Как обычно, в командировке пообедать днём не получилось, поэтому заехали в столовую ближе к вечеру, уже на обратном пути. Водитель Игорь Плетнёв, худощавый шатен лет тридцати, припарковал белую начальничью «Ниву» неподалёку от входа с вывеской, на которой едва заметные буквы извещали, что здесь находится столовая, а крупные — что она диетическая. Начальника мучил хронический гастрит, поэтому выбор заведения не обсуждался. Игорь не придавал этому значения — диетическая так диетическая. Да и кто бы с ним советовался?
Несмотря на тридцатиградусный мороз и тёмное время суток, у крыльца стоял на своём обычном месте абориген-алкоголик в надежде на подаяние от разморенных горячей едой посетителей. Главное — не просить денег у голодных. Не дадут. Обращаться надо только к тем, кто выходит из столовой. Деньги ему давали. В основном, мелочь, конечно. Бывало, попадали в его трясущиеся руки и бумажные рубли, но не так уж часто. С целью собрать больше подаяний, этот человек вот уже несколько дней выходил «на работу» с бог весть откуда раздобытым породистым псом — эрдельтерьером. Но это не слишком помогало.
Игорь остановился у крыльца, потрепал собаку по голове:
— Хороший пёс, хороший...
Алкоголик встрепенулся:
— Может, купишь собаку, а? Она все команды знает. Учёная. А мне самому жрать нечего. Зима. Холодно. Плохо подают.
Игорь нащупал в кармане измятую двадцатипятирублёвку, спросил недоверчиво:
— Команды знает, говоришь?
— Вот те крест! — перекрестился алкоголик дрожащей рукой и, чтобы продемонстрировать Игорю правдивость своих слов, гаркнул:
— Лик, лежать!
Пёс покосился на него, но не лёг.
Хозяин замахнулся на него:
— У-у, ты, собачий сын!
Пёс прижал уши и неохотно лёг на утоптанный снег.
— Ну, что? Убедился? — обратился алкоголик к Игорю.
Тот пожал плечами:
— Если на тебя так заорать, ты тоже на снег не только ляжешь, но и поползёшь на пузе.
Алкаш зыркнул на Игоря:
— Тебе какое дело? Моя собака, что хочу, то и делаю с ней, — он снова закричал на пса: — Ну ты, собачий сын, сидеть!
Лик поднялся, сел и тихо заскулил.
— Что, холодно тебе? — Игорь присел на корточки, посмотрел в тоскливые собачьи глаза, поднялся, спросил: — А откуда у тебя такая собака? Украл небось?
— Да что ты! Я таким не занимаюсь. Прибился вот...
Начальник уже поднялся на крыльцо, взялся за ручку двери, оглянулся:
— Что ты там? Идёшь?
— Иду, — отозвался водитель и пошёл следом, но, когда собрался перешагнуть порог столовой, услышал окрик:
— Так ты берёшь собаку-то? А то я кому другому продам.
— Возьму. Сколько хочешь за неё?
— Четвертак.
— У меня всего двадцать пять. И ещё в столовой надо расплатиться.
Выйдя из столовой, Игорь Плетнёв показал продавцу собаки две «десятки».
— Двадцать рублей! Это ж грабёж! Говорю: собака учёная, все команды знает...
Игорь повернулся, сделав вид, что собирается уходить.
Этот трюк подействовал.
Мужик замялся, впился глазами в Игоря, просительно произнёс:
— Добавить бы надо.
— Вот ещё трёшка. Больше не дам, — отчеканил Игорь. — Если продаёшь — бери деньги, давай собаку. А на нет и суда нет.
На испитом лице аборигена отобразилось сожаление (всё-таки он уже привык к собаке и по-своему полюбил её). Однако очень хотелось заполучить деньги. Он махнул рукой, цепкими пальцами взял купюры, сунул в карман ватника:
— Ладно, чего там. Бери!
Игорь взял собаку за ошейник и пошёл к машине. Лик безропотно шёл рядом.
Всю обратную дорогу он проспал на заднем сиденье «Нивы».
Начальник время от времени оборачивался, и, хотя ничего рассмотреть в тёмном салоне было невозможно, он сидел вполоборота, вглядываясь, когда собаку на мгновение освещали фары встречных машин.
— Промёрз. Отогревается. Хорошо ему сейчас!
