, переехали в этот город, в квартиру, где когда-то жили мамины родители, и начали новую жизнь.
Старая квартира на последнем этаже блочной многоэтажки, казалась, задыхалась от пыли и ненужных, забытых вещей, оставленных бабушкой и дедушкой после их смерти. Из окон открывался вид на такие же многоэтажки — серые, унылые, с тусклыми огоньками в маленьких окнах. Вале тут не нравилось, и их новое жилье тоже, похоже, было от них не в восторге. Сломался, залив пол в ванной, кран; половицы скрипели обиженно, словно жаловались на что-то, а вчера с грохотом сорвался со стены на кухне старый подвесной шкаф, забитый банками, бутылками и коробками с чем-то непонятным, превратившимся в вековую пыль; разлилась уксусная эссенция, рассыпалась соль, разбился чайник, а на стене обвалившаяся штукатурка создавала неприятный вид открывшейся, нездоровой раны.
Мама ушла к себе в комнату и тихо, стараясь не пугать Валю, плакала, и ее негромкий плач оставлял в его сердце шрамы отчаяния и бессилия от того, что он не взрослый, и не может решить всех проблем...
Утром, выйдя из подъезда под мелкий, моросящий дождь, Валя увидел под колесами стоящего автомобиля старого, облезлого кота, который от отчаяния найти сухое местечко, забился под машину, где было также мокро и грязно. Немного пройдя вперед, Валя вернулся. Нет, он не может оставить несчастного под дождем в луже.
Кот, как ни странно, спокойно шел в руки. На его шее был красивый мягкий ошейник, сейчас такой же грязный, как и сам кот.
Мама уже ушла на работу. Валя отнес его домой, наспех вытер полотенцем, налил в блюдечко молока, накромсал колбасы и наскоро написав объявление: «Найден черный кот с серебряным ошейником, обращаться в квартиру номер двадцать шесть», бросился бежать. Он уже опаздывает, а первый урок как раз алгебра, которую нельзя пропустить после той злополучной контрольной.
Лифт, как назло, успел встать: из застрявшей кабины снизу, как из преисподней, слышались глухие голоса и проклятья,и Валя рванул по лестнице вниз.
— Посторонись, пацан! — их сосед, крепкий бугай с седым ежиком волос и угрюмым, невыразительным лицом, спускаясь, так сильно взмахнул рукой, что Валя отлетел к стене. Мужик даже не обернулся.
По дороге в школу Валя размышлял, как было бы здорово, если бы лицо человека отражало его внутреннюю сущность — плохую злую или добрую светлую. Ты бы сразу знал, с кем стоит общаться, а кого обходить стороной. А то непонятно — вроде бы обычное лицо, нос там, рот, а внутри черт знает что творится. Но тогда, наверное, у человека не было бы возможности изменится к лучшему внутри, раз снаружи ты безобразный. Несправедливо. Нет, природа все делает правильно...
На урок Валя все-таки опоздал. Его место было занято, и учительница недовольно кивнула ему на последнюю парту, где сидел один из Валиных прошлых обидчиков, высокий толстый парень с большой родинкой на щеке; когда Валя подошел к его столу, тот с грохотом ногой отшвырнул стул, неприятно загоготав.
Валя поднял стул, сел; тут рассерженная учительница вызвала буяна к доске и Валя, достав учебник и раскрыв тетрадь, тихо перевел дух. И вновь его сердце забилось так часто, насколько это было возможно.
Прямо перед ними сидела та, о которой он мог только мечтать, когда рассеяно смотрел в свое окно на последнем этаже и представлял себя на другой планете в образе странника-рыцаря, который убивает чудовище таинственного болота, — чтобы освободить прекрасную девушку из плена туманного острова.
У Оли — длинные блестящие волосы и по-детски пухлые губы; глаза такие яркие, что невольно понимаешь, почему поэты сравнивали глаза любимых со звездами. Ее лицо капризное и переменчивое — она то хохочет с подружкой над глупыми шутками мальчишек, то надменно проходит мимо, не обращая на них никакого внимания; и, возможно, даже не подозревает о Валином существовании; она прекрасная лебедь, ради которой он готов сразить тысячи злых коршунов, но жизнь не предоставляет ему такой возможности.
Сейчас они вместе в душном классе, им всего по четырнадцать лет; за окном из серого неба сочится водяная пыль, тусклое пятно солнца застряло в голых мокрых ветках. Толстый мальчик у доски окончательно запутался, и учительница презрительно просит его сесть, предложив классу самостоятельно дорешать пример.
Валя решает его легко — это не проблема, его сосед рядом пыхтит и недовольно ерзает.
