Об этом писали все газеты. Девятилетняя девочка потерялась в старом парке, той его части, что переходила в лес и тянулась до самого залива. Ребята из «Лиза Алерт» нашли ее через два дня. Она лежала на земле, свернувшись калачиком, и по лицу беззвучно текли слезы. Пока один из волонтеров связывался по рации с центром, передавал координаты и рассказывал, куда лучше подъехать машине скорой помощи, второй присел около нее на корточки, завернул ребенка в одеяло, поднес бутылку с водой к самым губам девочки.
— Машенька, что же ты нам не откликалась? Мы же тут вокруг сколько ходили, кричали, звали тебя по имени! А если бы мы тебя не заметили? Ты такая маленькая, тебя в этих огромных корнях дерева и невидно совсем.
Машенька подняла свои зеленые глазищи, поправила чудом не разбившиеся очки, и прошептала:
— Вы кого-то другого искали, меня мама не будет искать.
Эта история наделала тогда много шума в прессе, хотя начиналось все довольно типично для нашего двора. С утра Маша ушла в школу, а мама на работу. Отца в семье никогда не было, поэтому работ у мамы было две, а временами и три. В тот день соседка с третьего этажа Лариса Петровна женила сына. Молодому человеку было двадцать пять, и жил он отдельно. Свадьбу планировалось отмечать у молодых дома, требовалось приготовить множество еды, навести порядок, помочь накрыть на стол. Машина мама радостно согласилась, ведь деньги никогда не лишние.
Ей требовалось побыстрее убрать двор, смести листья, помыть лифт и лестничные площадки в своей девятиэтажке, чтобы пораньше уехать в соседний район, где планировалось торжество. Поэтому с утра она разбудила Машу на час раньше, наспех налила ей чаю и выгнала в школу. Непривычно ранний подъем дался девочке тяжело, она засыпала прямо над столом, да еще и горло разболелось, отчего она в какой-то момент расплакалась. Мама же наспех повязывала на голову платок и прикрикивала:
— Не ной, матери на работу надо! Без того целыми днями спину гну, горбачусь, копейки считаю, так еще и ты мне тут нервы трепать будешь! Вот тебе туфли новые достала, Ольга Пална с пятого этажа отдала, у нее Яночка из них выросла, а тебе как раз будет. Мать для тебя старается, а ты? Раз-два и в школу! Придешь – почистишь картошку, не забудь сходить в магазин, купить кефиру. И чтобы уроки все сделала. Спать ляжешь сама, в девять. Поняла?
Новые туфли оказались велики и все время норовили свалиться, особенно левый. После третьего урока к боли в горле добавился жар. Градусник в школьном медпункте показал обидные тридцать семь и три. Медсестра сочла температуру слишком низкой, чтобы давать лекарства, просто отпустила девочку с уроков. На подходе к дому Маша обнаружила, что потеряла ключи. Пришлось звонить матери.
— Ну что тебе, горе ты мое? Ключи? Ну раззява! А вдруг обворует кто? Одно радует, брать у нас кроме тебя нечего. А украдут тебя, так я хоть вздохну спокойно. Гуляй, жди меня теперь до ночи, когда приду. И не звони больше, не до тебя, я работаю!
Маша вздохнула и разложила содержимое рюкзака по скамейке у подъезда, чтобы прощупать подкладку, когда ветер подхватил тетради и раскидал их по влажной от недавнего дождя траве. Девочка прошла по газону и собрала все, кроме рабочей тетради по английскому. Это было особенно обидно, потому что ее надо было покупать отдельно в книжном магазине за четыреста рублей, и мать неделю ворчала из-за такой дороговизны.
Маша еще раз обошла весь газон и нашла пропажу. Ветер закинул ее в урну, и теперь тетрадь была безнадежно испорчена пятнами от пивных бутылок и еще чем-то темно-бурым, да и запах от нее стоял резкий, горький, царапающий горло. Тяжело вздохнув, школьница снова достала телефон и набрала номер матери еще раз.
— Ну я же сказала, не звони мне больше! Что? Тетрадь по английскому? Приду – убью! Все, не мешай мне. Иди гуляй. Ну надо же, вещь испортила дорогущую, да еще и гулять сейчас будет до ночи, ишь какая!
Маша сложила все в рюкзак, долго разглядывала тетрадь по английскому, потом сложила ее в отдельный кармашек. Вдруг просохнет и не так сильно вонять будет? Что делать дальше, девочка не представляла. До конца уроков еще два часа, в гости ни к кому не пойдешь, ключи так и не нашла. Оставалось только, как и говорила мама, идти гулять. Благо погода хорошая, не холодно в одной блузке.
Рядом с домом был огромный парк. В нем было все, о чем только можно мечтать в девять лет: качели, карусели, комната страха, комната с кривыми зеркалами, лотки с мороженым и сладкой ватой и даже круглые бидоны с горячей кукурузой. Денег на все это великолепие у Маши, конечно же, не было. Да если бы и были, то она не решилась бы их потратить ни на колесо обозрения, ни на сладкую газировку, вдруг придется заново покупать рабочую тетрадь. Так что пришлось ограничиться бесплатной водой из фонтанчика, ради которой надо было залезть на высокий поребрик, с него Маша и свалилась, разодрав в кровь коленку.