Когда начальник говорил это, вечно серьёзное выражение его лица становилось по-детски радостным.
Водитель следил за дорогой и лишь изредка мельком косился на шефа.
Чем ближе подъезжали к посёлку, тем беспокойнее становилось на душе у Игоря. По-хорошему, надо было сначала с женой посоветоваться.
Общежитие, где Плетнёвы занимали две комнаты, соединённые так называемой прихожей — узким помещением с окном, стояло на трассе «Владивосток — Хабаровск». Это была старая, послевоенных лет постройка. В посёлке говорили, что строили здание пленные японцы после Великой Отечественной. Огромная, выше трёх метров, высота потолков, высокие окна, вечно забитая система отопления — зимой батареи еле грели, а летом на первом этаже сырость была такая, что туфли, оставленные Катей под вешалкой после похода в кино, через три дня покрывались тонким налётом плесени. Но и этому жилью Плетнёвы радовались, потому что дождаться очереди на новую квартиру было реально только к пенсии.
Итак, Игорь Плетнёв раздумывал о том, что живут они в двух комнатах этого общежития, одна из которых, конечно, просторная, целых 24 «квадрата», с тремя окнами, но у Кати может быть своё мнение насчёт проживания там крупной собаки. С другой стороны, жена много раз рассказывала, что всю жизнь мечтала иметь собаку. В детстве заводить животное ей родители не разрешали — семья из четырёх человек ютилась в крохотной однокомнатной квартире. Может, всё-таки удастся её уговорить. Этот Лик такой славный. Нет, Катя, конечно же, согласится! Наверняка сначала поворчит, а потом полюбит его.
В полночь, когда Игорь завёз начальника домой и подъехал к двухэтажному зданию общежития, там светилось только одно окно — в маленькой комнате, которую они с женой использовали как кухню. Наверное, Катя спит, может, свет на кухне забыла выключить. Игорь вздохнул, заглушил двигатель и окликнул собаку:
— Пошли, Лик!
Пёс поднял кудлатую голову, посмотрел на нового хозяина, как будто решал, стоит ли его слушаться, но, когда Игорь распахнул дверцу, тот сиганул в морозную темень с бесшабашностью «моржа», прыгающего в ледяную воду.
Игорь постоял в нерешительности перед входной дверью, вынул из кармана связку ключей. Будь что будет. Не везти же обратно. Он взглянул в собачьи глаза и увидел в них и тихую радость, и покорность судьбе, и нетерпение. Лик сидел, склонив набок голову, и выжидательно смотрел на нового хозяина: «Ну, чего ждём?» Игорю хотелось как-то оттянуть момент объяснения с женой. Дверь открыл почти беззвучно, заглянул внутрь, намеренно придержав собаку в коридоре. Катя стояла среди прихожей, засунув руки в карманы халата и с любопытством смотрела в проём приоткрытой двери. Значит, разговора не избежать прямо сейчас.
— Привет, — бодро сказал Игорь и, поняв, что жена в ближайшее время не сдвинется с места, добавил: — А у меня для тебя сюрприз.
Катя подняла брови:
— Что такое?
— Вот, — Игорь распахнул дверь, и пёс в одно мгновение оказался в прихожей. — Его зовут Лик.
— О-о-о-о, — тихо выдохнула Катя.
Игорь поначалу не понял, что это был за вздох: радости или негодования. Он стоял, не снимая куртку и обувь, готовый уйти в морозную полночь вместе с собакой, если жена будет против. Лик сидел рядом с ним и всем своим видом изображал смирение и скромность. Только постукивание хвоста выдавало некоторое волнение. Игорь не сводил глаз с Кати, а она так смотрела на Лика, как если бы перед ней предстало привидение.
— Красивый! — улыбнулась Катя.
У Игоря отлегло от сердца.
— Но такой крупный... — растерянно добавила Катя. — Чем мы его кормить-то будем? Сами еле перебиваемся.
Игорь беспокойно глянул на жену. Она права, конечно. Время тяжёлое, самое начало девяностых, он в семье один работает, дочке скоро исполнится год, жена в отпуске по уходу за ребёнком. Старший сын будущей осенью только в первый класс пойдёт.
— Кать, ну не мог я его там оставить с алкашом этим. — Игорь погладил Лика по голове, и тот встревоженно заёрзал на месте, будто поняв, что решается его судьба. — Совсем загубил бы он собаку. По целым дням на морозе с ним побирался стоял. Ему и кормить его нечем, всё пропивает небось.
