Я себе не прощу, если она умрет

У женщины были руки с накладными ногтями, под которые забилась кровь и грязь. Я почему-то смотрел именно на ее руки. Они нервно сжимали ремешок от сумочки.

— Доктор, она совсем плохая?

— Ситуация тяжелая, но шансы неплохие, — сказал я рукам. — Сложный перелом мы соберем. Внутреннего кровотечения нет, только ушибы и ссадины. А кровь из рта из-за прикушенного языка. Собака относительно молодая, так что скорее всего поправится.

Руки слегка расслабились. Маленькая сумочка упала на смотровой стол. На ее черной коже горделиво сиял лейбл известной фирмы. Я перевел глаза левее сумки. Там лежала черная дворняжка, сонная и спокойная после предмедикации. Одна ее лапа была нелепо обмотана бинтами, а из второй торчал катетер.

Перевязку наложила дама. Катетер поставил я. В операционной гремел инструментами Сашка, собирая все необходимое для остеосинтеза.

— Это просто здорово! — обрадовалась владелица сумки. — Доктор, сделайте все, что можно! Я себе не прощу, если она умрет.

— Это собака скорее всего бездомная. Даже если мы ее вылечим, она никому не нужна, — я наконец-то поднял глаза и посмотрел в лицо женщине. — Вы понимаете, что спасете ее только тогда, когда найдете ей дом? Это очень благородно, что вы привезли к нам сбитое вами животное, но на этом история не заканчивается…

Я всегда чувствовал себя немного меркантильной сволочью в таких ситуациях. Рядом с нашей клиникой проходила скоростная магистраль, и четвероногих жертв прогресса обычно несли к нам. Сашка — хирург — выбил из директора кучу инструментов для остеопластики и с увлечением собирал пазлы из раздробленных костей. Но было одно очень большое «но». Инструменты, рентген-аппарат, препараты для анестезии и расходные материалы стоили дорого.

Аренда помещения тоже обходилась в круглую сумму. А несли нам чаще всего случайно найденных животных. И узнав, сколько будет стоить оказание помощи непонятно чьей или вообще ничьей кошке или собаки, добрые люди начинали скандалить. Они были уверены, что их миссия заканчивается на пороге клиники. И не понимали разницы между «Скорой помощью» для людей и клиникой для животных.

Мы частенько шли на уступки, проводили оказание неотложной помощи по цене приема для пенсионеров (на тот момент — 100 рублей, на что говорили: «Дорого»), но оставить у себя животное не могли никак.

Стационар на две клетки не был рассчитан на пребывание безнадзорного животного неопределенное время. Иногда нам помогала Лена, волонтер приюта, всеми правдами и неправдами находя передержку. Но чаще всего добрые люди просто бросали пострадавших под дверью. И в интернете уже появились гневные отзывы, что врачи-живодеры выбрасывают пациентов на улицу.

А владелец клиники, старый совхозный ветеринар Иваныч, твердо заявил нам на собрании: «Если еще раз найду в стационаре животное, за которое никто не заплатил, вычту стоимость содержания из зарплаты дежурной смены, — потом вздохнул и добавил. — Все понимаю! Но милосердием с долгами не расплатишься».

Так что я был совсем не рад визиту дамы на дорогой иномарке, с затейливым маникюром и модной сумочкой. Такие женщины заводят себе крохотных собачек из элитных питомников или гордых кошек с длинными родословными. Черная дворняжка никак не вписывалась в красивую жизнь успешной женщины. Тем не менее, дама ответила:

— Да. Я знаю.

Мне показалось, что я ослышался. Но женщина была абсолютно серьезна.

— В-вы заберете ее с собой? — спросил я, почему-то заикаясь. Буквально неделю назад мне чуть не устроили мордобой, узнав, что я не могу оставить в клинике бездомного кота. На фоне множества таких историй желание женщины взять на себя ответственность за собаку было как минимум необычным.

— Да. Я ее заберу. Не бойтесь, это не минутная прихоть.

— Спасибо! — с чувством сказал я. — Большое человеческое вам спасибо!

— Да не за что, — улыбнулась женщина. — Сколько я вам должна? — и показала на объявление, которое Иваныч повесил на двери в целях борьбы с «несунами»: «Услуги стационарного размещения оказываются только по предоплате». Я покраснел.

— Операция будет стоить недешево, но у нее сложный оскольчатый перелом, — я показал женщине снимок. — Все эти осколки нужно собрать и закрепить. Это часа два-три очень кропотливой работы. Но у нас очень хороший хирург, новое оборудование и материалы. Так что соберем лапу по высшему разряду. Потом мы можем поместить ее в стационар до утра, закончим все равно не раньше 3 ночи. А утром можете забирать собаку уже целенькой, — тут я позволил себе улыбнуться. И показал прайс.

— Всего-то? — удивилась женщина. Я опять тяжело вздохнул.

— Нам обычно говорят: «Так дорого? А почему не бесплатно?».

— Да, знакомо, знакомо. Только лучше подержите ее в стационаре до вечера. Я ее заберу, когда поеду с работы, — женщина отсчитала купюры и протянула мне.

— Я вам напечатаю рекомендации по уходу за лапой, — я положил деньги в кассу и пробил чек. — Нужно будет привести ее несколько раз для контроля сращения кости. Как срастется, вынем все лишнее. Прогноз вам скажет хирург после операции, может остаться легкая хромота.

— Спасибо, — женщина погладила черную голову, и собака сонно облизнулась.

— Знаете, у меня когда-то была собака. Нора. Очень похожа на эту, — руки с грязным маникюром почесали дворнягу за ушком.

