Мы возвращались домой подавленные и совершенно разбитые. Детей у нас не будет, по крайней мере у меня — это был окончательный вердикт столичных врачей. Даже эко из-за множественных спаек и моего порока сердца не могло нам помочь.
Снег вылетал из темноты и лепился на лобовое стекло. Дворники смахивали его со стервозной холодностью — раз-два, раз-два... Точно так же и наши попытки забеременеть длиной в десять лет стирались из летописи жизни. Были ли они, не были? Они теперь как этот снег, сброшенный на обочину в грязь — не прижились на земле и напрасно тужилось небо, производя их на свет. Они лишние, они не нужны. Кто-то другой соберёт эти снежинки в ладонь, кто-то другой будет любоваться круглыми, нежными щечками своего ребёнка, целовать его, дышать молочным запахом новорождённой головки. Кто-то другой...
— Давай разведемся, — говорю я мужу, глядя пустым взглядом на освещенную фарами дорогу, но ничего там не вижу: снег, снег... — Ты найдешь себе полноценную женщину, она родит тебе ребёнка, будет настоящая семья. Я могу быть крёстной твоим детям, хочешь? Ты не должен страдать из-за меня.
Олег молчит. Его зубы плотно сцеплены друг с другом. Ему не нравится то, о чем я говорю. Снег начинает дуть порывами. Наверное, небо тоже злится от моих слов.
— Поздновато мы выехали, надо было все-таки в Москве заночевать, в хостеле. Что за... — мрачно начал говорить он совсем о другом и оборвался, поморщившись.
— Что такое?
— Навигатор завис, — муж начал тыкать по закрепленному на панели экрану. — Открой карту, где мы едем? Ни черта не видать.
— У меня сети нет.
— Ну отлично! Просто здорово!
Я вижу, что он напряжён. Ещё чуть-чуть и он взорвётся.
— Давай по указателям ориентироваться? — предлагаю я и всматриваюсь в темноту, ища синие таблички с названиями населённых пунктов. Снег был до того густым, словно за капотом машины висела плотная белая пелена. — Коре... Что там было? Кореновка? Пять километров?
— Нет у нас здесь никакой Кореновки. Корекозево, должно быть.
— Ааа... Блин, далеко ещё.
— Чёрт дёрнул нас поехать по этой дороге, надо было по М-3, не сокращая путь, — бурчал муж. — Откуда этот снег взялся? Выезжали из Москвы — ни одной снежинки. А тут прямо светопредставление.
— И машин почти нет... Так странно. Ты мне не ответил на вопрос.
— Какой?
— Разведёмся?
— Ерунду буровишь всякую... Мы же с тобой типа ну... Созданы друг для друга и так далее. Никто другой мне больше не нужен. Мы, типа, как две половинки одного арбуза.
Мой муж бывает таким «Шекспиром»! Он скуп на слова, но щедр на поступки. Рядом с ним я в надёжных руках. Но у меня требовала выход истерика.
— Нет, мы разведёмся, я сама подам на развод! Я заведу сотню кошек, а ты заведёшь новую жену и каждый получит по заслугам!
— Боже, что за чушь я несу... Но не могу остановиться. Не могу. Продолжаю:
— И меня больше не будет терзать это невыносимое чувство вины, что я бракованная, гнилая, что толку от меня в этом мире ноль, что зря землю топчу, как говорит твоя мать...
— Да она это один раз сказала и не со зла! Причём ты подслушала, тебе в лицо она бы не стала!..
— Вы все обо мне так думаете! И мать твоя, и брат. Вечно это сострадание в их глазах... Я для них жалкая!
— Хватит себя накручивать!
— А знаешь что, знаешь?! Я ими тоже не особо-то восхищаюсь! Да! Какое счастье от того, что твой нищий брат настрогал троих детей и ничего не может им дать? А мать твоя? Несчастная, затюканная мужем женщина, которая в этой жизни вообще ничего хорошего не видела, всё подай-принеси, да уйди-не-мешай. Так что не им меня жалеть!
— Забери свои слова обратно о моей матери! Забери обратно!
— Я права! Правда в глаза колет?
— Ничего мне не колет, Маша, твою мать, не выводи меня, и так дороги не вижу. Ты на взводе, успокойся!
— Я спокойна, как слон!
— Слоны ещё и умные, слышала?
— Намекаешь, что я тупая?!
— Ну если судить по тому, что ты ведёшь себя сейчас как неадекват...
— Ну конечно, тупая жена! Уж куда мне до... Ваааай! Тормози! Тормози!