— Вот тут неправильно, — неожиданно для себя прошептал ему Валя.
И, встретив недоуменный взгляд, продолжил:
— Ты путаешь квадрат разности и разность квадратов... Вот, смотри, если ты ее разложишь...
— А я думал, это одно и тоже, — удивленно говорит его сосед.
— Нет, ты ее можешь расписать вот так, а теперь у тебя все сократится, понял? А тут просто переведи в десятичную дробь.
— А это как?
Валя с увлечением объяснил. Взгляд его собеседника стал заинтересованным, и он с восторгом объявил:
— Блин, я понял! Слушай, а садись все время со мной, а? Меня батя за за двойки лупит, может, отвяжется наконец...
Тут учительница сделала им замечание, и сосед, отодвинувшись от Вали, с силой хлопнул его по плечу:
— Ну, Ботаник!
Наверное, это была похвала...
На перемене учитель попросила Валю зайти к ней после уроков; судя по ее сердитому взгляду, ей что-то не нравилось, но Валя не расстроился. Может быть, в новой школе все не так уж и плохо?
На уроке истории, под рассказ о войне России с французами, мысли Вали опять улетают. Наверное, если ты командуешь полком, тебе не обязательно иметь налитые плечи и свинцовые кулаки; тут главное ум и умение выстроить стратегию боя, выдержка и сила воли. Пусть даже ты изнеженный аристократ, который раньше лишь танцевал на балах и славился своими остротами в светских гостиных, ты можешь стать национальным героем.
Перед Валей сцена из когда-то увиденного им фильма: он в мундире с перевязанной после ранения рукой, и девушка с капризным лицом и блестящими локонами, кружатся в вальсе под тысячесвечовой с подвесками люстрой... Где состоялась решающая битва между французами и русскими? Наверное, где-нибудь под Москвой, на заброшенных грязных полях — на них с неба падал такой же серый дождь, что льется сейчас на школьную крышу и стены. Ах да, Бородино, набившее оскомину название, когда-то, видимо имевшее другой смысл, нежели теперь, вызывающее лишь образ скучного потрепанного учебника.
После уроков Валя зашел в кабинет математики. Учительница уже была не сердитая, а усталая и рассеянная. Попеняв Вале за тройку в важной контрольной — Валя так и не сказал никому про разбитые очки,ему было стыдно, — и пожелав ему не общаться с классными хулиганами, она попросила его отнести в мусорный бак за школой старые пыльные стенгазеты, мятым рулоном свернутые у шкафа.
Дождь кончился, и сквозь обрывки туч выглянуло неяркое солнце. Ветер разворачивает рулоны в Валиных руках, они хлопают, как крылья, словно воплощают свою мечту улететь из пыльного шкафа на свободу. Один из них, с ярким неоновым солнцем внутри и толстой пузатой надписью «Пусть всегда будет солнце», привлекает Валино внимание. «Нарисовал Митюшкин Леша, 5 в класс». Где ты сейчас, Алесей Митюшкин, в каких дебрях взрослой жизни? И светит ли тебе по-прежнему твое неоновое солнце?
У Вали не повернулась рука выбросить солнце в помойку, он аккуратно свернул плакат и побежал снова в класс за рюкзаком. Проходя по пустым уже коридорам, возле раздевалки услышал тихий плач, похожий на плач мамы... Так плачут те, кто не хочет быть услышанным, — те, кто уже не надеется на помощь.
Валя завернул за угол коридора, и увидел возле скамейки Олю; она шарила руками под скамейкой и возле нее, и тихо всхлипывала. Увидев Валю, замерла, словно не зная, что ей делать; на скамейке валялись забытые пальто и сумка.
— Ты... чего тут? Обидел кто?
Сказал, и тут же расстроился — ну до чего плоско и глупо прозвучали его слова. Разве так хотел он обратится к самому прекрасному созданию, которое видел в жизни?
Но Оля откликнулась, горячо и жалостливо, так что сердце сразу защемило:
— Я це-цепочку золотую потеряла, она за пуговицу зацепилась и раз — улетела куда-то... Ищу, ищу, не могу найти. А я без очков ничего не вижу...
— А почему ты очки не носишь, если не видишь без них? — уже радуясь завязавшейся беседе, спросил Валя.
— Они некрасивые, и не хочу я быть очкариком... Чтобы меня тоже Ботаником звали? — Она снова всхлипнула. — Ой, меня мама убьет, я цепочку эту без спросу у нее взяла!
— Не убьет, — ответил Валя, тоже опускаясь на колени. — Сейчас найдем. А даже если не найдем, пойду с тобой — при мне не убьет.