— А потом я вышла замуж и взяла собаку с собой. Она была уже старенькой, с больным желудком, и ей нужна была диета. Мама отказалась за ней ухаживать, она какое-то время жила у меня с мужем, а потом я забеременела. На третьем курсе. Муж меня буквально за шиворот из съемной квартиры перетащил жить к свекрови. А та не любила животных.

Норе требовалась диета, а свекровь кормила ее отбросами, пока я была на учебе. Разумеется, у собаки начинался понос, а гулять с ней свекровь считала ниже своего достоинства. И я приезжала с института в насмерть загаженную квартиру с орущей свекровью и поддакивающим ей мужем.

В общем, однажды мне сказали: «Либо пес, либо мы». И я, беременная, отвела Нору на усыпление. Потому что точно знала, что свекровь выгонит собаку, когда я буду в роддоме. Или попросит кого-нибудь пристрелить, чтоб не вернулась. А так она уснула у меня на руках, — женщина подняла на меня глаза, блестевшие от слез.

— Но я никогда, никогда не могла себе простить смерть Норы. Я ведь могла проявить характер и тоже сказать: «Или собака, или вы внука даже на фотографиях не увидите». Найти передержку. Вернуться к родителям. Но я была слишком молодая, к тому же боялась за ребенка. А через год вдруг прозрела. Или созрела — не знаю.

Бросила мужа и его кошмарную мамашу, оставила ребенка своей маме и уехала в Москву. За деньгами. И мне повезло. Знаете, доктор, смерть Норы меня закалила. Ожесточила.

Когда кто-то начинал мной манипулировать, типа: «Или вы принимаете мои условия, или мы расстаемся!», я вспоминала свою свекруху. И так зверела, что даже здоровые мужики пугались. Воспитала из меня жизнь железную бизнес-леди. Дом купила, сын в Англии. Только собаки у меня с тех пор не было. А тут эта псина в темноте, под колеса… Как вы думаете, это судьба?

— Не знаю, — я улыбнулся и протянул женщине влажные салфетки. — Но как-то я прочитал фразу, которая мне очень понравилась: «Собак и кошек или заводят, или они заводятся сами». Кажется, Терри Пратчетт родил сей афоризм.

— Обожаю Терри Прачетта! — засмеялась сквозь слезы женщина. — Может, мне назвать ее Эсмеральда? — она посмотрела на черную дворняжку. — Тощая, черная, потрепанная…

— Замечательное имя! Но длинное.

Сашка возмущенно высунул голову из операционной.

— Женька, ты все болтаешь? Быстро брей лапу, у меня уже все готово! Извините, — тут он обратился к клиентке, — но в час ночи я забываю про этику и деонтологию. Тем более впереди операция.

— Да-да, не буду вас задерживать! — клиентка выкинула грязные салфетки и повесила сумочку на плечо. — Вот моя визитка, позвоните утром. Я очень волнуюсь, — и, по-деловому улыбнувшись, застучала низкими каблуками в сторону выхода.

— Женщина моей мечты… — прошептал ей в спину Сашка.

— И моей тоже, — отозвался я. — Свой дом, новый «мерседес», волевой характер! Ты обратил внимание на ее руки? Она вытащила собаку из-под машины и так и пришла сюда с грязными ногтями. Ей плевать на маникюр, если есть дела поважнее! Может, познакомиться поближе?

— Даже не вздумай! — шикнул на меня Сашка. — Жена тебя кастрирует.

— Дурак. Я не такой!

— Да. Ты у нас болтун-задушевник. Брей лапу, трепло!

Зажужжала машинка, запахло йодом, зазвенели флаконы. Мы с Сашкой нырнули в привычный мирок операционной и погрузились в процесс, как в море.

— В принципе, неплохо, — сказал Сашка несколько минут спустя, хотя часы показывали четыре ночи. Такое бывает во время операции: время вдруг пропадает.

— Осколки я закрепил на совесть, должно срастись. В общем, все восстановил, как мог. Шей кожу, у меня пальцы не сгибаются уже.

Я заправил нитку и начал зашивать длинный разрез на передней лапе. Потом я наложил повязку, и мы заключили восстановленную лапу в гипсовый лубок.

Поскольку перелом был оскольчатым, нужна была полная иммобилизация конечности.

— Все, теперь спааать! — сладко потянулся Сашка, уложив собаку в клетку в нашем стационаре. — Устал как собака. Ты идешь?

— Иду, противный, — я скорчил кокетливую рожицу. — Только сначала покурю.

— Не делай такое лицо. Ты похож на идиота, а не на гея.

— Иди уже дрыхни, знаток!

Дама забрала собаку домой. Потом мы сняли гипс, а через положенное время вынули фиксаторы. Псинка оказалась очень веселой и хитрой, и хозяйка переименовала ее в Гиту Ягг. Легкая хромота осталась, но это не мешало Гите допрыгивать до моего лица, чтобы смачно лизнуть в губы. Тощего Сашку она вообще затиранила. В день, когда я снимал швы, счастливая хозяйка оставила нам с Сашкой небольшой благотворительный взнос, «за оплату стационара для бездомных животных, которые, возможно, будут у нас лечиться».

С тех пор началась мистика. К нам перестали нести беспризорных жертв ДТП. Единственный за зиму подкидыш с переломом оказался «парашютистом», который выпал из окна, и того потом нашли хозяева. Сашка скрутил купюры в тугую трубочку, засунул в темный флакон и написал: «Разбить в случае ДТП».

Разбили мы заначку только весной…