По сценарию

Манька была шалавой. Об этом знал весь подъезд. Да какой там подъезд — весь дом знал, что Манька — шалава. Это звание ей досталось с «легкой руки» бабы Зины, к которой Маня каждый день заходила посмотреть сериальчик.

Любовь к сериалам у нее осталась еще с прошлой, беззаботной, уже почти забытой, жизни. Мане иногда казалось, что той спокойной и безмятежной жизни и не было вовсе. Так, привидилось, приснилось, навеялось. Да и ладно. Что уж теперь.

Каждый вечер Маня ждала, когда баба Зина пустит ее в свою однокомнатную квартирку на первом этаже, старалась быстро проскочить по свежевымытым полам, смиренно выслушивала вечное: «Ишь, грязюки наташшила, шалава. Что, зенки тарашишь, у, бесстыжая!»

Устраивала поудобнее большой живот и замирала перед телевизором.

У Мани даже были свои предпочтения. Под детективы и исторические фильмы она дремала, из вежливости периодически реагируя на комментарии хозяйки. У бабы Зины на каждую ситуацию была своя точка зрения и аргументация. А вот мелодрамы Маня смотрела с удовольствием, дипломатично пропуская мимо ушей: «Все из-за таких вот шалав. Честным людям жизни нет. Только и умеет, что задом крутить, прям, как ты» или более крепких выражений на ту же тематику.

Ей так хотелось верить в эти светлые, добрые истории. Ведь не просто так их снимают! Ведь бывает же такое и в настоящей жизни! Ведь бывает же? Только вот с кем? Явно, что не с ней, Маней. Что с нее взять? Шалава и шалава. Маня вздыхала, но каждый раз с восторгом и интересом погружалась в сериальный мир.

— Пошли, покормлю хоть, — ворчала баба Зина после каждого просмотра. — Голодная ж. Вона, одни глазюки и брюхо остались. Запомни, приволочешь мне своих байстрючат — утоплю вместе с ними! Мне тут лишние рты ни к чему. Самой еле пенсии хватает. Усекла?

Маня молча и аккуратно ела, и тихонько уходила.

— Че смотрела, — следующим утром интересовался Шурик.

Маня с Шуриком дружила. Он жил несколькими этажами выше бабы Зины и никогда Маню не обижал.

Они сидели на лавочке возле детской плошадки и Маня подробно пересказывала увиденное. Шурик слушал внимательно, лишь иногда ехидно прищуривался. Но молчал. За это Маня была ему благодарна. Рассказывая, она могла еще раз пережить те прекрасные эмоции. И только Шурику Маня могла признаться, что больше всего она любит новогодние фильмы. Там было больше всего чуда. Нет, не так — Чуда! С большой буквы.

— Дура ты, Манька, — философски резюмировал Шурик. — Где ты и где чудо. Что чудесного у тебя случилось, хоть ты и веришь? Только наоборот все.

— Дура, — покладисто соглашалась Маня. — Но ведь красиво же! И волшебно.

— Да все типично, одинаково, — кривился Шурик. — Смотри, она или блондинка или кудрявая шатенка. Если их сразу две, то одна — обязательно стерва.

Дальше: она или совсем одинокая или несчастлива с кем-то. С ним — аналогично, эдакий добрый/умный/понимающий, но ему не везет. Чаще всего — с бабами. Периодически в этот паштет подмешивают детей. Отец-одиночка вызывает больше эмоций. Вот они живут, живут и все их устраивает. Точнее, не устраивает, но они ничего не делают для того, чтобы исправить ситуацию. А потом появляется, — тут Шурик задумался, — да кто угодно. Случайный прохожий, дед Мороз или ангел. Вот ангелов почему-то больше всего любят. Наверное, врожденная любовь к шаре сказывается. И все, жди хеппи энда. Сначала все немного страдают, а потом красивая музыка, кружат снежинки и жили они долго и счастливо...

— Ты циник, Шурик, — возражала Маня. — А как же переосмысление жизни, решимость для принятия решения?

— Циник, иначе никак, — соглашался Шурик. — А решения... Вся жизнь состоит из принятия решений. Только на новогодних решениях успешно спекулируют.

— Ничего ты, Шурик, не понимаешь, — вздыхала Маня.

Шурик фыркал и отворачивался.

Ближе к вечеру история повторялась: баба Зина, телевизор и ускользающие сказочные мгновения.