Метра три машину пронесло боком по ночной дороге. Шины шершаво заскрипели на льду и наконец остановились, споткнувшись о занесенный снегом асфальт. Снег валил так густо, что снежная шапка утолщалась на капоте с каждой секундой. По обеим бокам от нас — белый лес. Тёмные ели перемежались с островками берёзовых рощиц... По крайней мере мне так представлялось, потому что толком ничего нельзя было разглядеть. Мы шумно дышали. Олег выдавил сцепление, нажал на газ и стал выворачивать из заноса.
— Езжай помедленнее, — попросила я.
— А ты молчи.
— Хорошо.
Навигатор по-прежнему был в отключке, а на моём телефоне значилось «нет сети».
— Ты уверен, что мы правильно повернули? Не помню, чтобы по дороге в Москву мы проезжали мост над Окой.
— Это не Ока.
— Да нет же, Ока! Широкая!
— Отстань.
Вскоре Олег и сам понял, что мы едем где-то не там. Он с подозрением косился на деревушки вдоль дороги и на одинокие столбы. Электропровода шатались от ветра. Горел свет в некоторых окошках домов, он казался тусклым из-за непогоды. Неожиданно наша машина завибрировала, мотор хрипнул, чихнул... И мы встали. Муж несколько раз пытался завестись, но тщетно. Выругавшись, он застегнул куртку и вышел, чтобы открыть капот. Потом он вернулся, сел и нахохлился.
— Кажется, аккумулятор накрылся.
— И что делать? Время десять часов уже...
— Ну вот если бы кое-кто не тянул так резину, мы бы уже были дома и не попали в метель! А то ей погулять захотелось, видите ли, мысли развеять, а потом пожрать приспичило!
— Не ори! Что делать будем?
— Ну, автосервиса в этой дыре явно нет и огней гостиницы я тоже не вижу!
— Пошли по людям. Может найдётся какой-нибудь мужик, разбирающийся в машинах. Или на ночлег попросимся.
— Вот ещё! Я в машине посплю.
— Мы замёрзнем без печки! Где моя сумка? Выходи!
Мы попросились в пять домов, на вид самых приличных и степенных. В четырёх нам не открыли, а хозяин пятого сообщил, что в десяти километрах отсюда есть автосервис, но сейчас он не работает.
— Утром, если дорога позволит, могу отбуксовать туда вашу машину, — великодушно провозгласил дядя с русыми усами моржа.
— Но как же нам ночь пережить? Можно мы у вас заночуем, пожалуйста? — спросила я. — Хоть где-нибудь...
— Извините, люди добрые, не могу вас пустить, — смущённо отвёл глаза хозяин. — Время такое, что никому нельзя доверять. Вы уедете, а мы потом чего доброго вещей не досчитаемся. Попроситесь к кому-нибудь другому, у кого красть нечего.
— Да неужели мы похожи на воров?! — возмутилась я.
— Маша, пошли, — взял меня под руку муж. — Спасибо, я утром зайду к вам, — обратился он к мужчине.
— Не обижайтесь, женщина! Я же вас не знаю! Вы через дом от меня постучитесь, там бабка с внучкой живут, они люди добрые. У них собаки нет, так что заходите и в окна тук-тук!
—По башке бы тебе тук-тук, — буркнула я обиженно, зная, что он уже не услышит, — мало того, что попавших в беду на порог не пустил, так ещё и женщиной меня назвал, ты слышал? Хам!
— Успокойся, он просто не разглядел в темноте какая ты у меня красивая девушка сорока лет.
— Да, девушка! Все женщины до определённого возраста девушки, а потом становятся дамами! Почему «в заграницах» мы — леди, мисс, сеньоры, фройляйн, а у нас жэнщины! И это при таком богатстве нашего языка! Обидно.
— Ну раньше было обращение сударыня, барыня...
— Сударыня звучит приятно! Я у тебя сударыня, а? — кокетливо спросила я, толкнув его бедром. — Скажи: «сударыня моя любимая, а не изволите ли вы...»
— Сударыня, сударыня, тьфу! — выплюнул Олег снег, комом упавший на его лицо с ёлки, — извольте доложить: пришли мы, кажется. Вот этот дом. Дуй к окнам.
— Я одна не пойду!
Мы вдвоём пробрались к окнам и постучали. Вскоре хлопнула одна дверь и зажёгся свет в деревянной пристройке, наверное, это была веранда. Мы увидели тень, она замельтешила у входной двери. Звякнул замок и перед нами предстала пожилая женщина в платке, завязанном не спереди, а на затылке. По её лицу пробежало удивление.
