Когда тётка Валя приходит в гости, я всегда испытываю чувство удушающего стыда за полное отсутствие родственных чувств и глухое раздражение. А приходит она часто…
Как получается, что родные люди такие разные? Моя матушка звёзд с неба не хватала, но умудрилась выскочить замуж за бравого полковника с прямо-таки гусарской фамилией, вырасти в дородную генеральшу. Со всеми прилагающимися льготами, достатком и здравыми взглядами на жизнь. Её родная сестра Валя блестяще училась, и вдруг «вполне предсказуемо» после замужества стала Валентиной Тупициной.
Тупицин любил свободу в любых проявлениях: от ответственности, от работы, ума, денег и отцовских чувств к глуповатому отпрыску Серёже Тупицыну. Казалось бы, каждому свое, где родился, там и сгодись. Но все детство и юность удручающе простой Сережа провел в моей компании: на даче, на море, в летнем лагере двоюродный братец следовал за мной тенью. Я бесновалась, но против воли своей суровой матушки не смела идти. А она к племяннику и простодушной сестрице питала прямо-таки материнские чувства. Не из жалости, не из родства, а искренне любила.
— Ты, Люба, больно строгая у меня, — журила матушка за моё прохладное отношение к родным, — а ведь в жизни есть и просто любовь. Валя у нас простодушная, безыскусная. Всё на виду, всё на ладони. Если что с нами случится, они же с Серёжкой костьми лягут, но на себе из огня вытащат. Ты помягче, дочка, подобрее будь.
О муже и отце Тупицине к тому времени говорили только в прошедшем времени: неудержимая тяга к дальним далям увела страдальца прочь из семьи.
***
Самое кошмарное, тётя Валя любила меня слепо, не рассуждая, до одури. От этого становилось горько и противно на душе. Говорю же, будь она склочной теткой, я бы чувствовала себя прекрасно: моя неприязнь обоснована, за что корить себя и ворчать на мать? Но тётка была то ли из блаженных, то ли святых. Слепая в любви, не ведающая сомнений…
Собираюсь вечером на дискотеку, уже с фиолетовыми полукружьями на веках, в мини и декольте, тут звонок в дверь. На пороге наша бедовая Валя с каким-то свёртком.
— Любушка, — ласково так, как умеют лишь по-настоящему добрые люди, — я тут сырничков, оладушков напекла, поешь, солнышко. Вон какая худая, совсем вас загоняли в этих институтах. Кушай, а я тебе про Серёжу расскажу. Знаешь, Любушка, девушку приводил знакомить. Дай бог, сложилось бы у них. Тебя вот замуж выдадим, и все, помирать можно, чтобы не мешать вам. Старики, они ведь вредные бывают, чего молодым жизнь отравлять…
Она течёт ручейком, рассуждает и философствует, а я ем сырник и тихо всё ненавижу. На диско не попадаю, до братца Серёжи мне дела нет… Но если я прерву тетку, мать меня потом все жизнь этими сырниками и оладьями корить будет. Господи, за что? Святая простота, и ведь не из дурных побуждений, а потому что любит и соскучилась.
***
На собственной свадьбе я больше всего боялась, что тётка Валя и братец выкинут фортель. Не зря боялась. Генеральские дочки (как я) не выходят замуж за простолюдинов – ясно как белый день. Но на свадьбу принято приглашать всю родню. К тому же не забываем, что у меня суровая матушка с дикой любовью к родственникам.
Когда мы с новоиспечённым мужем Женькой шли на круг вальса, тётка Валя вдруг зашлась плачем. Тоненько так, с подвыванием. Все недоуменно переглянулись, остановили музыку. Мой отец вскочил со стула, свекор схватился за сердце. А она плакала от избытка чувств, от того, что за меня теперь можно не беспокоиться…
— Ты ее не обижай, соколик, — целые полчаса она хватала моего Женьку за рукав. – Она же в ласке выросла, не пуганая. Один раз только мать ее хворостиной по ногам хлестнула, когда на даче потерялась. Мать в ужасе, пятилеточка наша пропала, темень на дворе хоть глаз коли, а её нигде нет. Я уши Серёжке надрала – куда смотрел, негодник? Почему сестричку не углядел? Мальчонка ревёт, отец корвалол стаканами пьёт, у матери руки- ноги отнялись от страха, я всю округу обегала – нет девки нашей!.. Когда уж собрались в милицию бежать, глядь – идёт лебедь белая! Довольная, халатик на ней светлый, но почему-то в красных пятнышках. Мы чуть разом не поседели. А она залезла в соседский малинник и ну пировать!.. И не заметила, как стемнело. Ну, мать в сердцах и полоснула ее чем под руку попадется. Один раз, больше я не дала, выхватила из руки. Зачем обижать? Девчонка и сама испугалась, ревёт белугой… В общем, не обижай ее, в ласке она взрощена.
Не успел мой Женька прийти в себя, тут подлетел Серёжа-братец.
— Жень, а пойдем на рыбалку? Вот ей-богу, такие рыбные места знаю – закачаешься! Одному тебе скажу как другу, как единственному теперь на веки другу! Я тебе такую удочку сделаю – закачаешься!..