Было не больно, но очень обидно. Да еще и подорожник, как назло, все никак не попадался на ухоженных красивых газонах с яркими головками оранжевых бархатцев. Пришлось уйти в дикую часть парка, туда, где уже не было специально посеянной травы, каруселей, лотков с лимонадом, зато были старые раскидистые деревья, высокие кусты колючего шиповника и узкие еле заметные тропинки.
По одной из них Маша и шла, теребя в руках несколько листиков подорожника. Наконец, она облюбовала себе огромный дуб, села на землю под ним, задрала повыше юбку, прилепила разжеванную травяную кашицу на колено, прислонилась к стволу и закрыла глаза. А когда открыла, уже смеркалось. И в закатных лучах старые дубы и клены из дружелюбных сразу превратились в пугающих, а главное, было совершенно непонятно, куда идти.
Дорожка петляла вроде бы не так, да и развилки этой Маша не помнила. В панике она схватилась за телефон, готовая пообещать матери все что угодно, и лестницы ей помогать мыть, и в магазин ходить, и даже переписать от руки всю тетрадку по английскому, но севшая батарейка не оставила ей шанса.
Девочка побрела наугад, надеясь выйти снова к людям, в центральную часть парка. Она шла по извилистой тропинке, уговаривая себя еще чуть-чуть потерпеть и не плакать, но к вечеру стало холодно, да и туфелька, то и дело сваливающаяся с левой ноги, в какой-то момент потерялась. Наверное, температура поднялась совсем высоко, отчего в голове все время звенел голос матери: «Горе ты мое, не звони, приду – убью».
***
Нотариус Евгений Петрович считал, что он разбирается в людях. Но эта девятнадцатилетняя девица ставила его в тупик. Мало того, что она отказалась продать свалившееся ей на голову наследство, так она еще и собиралась сама им воспользоваться! Ну за что, за что этой малолетней дурехе такое счастье?
Кто бы мог подумать, что величайший ученый современности академик Серов вдруг решит оставить часть своего наследства внучке на стороне! Как он только узнал о ее существовании, если даже его сын не знал, что у него где-то в другом городе дочь растет. А академик выяснил перед смертью и отписал ей свою последнюю разработку. А за это изобретение большие люди хорошие деньги предлагают.
Это ж какие возможности открываются, если можно попасть в прошлое, в выбранный день и самому себе что-то сказать! Можно и курс валют передать, и компромат, и счет в каком-нибудь футбольном матче, где ставки ого-го. А можно и разобрать экспериментальную установку на части, воспроизвести и наладить производство. А то в нынешнем виде, судя по записям Серова, она рассчитана только на однократное применение.
Вот зачем этой дурехе в прошлое, что она там изменить хочет, что ей себе передавать-то? Ответы на контрольной в первом классе, что ли? Сидит, глазами своими лупает в очках этих дурацких, юбку на коленки натягивает, а та хоть и с разрезом модным по боку, а все одно видно, что из школьной формы перешита. И приехала, смешно сказать, на велосипеде!
У него перед офисом парковка полная иномарок стоит, и велик рядом ржавый, кто из клиентов увидит – стыда не оберешься. Да такая овца должна деньги брать и бежать отсюда вперед своего визга, пока те, кто платят, не передумали. И мать ей говорит, что соглашаться надо дурочке и благодарить доброго дядю нотариуса, что вообще нашел ее и разговоры ведет как со взрослой. А она уперлась и ни в какую. Талдычит одно и то же, мол, мое наследство, сама и воспользуюсь.
Евгений Петрович потер переносицу и попросил секретаршу сварить еще кофе.
— И как же вы планируете воспользоваться своим наследством? В какой день попасть и что себе передать?
Может, если не совсем дура, так выйдет договориться? Передаст сама себе какую-то информацию, пусть намеками, да и попросит себя мелкую сходить по нужному адресу и там все это рассказать? Его клиенты люди умные, глядишь, получив такой подарок от левого ребенка, примут к сведению. Слабый план, ненадежный, но если выгорит, то лучше, чем ничего.
А девушка подняла глаза к потолку и мечтательно произнесла:
— Я приеду на велосипеде к той маленькой девочке в старом парке и скажу ей, что мама уже закончила работу, звонила ей раз сто, подняла на уши всех соседей. Что мама дозвонилась до всех служб, о которых до этого даже не подозревала, и все они ищут эту маленькую дурочку. Я скажу ей самое главное, что мама ее любит, ждет, и даже раздобыла где-то банку ее любимого земляничного варенья.
Нотариус достал клетчатый платок, протер стекла своих модных узких очков, поправил узел галстука и снова посмотрел на девицу напротив, не ослышался ли он. Можно ли более бездарно потратить такой шанс?
Сидевшая рядом мать девушки вдруг хлюпнула носом и погладила дочь по руке:
— И то верно, Машка, жили мы без этих денег и дальше проживем. А той маленькой в парке это нужнее.
Автор: Manya Graphomanya