— Ладно, — сказала Катя. — Перебьёмся как-нибудь. Не на улицу же выгонять такого красавца. Проходите, чего стоите, как неродные? — улыбнулась она. — Поставлю борщ подогревать. Два раза уже грела, пока вы ехали. Лик борщ будет есть?
— Думаю, он ни от чего не откажется, — ответил Игорь, намыливая руки, — вон как бока ввалились на голодном пайке.
— Ну и хорошо, — Катя открыла дверцу навесного шкафа, выбрала эмалированную миску для собаки: — Лик, теперь у тебя есть собственная посуда.
После ужина Игорь сложил в несколько раз полосатую домотканую дорожку, постелил её под окном в прихожей, у батареи и позвал Лика:
— Смотри! Это твоё место. Понимаешь? Место! — и он похлопал ладонью по подстилке.
Лик посмотрел умными глазами и улёгся.
— Вот и молодец! Хороший пёс, — улыбнулся Игорь.
Действительно, пёс оказался всеядным, съедал всё до крошки и благодарно вилял хвостом после каждого кормления.
Очень подружился он с шестилетним Сёмкой, а для годовалой Даши сразу по каким-то одному ему понятным причинам принял решение стать охранником. Если на улице кто-то посторонний приближался к коляске с дочкой, Катя вынуждена была успокаивать
Лика, который угрожающе рычал.
Когда Игорь был дома, то по утрам перед работой сам выгуливал пса. Если муж уезжал в командировку, этим занималась Катя. Гулять на поводке Лик очень не любил. Но утром Катя ему не позволяла вольностей. Люди идут в школу и на работу, не дай бог кого напугает. Никому не докажешь потом, что добрее этой дурашливой собаки нет никого в целом свете.
Вечерняя прогулка — другое дело. Выводили Лика поздно, когда во дворе никого не было и окна двухэтажного общежития тепло светились. В такое время собаке было раздолье. Игорь или Катя отстёгивали поводок, Лик слышал слово «гулять», пулей нёсся вперёд и, пробежав метров сто, так же стремительно возвращался. По команде «рядом» некоторое время шёл рядом, потом снова срывался с места и бежал вперёд по тротуару. Если его выгуливала Катя, то каждый раз переживала. Лик так быстро удалялся, что через пару минут превращался в точку.
— Лик, ко мне! — изо всех сил кричала она.
Тогда пёс, выждав некоторое время, мчался обратно, прибегал, прыгал вокруг неё, вымаливая прощения, заглядывал в глаза, виновато опускал голову. В общем, с командой «рядом» были у него определённые сложности.
Каждая прогулка для Лика была счастьем. Он носился как бешеный, радостно лаял, оповещая мир об этом своём счастье.
Кошек Лик воспринимал исключительно как добычу. Охотничий инстинкт давал о себе знать. Ни разу никакого вреда он не нанёс ни одной кошке, но на дерево, конечно, загонял их частенько и долго ещё лаял, не сводя глаз с нахохлившейся на верхушке дерева испуганной кошки, поднявшись во весь рост и упираясь в ствол мощными лапами.
Когда его выгуливал Игорь, то, если даже рядом не было ни одной кошки, в шутку говорил: «Лик, кошка!» Этого было достаточно, чтобы крупный пёс юлой закрутился вокруг хозяина, заскулил, как щенок, заметался в поисках извечного своего «врага». Осмотрев всё вокруг, облаяв каждое дерево, он мало-помалу успокаивался, подходил к хозяину и смотрел на него с укором. А Игорь читал в этом взгляде: «Опять обманул меня? Зачем? Эх, ты...»
— Да пошутил я, пошутил. Не дуйся! — Игорь клал ладонь на собачью голову, и Лик, похоже, сразу забывал обиду.
Хозяином своим он считал, конечно, Игоря. Катя, дети — это всё приятные дополнения к главному человеку в его собачьей жизни. Именно Игорь спас его от голодной смерти и пинков вечно пьяного бомжа, пустил под тёплую крышу. А самое главное — здесь, в своей новой семье, Лик купался в обожании и любви.
Первое время он всё никак не мог насытиться. Съедал всё, что давали, и канючил, прося добавки. Если дома был Игорь, то ледяным голосом пресекал это:
— Ты наелся! Всё!