А Женька уже и впрямь качается. От волнений в день свадьбы, от пережитого разговора, от выпитого и съеденного, от усталости! А тут стоит странный человек в странной одежде, едва не в картузе и сапогах, и клянется любить его как родного брата. На всю жизнь. Но если Женька обидит его сеструху любимую, то лучше не надо…
Вот такие они, родственники по фамилии Тупицины. И свадьба моя в начале 90-х была не забываема благодаря им.
***
Настя родилась только в девяносто седьмом. Я уже отчаялась родить, Женька ходил мрачнее тучи. Да и родственники доставали вопросом о наследнике. Тётя Валя приходила вечерами, вечно приносила какие-то корешки и травки, которые полагалось то заварить и самой пить, то под кровать супружескую положить, то мужу в чай добавлять – для скорейшего зачатия.
То она ездила на последние деньги в какой-то город поставить какую-то свечу и привезти кусочек святыни, «чтоб деточка скорей завелась».
Она действительно верила, она любила. И этой любовью доводила до отчаянья. «Из огня на плечах вынесут? – зло думала я, вспоминая материнские наставления. – Да они в огонь загонят этой своей любовью, в преисподнюю. Я бесплодия боюсь, а она сводит с ума этими корешками дурацкими».
В беременность я набрала 15 лишних килограммов благодаря ежедневным тёткиным ватрушкам. Жевала тесто с творогом и жалела, что не о ком ей заботиться, нет внуков. Странный нрав Серёжи Тупицина быстро обнаруживался, поэтому построить личное счастье ему не удавалось. Поделом дурню.
***
Едва принесли Настю из роддома, появились дражайшие родственники с поздравлениями и подарками. Тётка, невозможно гордая, презентовала костюм. Жуткий детский комбинезон ядовито-розового цвета. Из чистейшей синтетики. Явно купленный у выходцев из Азии, которые заполонили рынки. Я смотрела на подарок и понимала, что большего, чем эта розовая пошлость, она не могла себе позволить со своего скудного дохода. И все равно злилась. Уж лучше дешевую пустышку, чем это.
… Вечером мы с мамой купали малышку. Настька сучила ножками в воде, а её бабушка сияла от счастья. Зачем я испортила момент?
— Мама, ты видела, какую гадость наша Валя принесла? Уж лучше с чахлым цветком, чем с этим…
И тут же радость в материнских глазах померкла.
— Не дай бог тебе, Люба, оценить когда-нибудь прелесть и значимость этих жутких костюмчиков. Давай полотенце, хватит ей бултыхаться.
Вот так. Жёстко и с нажимом.
***
…Сначала не стало отца, потом ушла мама. Я почувствовала, что осиротела. Наверное, было бы легче, если бы я чувствовала поддержку мужа. Но Женька… Эх, Женька. Банальная и страшная для любой женщины история. Предательство всегда происходит по-новому, точнее, оно-то одинаковое, просто узнаёшь о нём по-разному. Наш кормилец избрал довольно циничный вариант – не говорить о наличии дамы сердца, но и не скрывать, даже не придумывал вразумительных объяснений. Ближе к ночи звонила «коллега», по звонку которой Женька рвался «на производство».
Возвращаясь спустя сутки, вид имел уставший, но явно не из-за трудовых подвигов. Спустя пару дней и ряд реабилитационных мер снова сигналила «коллега», и снова Женька в омут головой… Есть закономерность: театр абсурда будет длиться ровно столько, сколько позволит обманутая жена. Когда я все-таки проявила недовольство, Женька изобразил обиду и отбыл из дома. Якобы «пожить порознь, обдумать».
Да что тут думать, господи. У меня одна думка – Настю на ноги поставить. Да, у нас есть свой угол, алименты какие-никакие поступают, но… Не дай бог заболею, что с малышкой будет? Конечно, я гоню дурные мысли. Однако когда за окном ночь, дочь сопит в кроватке, а вокруг только тишина и пустота, кажется, что мы совсем одни на всём белом свете... И никому не нужны.
Я не предупреждала тетку, просто пришли в выходной. В её скромную чистенькую квартирку. И уже через минуту баба Валя тискала Настьку в объятьях: «Ай, да ты ж моя хорошая, раззолотенькая!»
Я впервые за много дней улыбалась и не противилась предложению:«Люба, ты посиди отдохни, умаялась поди с маленькой. А я ей яблочко потру, не надо химию в банках покупать». Счастливый двоюродный дядя тем временем искал в антресоли свой детский велосипедик …
А потом Настя спала, мы сидели на кухне, Сережа пригублял из рюмочки винцо, я, по настоянию хлебосольной тётки, ела суп. Простенькая похлебка из немудрящих продуктов, колечки морковки, ломтики картошки, мясца малость. Казалось бы, зачерпни ложку, отправь в рот – вот и вся трапеза. Но ком в горле мешал сделать и эту малость.
— Ты не тревожься, Любушка. Матери с отцом нет, так мы вам поможем. Свои же, родненькие. У меня пенсию прибавили, Сережа подрабатывает, обувь ремонтирует. Костьми ляжем, но вырастим… Что не ешь, деточка? Может, соли не хватает?
Даже если и был недосол, теперь он стремительно исчезал. Из-за солёных капель, градом покатившихся в тарелку. Головы я не поднимала, боялась испугать родных. Зато ком в горле исчез.
Автор: Наташа Гребнева
