Больше года я хожу стричься в одну и ту же парикмахерскую. Скажу точнее – к одному и тому же парикмахеру. До него, по большому счету, мне было все равно — где марафет наводить, стригся где придется. А тут как-то срослось. Ведь бывает, что человек по душе, приятный. Хотя, парень еще молодой, но талант цирюльника у него от Бога. И не только.
Он очень любит поговорить. Ну да, а чем еще заниматься сидя в кресле перед зеркалом. Себя разглядывать не очень-то уже и хочется – известно все. Поэтому, если самому языком «чесать» не охота – остается слушать.
Понравился мне этот парикмахер буквально через минуту после того, как я в кресло приземлился. Слова его, без вступления, по душе пришлись.
— Для меня, — говорит, — верхом похвалы считается, если клиент заснет во время стрижки…
— Как так? – не сразу понял я.
— Значит, все правильно делаю, значит – нравится, если человек расслабляется и дремать начинает. А потом глаза откроет, а тут – счастье в виде помолодевшего и похорошевшего отражения…
Прав он, конечно. При этом речь парикмахера, его рассказы всегда ненавязчивыми были, ответов не требовали. Да и позитивный он какой-то, улыбчивый.
Сегодня, присаживаясь в парикмахерское кресло, я сразу понял, что что-то не так, случилось что-то.
— Чего, — спрашиваю, — нос повесил?
Молчит… И тут в его глазах слезы увидел.
— Беда какая?
— И да, и нет, — ответил, комок в горле проглотив. – Хотя, да – беда. Но не моя…
И рассказал мне парикмахер историю другого, постороннего человека. Историю, которую теперь своей считает.
…Я же со многими здесь подружился, некоторых даже по именам знаю. А еще ко мне стали семьями ходить, — с родными своими знакомят, руку жмут. И детей приводят. На душе приятно от этого – как бы членом этих семей становлюсь. Я же детдомовский. Там вот и стричь научился. С пяти лет считай, как мать от рака умерла, с ножницами в руках живу. Мне от неё больше ничего не осталось – набор парикмахера только.
Отца не помню вовсе, еще до моего рождения нас бросил. Нет, я на жизнь не жалуюсь! От государства квартирку дали, училище профессиональное закончил, сейчас вот с девушкой подружился. Семью очень хочу – крепкую и навсегда. Женюсь, может… А пока моя семья — каждый из вас, кто улыбнется мне. И спасибо скажет. Это же настоящее счастье, когда кто-то ко мне приходит и своей жизнью делится.
Вот и дедушка один ко мне приходит, часто, почти каждую неделю. Ему и стричься-то не надо – посидит в кресле, поговорит со мной, так, кое-где подравнять попросит и уходит довольный, улыбающийся. Только через месяц узнал, что у него, как и у меня, нет никого — жена умерла несколько лет назад, а сын с семьей в другом городе живет, не приезжает почти – последний раз в прошлом году был. Проездом.
В общем, подружились мы. Но не сразу. Честно говоря, я к нему в первые его посещения парикмахерской как-то без симпатии отнесся что ли: какой-то он привереда – то это не так, то здесь вот не ровно. Потом понял, что он уходить просто не хочет, время свое так проводит. В общении этом своеобразном. Поэтому стричь его стал медленно, не торопясь, чтобы наговориться успел.
И всю его жизнь узнал! Он и на целине был, и служил на Дальнем Востоке. Медведей даже видел! Рассказывал, как в тайге две недели один жил, зверей понимать научился. В общем, дедушку этого я как родного теперь воспринимаю. У меня же своего не было никогда…
Сегодня вот утром приходил. В костюме, нарядный – я его таким не видел никогда. Ну, думаю, наверное, сын с семьей приезжает. Спрашиваю – по какому случаю «при параде»? Улыбается, мол, потом скажу. Полчаса болтали ни о чем – о сирени пушистой как никогда, весне жаркой, пухе тополином…
Потом, перед тем, как уйти, говорит:
— Последний раз я к тебе приходил, сынок…
А у меня от этого его слова сердце сжалось в комочек и к горлу поднялось. Как ответить — не знаю. Слезы почему-то навернулись.
— Еще полгода назад врачи «приговорили». Окончательно, без права на помилование...
Оказалось, что у него неоперабельная опухоль мозга – по словам врачей умереть еще месяц назад должен был…
Ну как же так! Несправедливо ведь, не честно терять людей, которые стали такими дорогими. Которые родными стали.
Вчера ему сказали, что теперь в любую секунду уйдет. Он и ко мне приходил от того, что ему легче становилось что ли, боль успокаивалась. Если бы я мог этими своими руками что-то исправить, вылечить, я бы весь день его стриг!
Последние слова до сих пор слышу:
— Теперь меня жена красивым и помолодевшим встретит…
…Вот такой рассказ парикмахера в этот раз получился. Со слезами. Он проводил меня до выхода и, вытирая ладонью глаза, сказал:
— Вы уж, пожалуйста, возвращайтесь, ждать буду…
И пристроился на табуретке у окна парикмахерской. Может, вслед мне смотреть. Или дедушку своего ждать…
Автор: Игорь Галилеев