Лик уязвлённо отходил от миски, ложился на свой коврик у батареи, клал голову на лапы и прикрывал глаза — делал вид, что спит, а сам чутко прислушивался ко всему, что происходило вокруг.
— Нет, ты только посмотри на него! — засмеялся Игорь. — Ангел. Чистый ангел.
Так что с Игорем фокусы с выклянчиванием еды не проходили. А вот Катю можно было разжалобить и выпросить у неё добавки, пока хозяин не видит.
***
В двадцатых числах января Игорь уехал с начальником на пару дней в командировку. Была пятница, и поздно вечером муж должен был вернуться. Катя с утра стирала детские вещи, потом — постельное бельё. Все жильцы общежития и зимой и летом сушили бельё на улице. В нескольких метрах, под окнами, находилась площадка для сушки. Было три часа дня, когда Катя закончила стирку и развешала постельное белье и полотенца. Устала так, что хотелось лечь и не двигаться. Хорошо, что обед с утра приготовила. А ведь запланировано ещё одно дело, которое ей хотелось закончить до приезда мужа. Сёмка и Игорь очень любили, когда она пекла мутаки.
Дело это не такое уж быстрое. Для начала надо проварить до густоты абрикосовое повидло, иначе потечёт во время выпечки. Нужно успеть до шести часов вечера испечь мутаки и навести порядок на кухне. В шесть она обычно выходила за сыном в детский сад.
Дочка почти не капризничала, и Катя всё успела сделать, как планировала. Выпечки получилось много, Катя разложила мутаки в две большие эмалированные миски, присыпала сахарной пудрой.
Сходила на второй этаж, к телефону. Позвонила маме, пообещала, что завтра придёт в гости и принесёт мутаки к чаю.
Когда вернулась, посмотрела на часы. Без пяти шесть. Катя заглянула в комнату. Дочка в кроватке играла с неваляшкой. Надо быстро сбегать в детский сад, пока она не заметила её исчезновения. Даша подкашливала, не хотелось идти с ней по морозу.
Катя заторопилась, чуть не сломала молнию в сапоге, никак не могла попасть рукой в рукав дублёнки. Лик, наблюдая, как она одевается, обрадовался, засуетился, запрыгал по прихожей. Катя шёпотом сказала:
— Лик, потом погуляем. Место!
Пёс понуро поплёлся на свой коврик.
***
В детском саду Катя поторапливала Сёмку, а тот, как назло, не мог найти то шарф, то варежки. Да ладно бы только их. Без варежек и шарфа можно добежать до общежития, благо ходьбы три минуты. Но в его шкафчике стоял только один сапог-дутыш. Пока искали по всем шкафчикам сапог, а заодно и шарф с варежками, прошло минут десять.
Седьмой час вечера, а темно, как ночью.
— Бежим! — скомандовала Катя. — Не дай бог Даша разревётся.
Плач Даши запыхавшиеся Катя с сыном услышали ещё из общего коридора. Пока снимали одежду, обметали веником снег с обуви, пока Катя грела руки в тазу с горячей водой, предусмотрительно налитой перед уходом, Даша раскричалась так, что после, уже переодетая в сухие ползунки и накормленная, ещё долго всхлипывала.
Когда наконец Катя освободилась и, поручив Сёмке развлекать сестрёнку погремушками, вошла на кухню, то в глазах у неё помутилось. Одна из мисок с выпечкой была пуста.
Катя задохнулась от негодования. Лик! Учёная собака, все команды знает. Лик, который ни разу не был замечен в воровстве продуктов со стола. Благородный Лик, гордость Игоря, оказался мелким воришкой. Никогда, с самого появления в их семье, он не голодал. Никогда. Незадолго до своего ухода в детский сад Катя покормила его. Зачем он слопал целую миску выпечки, если был сыт? Вот что непонятно. Какое-то время Катя не могла сказать ни слова и только нервно покусывала губы и сглатывала слюну.
Она взяла пустую миску и выглянула в прихожую. Лик лежал на своём коврике и делал вид, что спит. На самом деле он, конечно, не спал. Это было заметно по подрагивающим ушам.
Катю охватила ярость. Руки задрожали, она чуть не уронила пустую миску. Хотелось заорать во весь голос, но побоялась напугать детей. Испекла, называется, гостинцы. Маме позвонила, наобещала золотые горы: «Очень много получилось! Обязательно угощу!»