В этот раз что-то пошло не так. Это был не первый окот. Первые ее котята погибли. Именно тогда Маня и оказалась на улице. Правда, на тот момент она еще была не Маня, а Маркиза. Уснула Маркизой, а проснулась Манькой-шалавой в незнакомом районе с мертвыми котятами под боком. Потом были еще котята. Парочку загрызли коты, остальных сердобольные жильцы худо-бедно попристраивали. Хотели и Маню пристроить или хотя бы стерилизовать, но Маня каждый раз сбегала.

Когда Маня поняла, что пришло время и нужно искать помощь, она выбралась из подвала и из последних сил поползла к дверям подъезда. Она точно помнила, что к бабе Зине нельзя. Ни в коем случае нельзя. Боль становилась все сильнее, кошке казалось, что ее разрывает на части. Вскарабкаться на лавочку не получилось. Маня упала на бок и жалобно замяукала.

— Чапа, фу! Чапа, нельзя! — звонко закричала женщина, пытаясь оттащить любопытную таксу от кошки.

— Ты чего горлопанишь? — через окошко закричала баба Зина. — Людям отдыхать не даешь!

— Тут кошка рожает! Ей помочь нужно! Вы не знаете, чья это кошечка?

Маня зажмурилась.

— Знаю! Это ж Шурикова кошка! Он аккурат надо мной живет, но на четвертом этаже. Поди, выгнал животинку сердешную. Вы они, мужики, одинаковые.

— Да как он!.. Да он!.. — задохнулась женщина.

— Да ты заходи, дочка, заходи. Я открою. 47 квартира у них. Дома должон быть.

— Я ему, покажу! Я его засужу! Садист! — скрежетала зубами женщина, укутывая Маню в шарф. — Чапа, пошли!

Она фурией влетела в подъезд.

— Вы Шурик? Как вы смеете? Как вы можете? Беззащитное животное на улицу! Это преступление! Я на вас в суд подам за жестокое обращение! — кричала женщина. Чапа активно поддерживала хозяйку.

Открывший дверь мужчина от такого напора оторопел и отступил в квартиру. Это было стратегической ошибкой.
Гости ворвались за ним.

— Беззащитную беременную же... кошку на мороз! На холод! Вы... — женщина на секунду замолчала, подбирая слово.

— Я не Шурик! — наконец смог ответить мужчина. — Я не Шурик, я — Влад.

— А Шурик где?

— Шурик дома. Но он не выйдет. Он не любит незнакомых, к тому же таких шумных.

— Раз вы живете вместе, значит, вы тоже несете ответственность за это несчастное животное! — категорически заявила гостья.

— Мы живем вместе, но никакой ответственности я не несу!

— Это почему же?

— Потому что Шурик — это мой кот!

— Ага! Кот! Ваш! А она сейчас рожает! От! Вашего! Шурика!

— Нет! Он не мог!

— Все вы так говорите! Подлец!

— Истеричка! Черт, — прорычал Влад, глядя на тяжело дышащую Маню. Одной рукой схватил куртку, второй ловко вытолкнул гостью с кошкой на руках за дверь.

— Что вы... — начала опять женшина.

— Поехали. Быстро. К ветеринару.

— А Чапа? — всполошилась женщина уже в машине.

— Если будет хорошо себя вести, останется цела.

— Хам!

— Неврастеничка!

Маня только подрагивала и тяжело дышала.

— Чья кошка? Как записать? — ассистент вопросительно смотрела на всклокоченных клиентов.

— Моя! — оба ответили одновременно.

— Неуравновешенным особам нельзя доверять животное. Вы только что оставили собаку в незнакомой квартире. Вы безответственная!

— От такого слышу! У вас даже кот безответственный!

Это было последнее, что услышала Маня, перед тем, как уснуть.

Квартиру, конечно, пришлось менять. Все-таки сложно двум взрослым, младенцу, двум котам и собаке в однокомнатной. Перед этим честное имя Шурика было восстановлено. Дело в том, что кот был кастрирован. Он долго обижался, но в конце — концов простил новообретенную хозяйку.

Во всей этой суматохе с котятами, свадьбой, потом с переездом, родами, очередным переездом никто и не заметил, что баба Зина исчезла.

Пропала, как будто и не было ее вовсе. Точнее, люди не заметили. А Маня с Шуриком никому ничего не сказали. Зачем? Ведь, судя по всему, все прошло правильно. По сценарию...

Автор: Юлия Кожемяченко