Размышляя о сложностях девичьей натуры и тщательно оглядывая пол, Валя видел краем глаза, как с интересом разглядывает его Оля.
— Вот, нашел, — радостно вскрикнул он. — В щель между полом и плинтусом соскользнула. Только, похоже, она порвалась...
— Ничего, — проговорила уже капризно Оля, — я ее снова в мамину шкатулку положу, она и не подумает, что это я сделала...
Уже веселясь, перебрасываясь на ходу словечками, они вышли на школьное крыльцо. И тут же ветер подхватил влажные листья, с шелестом кинул им в лицо, закружил, весь пронизанный неярким осенним солнцем. Оля сняла зацепившийся за лацкан разлапистый рыжий лист, со смехом приложила его к Валиной груди.
— Жалую тебе, доблестный рыцарь, эту драгоценную брошь, за отвагу и честь, проявленную в жестоком бою!
А Валя, с свернутой трубкой плаката, как с мечом наперевес, затаив дыхание, не мог поверить, что все происходит на самом деле...
Домой он пришел уже под вечер. Мамы еще не было — она часто брала в больнице вторую смену. Черный кот, уютно свернувшись клубочком, мирно спал между подушками на Валиной кровати. В углу на линолеуме досыхала лужа. Эх, не подумал Валя ему газетку какую-нибудь кинуть! Ну ничего, тряпка есть, сейчас все замоем, а там видно будет!
— Что, давай чаю попьем?- сказал он коту. — А потом нам еще нужно кое-что сделать, я тут штуку одну придумал...
Но Валя не успел поставить чайник, как в дверь позвонили. На пороге стоял тот самый мужик, которой пхнул утром Валю на лестнице.
— Эй, пацан, ты объявление про кота повесил? Покажи мне его, — сказал он, видимо волнуясь.
— Проходите, — пригласил Валя. — Он там, в комнате спит.
Но мужик уже сам бежал по коридору, и из глубины квартиры несся его голос:
— Тайсон, Тайсон, Тайсуша... Ах ты, негодник ты этакий, как же ты меня напугал! Смотри, исхудал как — будешь знать, как за кошками бегать... Ну пошли, домой пошли, мыть тебя, откармливать.
Он ласково смотрел то на кота, то на Валю, и Валя видел, что вовсе он не грубый, просто ведет себя так, чтобы никто не догадался, что у него внутри. Чтобы люди лишний раз добротой его не воспользовались.
— Тебя как звать-то? Валентин? Ну, а я Евгений, дядя Женя, значит. А ты что сам худой такой, ешь плохо? В школе-то обижают, небось? А драться, вижу, не умеешь. Не дело...
Он задумался ненадолго, потом сказал:
— Так, сегодня мне еще в одно место съездить надо, а завтра вечером, чтобы как штык был на турнике во дворе, понял? Надо тебе покрепче стать, Валентин, а то затопчут. Уж я-то знаю... И чтобы не филонил мне — не придешь, сам за тобой приду, за уши вытащу! Бывай до завтра. Да, чуть не забыл...
Он достал толстый бумажник, вытащил из него крупную купюру, сунул ее Вале.
— Бери, мужик, вознаграждение, да не отказывайся. Тайсон мне дороже жизни, он со мной в огне и воде побывал. А тебе — за то, что мимо котейки не прошел, пожалел его. Ну все, пока!
Прижав кота к широкой груди, он удалился, оставив Валю в счастливом недоумении от того, как удивительна бывает порой жизнь...
Когда Валина мама вернулась с работы, сын уже спал. На кухне, закрывая собой дыру в стене, висел плакат с солнцем от Алексея Митюшкина. На ватман Валя приклеил рыжие и желтые осенние листья — так, как они сегодня летели сквозь солнце на школьном дворе. И с плафона на нитках свешивались листочки, тихо покачиваясь, вращаясь, создавая вокруг причудливые тени. А под сахарницей лежала свернутая купюра вместе с запиской:
«Это на новый шкаф. Все расскажу утром. Целую, В.»
Валина мама задумалась, потом включила чайник. Завтра придет слесарь, починит кран. А в выходные поедут с сыном за город, погуляют по лесу, подышат свежим влажным воздухом... Конечно, прекрасно, когда твои проблемы решает сильное плечо, но еще прекрасней знать, что ты и сама можешь справиться. Тем более, она не одна. У нее есть верный друг, ее рыцарь, надежный спутник, который пока еще горит ее отраженным светом, но скоро оторвется от нее и засияет — сам по себе...
А верный рыцарь спал, под подушкой лежала книга с засунутым меж страниц подаренным листком, и кто знает, в каких таинственных мирах витала сейчас его мальчишеская душа...
Автор: Олеся Иванова