Катя подошла к Лику:
— Что же ты наделал, а?
Лик глянул на пустую миску в руках Кати и закрыл глаза. Вид у него был виноватый.
— Ага, значит, тебе сюда и смотреть стыдно?
Лик заскулил и отвернулся.
— Ты ещё отворачиваешься, воришка несчастный!
Катя схватила веник, хлестнула собаку по спине, бросила веник и разрыдалась.
Лик вздрогнул не от боли, а скорее от неожиданности — это был не удар даже, а так... хлопо́к. Приличных собак не пугают веником. Обидно. Очень обидно. Да, он не был голоден, но мутаки так вкусно пахли, да и дверь на кухню осталась приоткрытой, когда хозяйка ушла. Вот и не совладал с соблазном. Будто рассудок помутился — забыл пёс о том, что живёт теперь в тепле и сытости, и наелся от пуза, впрок, как раньше, когда в голодной его бесприютной жизни выпадала редкая возможность поесть без ограничений.
Катя плакала. И что теперь? Сейчас они с Сёмкой чай попьют. Игорь приедет поздно вечером. После ужина обязательно сядут пить чай. Утром ещё раз чай или кофе. Чем угощать-то собралась маму? Можно было бы, конечно, снова поставить тесто и испечь мутаки ещё раз, если бы не закончились необходимые продукты: сливочное масло и абрикосовое повидло. Да и сил уже не было на ночь глядя возиться с тестом.
Катя открыла дверь в комнату. Сёмка сидел на диване, смотрел по телевизору мультик «Трое из Простоквашино», Даша стояла в кроватке и тоже с интересом следила за событиями на экране.
Катя выключила электрокамин, который работал почти беспрерывно, задёрнула шторы в комнате, глянула на часы. Семь часов вечера.
— Сёма, я пойду с Ликом погуляю. А ты постарайся сделать так, чтобы Даша не плакала. Я недолго. К камину не приближайся, — сказала она сыну.
Вышла в прихожую, надела шапку, дублёнку, сапоги и уже тогда окликнула собаку:
— Ну что, воришка, гулять пойдёшь?
Лик повёл ушами и остался лежать.
— Обиделся! А мне не обидно? — Катя повысила голос. — Ишь, обиделся он. Я последний раз спрашиваю: ты гулять пойдёшь?
Лик словно бы нехотя поднялся, подошёл к двери. Катя пристегнула к ошейнику поводок. Вышли на улицу. Тишина висела над посёлком. За день навалило снега, и он всё продолжал падать с чёрного неба: в медовом свете фонарей кружились снежинки.
— Рядом! — тихо сказала Катя.
Лик покорно шёл рядом, но взгляд его был устремлён в чёрную даль. Они шли по тротуару, по обеим сторонам которого высились сугробы. Снег скрипел под ногами. Заметно похолодало. Катя надела капюшон. Лик дёрнул поводок.
— Не хочу я тебя отпускать. Ты должен быть наказан сегодня.
Лик заскулил, посмотрел жалобно.
— Ладно. Но Игорю я всё расскажу.
Услышав имя хозяина, Лик радостно встрепенулся.
— Дурачок. Я ж ему пожалуюсь. Он тебя будет ругать. Чему радуешься? — Катя отстегнула поводок. — Гуляй. Пока не наказали тебя.
Лик рванулся так, что чуть не сбил с ног Катю, и через пару минут его силуэт уже маячил у следующего перекрёстка.
Прошло минут пять или чуть больше — Лик и не думал возвращаться. Снегопад усиливался, уже в нескольких метрах ничего не было видно.
— Лик! Ко мне! Лик! — кричала Катя.
Всё было бесполезно. Она добежала до следующего перекрёстка, стараясь по следам определить, куда он побежал. По тротуару можно было свернуть вправо. Но там лежал нетронутый свежий снег. Она перешла улицу и продолжила путь прямо. Сразу, перейдя улицу, на тротуаре увидела собачьи следы. Значит, он бежал прямо, никуда не сворачивая. Снег уже наполовину запорошил отпечатки лап, но Катя всё бежала, стараясь не потерять их из виду.
Она пересекла ещё одну улицу на следующем перекрёстке и с ужасом увидела, что на тротуаре — ни малейших признаков чьих-либо следов. Снег лежал перед ней, как чистый холст.
