История это произошла со мной, когда я учился на третьем курсе. Был конец января. Позади осталась сессия, которую я каким-то чудом умудрился сдать без троек, а значит, следующий семестр жил со стипухой. Такое событие настоятельного требовало, чтобы его отметить.
Прикупили спиртного, чипсов, консервов и завалились с Лехой и Олегом к Семену в фвт-шную общагу, что на Циолковского.
Дело молодо-зелено, опыта в сабантуях ого-го, гонору еще больше — в общем, перебрал.
Тут Леха тему про девчонок поднял — косы, сиськи, попы, кто с кем бы замутил. И про Настю, естественно, упомянули. Нарочно, наверно: знали, собаки, что не ровно дышу. Настя мне еще с первого курса нравилась, а подойти к ней робел: девчонка интеллигентная, гордая — точь-в-точь принцесса, на хромой козе не подъедешь.
А тут хмель в крови играет, море по колено, сугробы по щиколотку. Еще и ребята поддразнивают: мол, будешь тянуть кота за причинное место, уведут суженую.
Встречай, Настя, идет твой рыцарь!
Выменяли последнюю бутылку водяры на коробку конфет. Обломали у вахтерши какой-то кактус с труднопроизносимым названием и отправились на покорение дамы сердца.
Семен слился еще в процессе подготовки, да так ловко, что никто не успел заметить. Лешка отключился в процессе одевания: на мгновение отвернулся, а он уже дрыхнет в одном сапоге.
На улице никого. Время — час ночи. Общественный транспорт давно по депо разъехался. Но бешеным собакам, как известно, семь верст не крюк, а молодым влюбленным инженерам, — тем более.
Мороз крепчал, щипал за щеки. Скрипел снег под ногами. В воздухе кружила мелкая пороша, серебрилась в желтом свете фонарей. Романтика!
Олега хватило до Театралки.
— Дальше сам. Тут уже недалеко. Мы в тебя верим.
Товарищ хлопнул по плечу, передал как переходящее знамя «кактус» и побрел обратно в общагу. А «недалеко» — три квартала. С другой стороны, и правда зачем мне Олег у Насти? Как я объясню его присутствие? Да и свое тоже? Устроился на борту фонтана и принялся сочинять признание.
Слова никак складываться не желали, глупость пафосная выходила. Потом и вовсе начало клонить в сон. Сквозь дрему услышал:
— Что ж вы, барин, творите-то?
А мне так хорошо, что никуда не хочется и даже глаза открывать лень. Отмахиваюсь, мычу, пусть в покое оставят. Но неизвестный не успокаивается, тянет куда-то. Приговаривает.
— Сюда, барин, сюда полезайте. Вот так ногу на приступочку. Вот и хорошо. Тулупом укройтесь, ножки теплее укутайте… Но! Пшла, родимая!
Едем куда-то. И покачивает так уютно, словно лодку на волнах или младенца в колыбели. Цокот копыт далеко разносится по пустынным улицам.
Цок-цок, цок-цок, цок-цок.
— Все, барин, вылезайте!
Светать начало, когда высадил меня ямщик у родительского дома. Собака лаем зашлась, будто на чужого. Почему-то сеструха в куртке прямо на ночную рубашку во двор выскочила: говорила потом, будто дернул кто. Ахнула, потащила в дом, мешая ругань с причитаниями.
Очухался я уже в тепле. Сообразил, и что ночь куда-то делась, и что по дурости чуть коньки не отбросил. А откуда в городе в двадцать первом веке взялась карета, это мы с Лехой потом в библиотеке откопали.
Оказывается, ограбили полтора века назад у Ямской слободы (что как раз на месте нынешней Театральной площади была) ямщика. По голове дали, все ценное забрали, а самого в сугробе бросили — так и окоченел насмерть. И с тех пор, говорят, появляется этот ямщик на пустынных ночных улицах и спасает замерзающих людей.
Я потом ему спасибо ходил сказать. А спиртного с тех пор в рот ни-ни, как отрезало. И без него Насте признался: через две недели свадьба.