— Здравствуйте. Меня зовут Олег, а это моя жена Мария...
— Очень приятно, — кивнула она.
— У нас беда случилась — ехали мимо и заглохла машина, не заводится, с аккумулятором неполадка. Починить только утром сможем, а такая метель...
— Мы ещё и повернули не туда, представляете, из-за снега ничего не могли разглядеть куда едем, — вставила я, — нам по другой дороге надо было.
— Так... А откуда вы сами?
— Из Москвы ехали.
— Так вы москвичи?
— Ой, нет, у меня там обследование было в больнице. Мы сами из Белёва, это Тульская область. Вот обломались, так неудобно, и метёт жуть просто. Вы нас не могли бы?.. Пожалуйста. Так неловко...
Она отступила на шаг и сделала приглашающий жест.
— Проходите. Уж ночку как-нибудь с вами перебьёмся, не оставлять же вас на улице. Вы только не шумите, лялька у нас как раз заснула.
На веранде было холодно, но хотя бы тихо. Пахло кислой капустой — каким-то блюдом из неё. Тушили с мясом? У дальней стены стоял потрёпанный шкаф, а перед ним синий облупленный стол, на котором стояли сетчатые мешки с лесными орехами, высушенным шиповником и, кажется, вишней.
— Здесь сапоги оставьте.
Мы послушно разулись и вошли в сам дом. Хозяйка показала нам куда вешать куртки. Здесь запах кислой капусты был сильнее, насыщеннее, будто она продолжала томиться на плите.
— Есть хотите? Как раз доготовилось блюдо с капусткой. У меня внучка кормящая мать, приспичило ей на ночь глядя.
— Нет, нет, спасибо, мы не голодные, — опередила я мужа, который уже хотел сказать «да». Муж разочарованно опустил нос.
— Так может чайку хотя бы? Согреетесь?
— Чайку можно. Только не крепкий!
Всё в этом доме было бедно, но опрятно. Узкий метровый коридор вёл на кухню, из кухни был вход в комнату, далее ещё одна комната, совсем крохотная по словам хозяйки.
— Там внучка с маленькой. Оставляйте здесь вещи и давайте на кухню пока, она к нам выйдет... думаю.
Хозяйка долила в чайник воды и зажгла газовую конфорку.
— Газ у вас баллонный или к дому подведён газопровод? — деловито осведомился муж.
— Баллонный, сынок, газораспределительная сеть далековато от нас, где ж тех денег взять, чтобы провести в дом? Вам чай травяной или чёрный?
— А что за травки? — заинтересовалась я, будучи любительницей всего необычного.
— Оо! Сама собирала. Ты мне скажи что у тебя болит и я тебе намешаю. Ко мне ходють люди за сборами.
— Так вы травница?
— Неее... Так... Разбираюсь чуток.
— Ну мне для сердца бы и... и... -замялась я, вспомнив о своём бесплодии, — и всё.
— Ты говори, говори, не стесняйся, — искоса взглянула на меня бабулька.
Я впервые смогла детальнее рассмотреть её лицо: у нее были синие глаза с ярко-белыми белками, пронзительные и искристые, нос её был небольшим как для пожилого человека, и вздернутым так, что выделялись широкие ноздри. Но особым колоритом играла на бабушкином лице родинка слева на подбородке — она была крупной и с волосом и я невольно подумала о её сходстве с бабой Ягой. Отличие между ними в том, что эта бабушка была явно доброй, с особенной аурой, но было в ней и что-то таинственное, заставляющее держать ухо востро.
Бабушка Вера, так её звали, поочерёдно открывала баночки и пакеты с травами, брала оттуда по ложке и ссыпала в заварник.
— А дети есть у вас?
— Нет, — сказала я.
— И не будет, — добавил муж так буднично, что я почувствовала холод в ногах, — мы сегодня на окончательном обследовании были, развеяли, так сказать, последние иллюзии.
— Замолчи! — шикнула я, испепеляя его страшным взглядом.
— А что? — сыграл в непонятки Олег.
Бабушка замерла с занесённой над заварником ложкой. Она стояла к нам спиной, лица не видно, но она напряглась, этого нельзя было не заметить. У меня возникла отчаянная фантазия: она сейчас насыпет что-то другое в чайник, какой-нибудь таинственный любисток, бузину или вербену, собранные в особых местах и в определённый час ночи под мерцающим светом луны... Она подаст мне этот напиток и я буду пить его, а она пошепчет надо мной и я узнаю через месяц, через полгода узнаю, что беременна... Чудо! Чудо! — будут все говорить. И я буду ездить к этой бабушке и благодарить её, и газ подведу ей, и отремонтирую крыльцо, и позову её в гости...