— Лик! Ко мне! Лик! Где ты! Прости меня! Пойдём домой, Лик!
Тишина. Где-то скрипнули тормоза, посигналила машина, и снова всё стихло.
Катя представила, что Лика могли увезти на машине, и ей стало плохо.
Она блуждала ещё минут тридцать. Не нашла ни единого собачьего следа. Почувствовала, что закоченели ноги, вернулась. Никаких новых следов у крыльца общежития не было.
Зарёванная, вошла в прихожую, и сразу же на пороге комнаты появился Сёмка:
— Мама, ты почему так долго? А где Лик? Ты его одного оставила на улице?
— Он убежал. Обиделся на меня и убежал. Зря я его ругала, — заплакала Катя. — Что я сейчас папе скажу? Он будет думать, что мне на два дня нельзя доверить собаку.
— Мама, не расстраивайся, — успокаивал её сын. — Лик вернётся.
— Где он будет ночевать в такой мороз? Что он будет есть? — горевала Катя.
Она накормила и уложила детей, машинально вымыла посуду, протёрла пол в кухне и прихожей. Дважды одевалась и выходила на крыльцо. Снегопад перерос уже в настоящую метель. Там, где ещё недавно были Катины следы, образовались волны сугробов. Лика и след простыл.
Игорь приехал в первом часу ночи.
— А собаку куда дели? — таким был первый вопрос с порога.
— Убежала твоя собака, — виновато ответила Катя.
Когда она рассказала мужу об исчезновении Лика и своих поисках, Игорь нахмурился, но не высказал упрёков:
— Ты не расстраивайся. Собака с характером. Остынет — явится.
Но ни на следующий день, ни через неделю Лик не появился. Вечерами, уложив детей, Игорь с Катей бродили по окрестным улицам в надежде, что Лик ходит где-то рядом, но не решается приблизиться к дому.
Прошло уже две недели с момента его исчезновения, когда соседка громко постучала в дверь:
— Катя!
Был полдень, муж на работе, а приезжая на обед, он обычно открывал двери своим ключом. Чужих Катя не ждала. Стук повторился.
Катя открыла дверь:
— Что такое? Не кричи, я Дашу укладываю.
— Я сейчас вашу собаку видела!
— Где? — спросила Катя и почувствовала, что сердце часто забилось.
— В центре. Я в гастроном ходила. Мне один мужик с рынка сказал, что эта собака там часто бывает. Подкармливают её, кто чем может.
— Боже, — прошептала Катя. — Я бы прямо сейчас туда побежала.
— С ума сошла — ребёнка морозить? Минус тридцать на улице, — округлила глаза соседка.
— Я Игорю скажу. Что-нибудь придумаем. Спасибо, что сообщила, — поблагодарила Катя. — Мы уже боялись, как бы его не увезли куда-нибудь.
Вечерний поход Игоря в район рынка ничего не дал. Ворота были закрыты, а на территории не было никого, кроме сторожа и его огромной лохматой дворняги.
Ещё несколько раз сообщали знакомые Кате, что видели Лика то в одном, то в другом месте. У Плетнёвых создалось впечатление, что он кружит по всему посёлку и намеренно обходит общежитие.
Прошло ещё две недели. Наступил февраль. Днём уже теплело, снег подтаивал и вечером, схваченный морозцем, превращался в хрусткий наст. Прямо под окнами комнаты Плетнёвых была протоптана дорожка к калитке детского сада. Поэтому Катя уже привыкла к звукам шагов за окнами, но однажды поздно вечером услышала, как кто-то носится по схваченному морозом подтаявшему снегу туда-сюда. Игорь был в отъезде, дети уже спали. Стало жутковато. Катя выключила свет и с замирающим сердцем приблизилась к окну, постояла несколько минут. На улице — тишь. Катя всматривалась, пытаясь понять, кто мог производить такой странный топот по насту. Луна светила тускло, но и в этом приглушённом свете Катя заметила вдруг живое тёмное пятно, которое промелькнуло под окнами.
Катя в первое мгновение отпрянула от окна, но почти сразу поняла: это был Лик. Некому больше бегать под их окнами морозной ночью.
Игорь приехал через сутки, и Катя ему всё рассказала.
— Вот увидишь, он скоро даст о себе знать, — улыбнулся Игорь. — Увидит, что машина под окнами, и явится. Настрадался небось.
Так и вышло. Следующим вечером, когда дети спали, а Катя с Игорем пили чай на кухне, под окнами послышался звук шагов. Плетнёвы переглянулись. Всё стихло. Через несколько минут опять кто-то забегал по насту и негромко заскулил.
Игорь не был до конца уверен, что это именно Лик, но ноги сами понесли его на улицу. Он подскочил, накинул куртку, в комнатных шлёпанцах выбежал на крыльцо и позвал:
— Лик, ко мне!
Крикнул, а сам на секунду усомнился, что сейчас увидит свою собаку. Но ещё мгновение — и из-за угла дома, оттуда, куда выходили их окна и где стояла «Нива», появилась тёмная фигура Лика. С радостным лаем он подбежал к Игорю, едва не сбив его с ног, встал на задние лапы и стал лизать лицо хозяина, всем своим видом показывая, как он счастлив.
Всё пошло по-прежнему. Вечерами Сёмка возился с Ликом, и тот, растянувшись в комнате на ковре, позволял делать с собой всё что угодно: причёсывать расчёской, сидеть верхом, понарошку бинтовать «больную» лапу. Он подчинялся командам, ходил по комнате рядом, приносил мячик по команде «апорт». Вот только теперь ни Катя, ни Игорь во время прогулок никогда не отстёгивали поводок.
Днём уже пригревало солнце, и при взгляде на снег слепило глаза. Февраль лил прощальные слёзы, и к ночи они застывали на кромках шиферных крыш огромными остроконечными сосульками. Иногда они с грохотом обрушивались в сугроб. От этого звука Лик подскакивал со своего коврика и, поставив лапы на подоконник, смотрел на улицу.
— Молодец! Хорошая собака! Чуткая собака! — говорила Катя, поглаживая Лика по голове. — Ещё бы команду «рядом» усвоила эта собака — и цены бы ей не было...
***
В начале марта Катя решила сходить в парикмахерскую — перед самым 8 марта туда не пробьёшься. Предварительной записи в единственной поселковой парикмахерской не было, только живая очередь. Катя планировала выйти из дома в шесть вечера, как только вернётся с работы муж. Но, пока всё показала и рассказала: чем кормить детей, во что переодевать Дашу, где ужин для самого Игоря, — прошло ещё минут десять.
В парикмахерскую Катя пришла за полтора часа до закрытия и была пятой в очереди, но всё успела и вышла оттуда с новой стрижкой каре и прекрасным настроением.
Было темно, но первые два квартала по пути к общежитию хорошо освещались фонарями. А вот когда Катя дошла до здания вневедомственной охраны, где обычно она срезала путь по проулку, ведущему к котельной, сердце ёкнуло и учащённо забилось. «Ничего страшного, — успокаивала она себя. — Сколько тут идти-то? Всего ничего. На здании котельной висел фонарь, и проулок был хоть как-то освещён. Главное — проскочить второй отрезок пути — от котельной до общежития». Катя оглянулась по сторонам — никого. Она успешно преодолела первую часть пути, у котельной свернула направо и быстро пошла по узкой улочке вдоль ограды детского сада. Вон уже общежитие, везде святятся окна. Она почти дома.
На середине улочки, когда до общежития оставалось метров сто, Катя услышала сзади шаги. Сначала она подумала, что ошиблась, приняв за чужие шаги звук своих собственных, и за ней никто не идёт. Приостановилась на мгновение, перевела дух и поняла: не ошиблась. Кто-то шёл следом и, когда Катя остановилась, этот человек тоже остановился, но не сразу — Катя успела услышать хруст наста под его ногами.
Катя испугалась. Что делать? Больше всего ей хотелось остановиться, пропустить этого прохожего, чтобы не маячил за спиной. А если он её преследует? Ведь это наверняка так и есть, иначе зачем он остановился, когда она остановилась? Тогда надо поторопиться. Не оглядываясь, Катя пошла быстрее и уже мелькнула у неё мысль, а не перейти ли на бег, как наст захрустел совсем рядом и кто-то холодными ладонями без перчаток закрыл ей глаза. Это было до того похоже на шутку, что Катя сначала даже испугаться не успела. Решив, что это её одноклассник, живущий неподалёку, идёт в гости к Игорю, Катя спросила:
— Пашка, ты что ли?