— На всё воля Божья, — сказала травница Вера и ссыпала последнюю ложку в заварник и залила траву кипятком.
Пока чай заваривался, она отошла, а мы сцепились с мужем в жаркой, но короткой перебранке. Я ненавидела, когда он начинал рассказывать чужим людям о моих проблемах! Я сразу начинала казаться себе максимально ущербной под сочувствующими взглядами незнакомцев. Мы отвернулись друг от друга, сложили руки на груди и нахохлились, и за неимением другого развлечения стали глазеть на скромный интерьер деревенского жилища.
— Вам вареньице малиновое или из одуванчиков? Достала вот для дорогих гостей.
— Ну что вы! Какие из нас гости, навязались на ночь глядя на вашу голову.
— Варенье из одуванчиков? — оживился муж, — я думал такое только в сказках бывает.
— О-хо-хо! Вот и будет тебе сейчас сказка — испробуешь. Оно как снотворное действует, с моими-то травками, спать будешь как младенец!
Варенье было с приятной горчинкой, похожее на мёд и по консистенции, и по цвету. Хозяйка предупредила, что есть его много не стоит. Мы налегли на предложенные бабушкой оладьи и мне было стыдно за мужа — ел, как не в себя, объедал небогатых людей. Я пыталась делать ему знаки, а он всё приговаривал «вкусно, вкусно!» Хозяйка же была польщена его аппетитом.
— Я тебе, Олежек, всё-таки капустки наложу. И ты, Маша, тоже давай...
— Нет, нет, я правда не голодная!
Я округлила глаза и пнула под столом Олега. Но тот как с цепи сорвался.
— Прости, — пожал он плечами. — Я правда голоден.
Она приготовила две тарелки капусты, протушенной с мясом и картофелем.
— Инночку позвать надо. Пусть поест с вами.
Инночка выплыла из комнаты в длинной ночной сорочке. На её худеньком, болезненном теле сильно выпирала грудь и был небольшой подтёк от молока, который она то ли не заметила, то ли не придала значения. Мы поздоровались и Инночка села напротив меня. Она показалась мне блаженной: её усталые глаза были словно расфокусированы и жуткая синева вокруг них сильно старила её молодое лицо. Она ничего не говорила, только ела, нам сделалось неловко. Бабушка хлопотала над ней, как над малым дитём, видно было, что очень любит внучку. Почему она живёт с бабушкой? Где её родители? Где отец ребёнка?
Нам постелили в проходной комнате на диване. Олег помог бабушке разложить старое кресло на кухне. Мы рассыпались в извинениях, что так потеснили её, но хозяйка отмахивалась с улыбкой.
Сон не шёл ко мне. Через щель у пола я видела, что на кухне горит свет и бабушка с внучкой шепчутся там, ведут диалог. Прошло полчаса. Почему они не ложатся спать? Олег уже похрапывал. Мне приспичило в туалет и я, кляня себя на чём свет стоит, приоткрыла кухонную дверь.
— О, ещё одна полунощница! — сказала бабушка Вера. — Мы поздно ложимся, ребёнок часто ночью просыпается, поэтому спим днём.
— А сколько ей?
— Три месяца нашей Оленьке.
— А мне в туалет приспичило... извините.
— О, ну это на улицу. Инна, проводи.
Когда я справилась с деревянным туалетом и мы возвращались по занесённой снегом дворовой дорожке в дом, Инна неожиданно повернулась ко мне и сказала:
— Мне бабушка сказала, что у вас рана на сердце большая. Попросите её погадать вам на воске, она точно предсказывает. Конечно, если вы готовы к поворотам судьбы... Большинству людей она отказывает, гадает только тем, кому это действительно необходимо.
— А почему вы думаете, что мне это необходимо? — опешила я.
— Потому что вы в тупике. Это же очевидно. Попросите её, а я спать пойду.
Не задерживаясь на кухне, Инна проскользнула в комнату. Я подсела к загадочной бабушке. Она смотрела на меня пристально, словно знала о чём я хочу попросить.
— Инна сказала тебе о гадании. Ты действительно хочешь узнать будущее?
Я кивнула хоть и испуганно, но твёрдо. Бабушка Вера взяла широкую миску и налила туда воды. Она достала с полки две восковые свечи: одну зажгла на столе около миски и велела мне потушить электрический свет. Затем она зажгла вторую свечу и стала ждать момента, когда та достаточно расплавится. Её лицо было крайне сосредоточенным, сильным и выражало погружение в себя. Баба Вера начала капать воск в воду. Это продолжалось минуты две-три. Я видела, как фигурка в воде приобрела свои особые очертания. Мы обе смотрели на готовое изделие с минуту, ждали, чтобы фигурка хорошо затвердела. Моё сердце шумно билось у самого горла и я боялась сглатывать слюну, чтобы не нарушить момент. Наконец бабушка Вера достала его из воды. Её ладонь была между нами, а на ней — предвещающий будущее восковый слепок. Вдруг она зыркнула на меня холодно и словно с испугом.
— Что там? — прохрипела я не своим голосом.
Баба Вера молчала. Она была взволнована.
— Достань мне с полки ещё одну свечу. Надо кое-что уточнить.
Через минут пять-десять на её протянутых ладонях лежали уже два слепка. На один она смотрела с прозрением, на второй — с болью. И тут как гром среди ясного неба я услышала её слова:
— Через год у тебя будет ребёнок. Девочка, — произнесла она подрагивающими губами.
— Как...
— Увидишь.
— Через год? Уже родится? Мне нужно для этого что-то делать?
— Нет. Просто жди.
Она осунулась на моих глазах.
— А теперь спать пора. Включи свет, надо убрать тут всё.
Я легла и прижалась к мужу. У нас будет ребёнок! Каждая струнка моей души пела от счастья. Мне хотелось плакать и я плакала бесшумно и подушка чужого дома впитывала мои счастливые слёзы. Ночью я пару раз просыпалась от чьих-то шагов и от хныканья младенца, но тут же вновь проваливалась в сон. Счастье моё было совсем близко.
Утром я познакомилась с малышкой, подержала её на руках. Какая же это была красивая девочка! Я не удержалась – поцеловала её в щёчку и понюхала пахнущую сладким молоком головку. Скоро и у меня будет такое чудо!
Нашу машину взял на буксир сосед и они с Олегом повезли её в автосервис. Я ждала его часа два. За разговорами с бабушкой я узнала, что родителей у Инны нет, они погибли у неё на глазах, когда девочке было шесть лет. С тех пор она стала слегка не в себе плюс её съедала болезнь, связанная с иммунной системой. А ребёнок у Инны от кого-то из местных, как его внучка нагуляла, бабушка точно не знала, хоть и догадывалась кто является отцом.
— В свидетельстве о рождении в графе «отец» у нас прочерк. У папаши этого своя семья есть, ссильничал он мою девочку, совратил, думаю, она и не поняла ничего толком. Ты же видишь, блаженная она у меня, не от мира сего.
Муж вернулся и мы уехали. Бабушка угостила нас сбором трав и отсыпала лесных орехов. Денег она не взяла.
Проходили дни, складывались в месяцы… Я не беременела. Так прошёл год, начался другой… Обманула она меня или просто самозванка? Я решила, что пришла пора вновь навестить бабушку Веру.
Когда мы к ним приехали, снова шёл снег, но уже другой: в прошлый раз было начало зимы, теперь же это был конец. На калитке болталась цепь, на цепи висел замок.
— Нет их больше, — пояснил нам сосед, — померли одна за одной. Сначала внучка, а за ней и бабка, Царствие им небесное. Бабы Веры две недели назад не стало – сердце не выдержало.
— А как же ребёнок? Ребёнок у них был.
— Забрали девочку в детский дом. Бедная крошка.
И тут меня пронзило – словно молния в меня треснула. Вспомнила я, как испугалась и осунулась при гадании баба Вера, с каким трудом говорила она мне результат гадания. Сосед сказал нам название детского дома.
Мы с мужем сидели в машине оглушённые, никак не могли тронуться с места. Олег задумчиво смотрел на бабушкин дом.
— Ты думаешь о том же, о чём и я? – спросил он.
— Поехали туда прямо сейчас.
Нам понадобилось время, чтобы преодолеть всю бумажную волокиту по удочерению Оленьки. И вот она с нами. Моя доченька, моё счастье, без которого я уже не смогу прожить на земле ни единого дня. Она почти сразу стала звать меня мамой. Я мама. Мама Маша. Для кого-то быть мамой это обуза и повинность, а для меня же самая желанная мечта...
Автор: Анна Елизарова