Голос за её спиной ответил, не разжимая губ:
— Угу.
— Ну, отпускай давай. Пошутил, и будет. Я тебя узнала.
«Шутник» опять буркнул нечто нечленораздельное, но рук не убрал, а наоборот, пальцами с силой надавил ей на глаза и одновременно стал закрывать ей рот.
Катя оторопела настолько, что даже крикнуть не смогла. Она попыталась вырваться — не тут-то было. Руки сильно воняли табаком, Катя поморщилась и снова дёрнулась, стараясь освободиться.
Тут до неё дошло, что если бы это был грабитель, то он бы давно вырвал сумку, а возможно, и дублёнку бы снял с неё и убежал. А если это насильник? Место пустое, тёмное. Тут до утра может ни один прохожий не пройти. Кате представилась картинка: она лежит в гробу — красивенная, с новой причёской.
Ну уж нет. Она вспомнила вдруг картинки из японского журнала, на которых были показаны приёмы, как девушке защититься от нападения. Одну она ярко представила — ту, где захват осуществлялся сзади. И она стала бить каблуком сапога по ступням нападавшего — по носкам его обуви, стараясь попасть выше, где находится подъём. Нападавший взвыл, отдёрнул ногу и на несколько секунд ослабил руку. Этого времени Кате хватило, чтобы крикнуть: «Игорь!»
Она, конечно, понимала, что муж её не услышит. До общежития ещё далековато, двойные рамы плохо пропускают звук, да и их так называемая квартира находится не близко, а с дальнего конца здания. Но всё-таки она крикнула имя Игоря. Не «Спасите!», не «Помогите!»...
Нападавший крепко закрыл ей рот руками и потащил в сторону, где была тыльная сторона чьего-то двора и росли деревья. Катя сопротивлялась, не шла, и он тащил её, как куль с мукой, насколько мог тащить в этом положении с руками на её лице.
«Боится, что закричу, а кляпа у него нет, — подумала Катя. — Поэтому и руки не убирает».
Вдруг ей показалось или действительно где-то захрустел наст. Нет, не показалось, потому что в следующий момент Катя услышала голос Игоря:
— Фас!
Господи... Неужели... Катя услышала собачье рычание и почувствовала толчок. Нападавший вскрикнул, руки его разжались, и Катя, не удержав равновесия, упала в сугроб. Никого рядом с ней не было. В тусклом свете фонаря у котельной, она увидела два силуэта: убегающего человека и Лика, который с лаем его преследовал. Со стороны общежития к ней бежал муж.
— Как ты? Он тебя ограбил? Испугал? Изнасиловал? Что он сделал?
— Не успел, — тяжело дыша, ответила Катя. — Испугал только. Ты Лика позови. Мало ли что. Может, у него нож.
Лик уже настиг убегавшего, мёртвой хваткой вцепился в руку и, судя по всему, не собирался отпускать.
— Лик, фу! Фу! Ко мне иди! — громко позвал Игорь. И когда Лик, недовольно рыча, вернулся, Игорь сказал: — А вообще морду этому козлу набить бы не мешало.
Лик подбежал к Кате и лизнул ей руку.
Всё это произошло так быстро, что позже Катя, пытаясь вспомнить последовательность событий, никак не могла их выстроить в стройную цепочку.
А вспомнить пришлось. Спустя месяцев пять, летом, когда в общежитие пришёл участковый, который рассказал, что на ближайших улицах регулярно происходят нападения на женщин, и не далее как сегодня утром в дубках через дорогу от общежития была изнасилована женщина. В пять утра. Она повар, шла на работу.
Участковый расположился во дворе, где рядом с песочницей стоял стол и две скамейки. Он опрашивал всех жильцов общежития и, когда дошла очередь до Кати, сказал:
— Выходит, повезло вам.
— Повезло, что у них такой пёс, — сказала соседка.
— И что муж вывел в это время его гулять, — добавила Катя. — Вообще он хотел пойти его выгуливать, когда я вернусь из парикмахерской. Но Лик как будто почувствовал неладное: он начал так скулить и бросаться на дверь, что Игорь оделся и выскочил с ним на улицу.
— Защитник, — сказал участковый, складывая бумаги в папку и уважительно поглядывая на Лика. — Хорошо, когда такая собака рядом.
— Да, он теперь всегда с нами рядом, — улыбнулась Катя.
Автор: Елена Здорик
